Наталья Игнатова - Смена климата

Как-то дофига глупо. Потому что, если подумать…

— Не умеешь, — сказал Ясаки.

И был прав.

Даже за близких Заноза никогда не боялся. До смерти не было повода. После — не осталось близких. Сам всех убил.

— Твой ратун избавила тебя от страха. Это хорошо, — тон Ясаки, вопреки словам, был явно неодобрительным, — но сначала она должна была научить тебя бояться. А она не научила. Это плохо. Что такое собственный страх ты уже никогда не узнаешь, остается лишь познать чужой. Понять его ты не сможешь, но сможешь запомнить и воссоздать, когда понадобится. Если постараешься.

Пустующий склад, в котором они расположились, постепенно превращался в декорации к фильму ужасов в стилистике Боксерского восстания. Не важно, что фильмы ужасов в те времена не снимали, у Джейкоба было все хорошо с фантазией, а у Занозы — с умением объяснять, какие именно эмоции должны быть с помощью этой фантазии донесены до клиента.

Обычная гостиная обычного английского дома, с неброскими, заметными лишь под правильным углом вкраплениями китайского… кошмара.

— Для того, кто не умеет бояться, ты хорошо справляешься, — констатировал Ясаки.

— Знаю правила.

— У нашего бакричо мозги вывихнуты, — рассеянно заметил поглощенный творческим процессом Джейкоб, — он пальцем наугад тычет: здесь вот в эту сторону шкаф перекоси, здесь закорючку нарисуй, на том портрете вот этакую рожу сделай… узкоглазую, — он с любопытством покосился на Ясаки, но вряд ли, конечно, рассчитывал увидеть хоть какую-нибудь реакцию. — Как скунс. Хвостом машет, все пугаются, а он даже не понимает, что делает. Знает только, что надо хвостом махать.

— А ты понимаешь, зачем искажать пропорции?

— Я понимаю, зачем искажать все. Зачем искажать то, что происходит в твоей голове, в его голове, — Джейкоб кивнул на Занозу, — в головах у всех вас. Вы видите то, что хотите, только до тех пор, пока я не захочу, чтобы вы видели что-нибудь другое. Так о чем ты спрашиваешь, годжо? Я тут единственный, кто, вообще, хоть что-то понимает.

В рамках своих представлений о реальности, Джейкоб уж точно понимал все. И хотя понимание это сводилось к знанию о том, что ничего нет, кроме того, чему он позволяет быть, да и того тоже нет, в «цыганской магии» Джейкоб был лучшим. С магией ведь та же фигня, что с вампирами. То, чего нет, но что любой может увидеть. И почувствовать. А при неосторожном обращении магия смертельна. Даже для неуязвимых венаторов, сожравших киноварную пилюлю бессмертия.

Самым сложным было отнюдь не оформление интерьера. Джейкоб верно заметил, что Заноза всего лишь действует по правилам — выучив однажды, на какие кнопки нужно нажать, чтоб вызвать те или иные эмоции, нажимает на них, и получает требуемый результат. Джейкоб ошибался, утверждая, что Заноза не понимает, как работает механизм, который задействует нажатие кнопок. Но этот механизм они видели настолько по-разному, что никогда бы не сошлись во мнениях относительно его устройства. Тут и спорить не о чем.

Самым сложным было правильно создать мисс Су-Лин. Не скопировать ее-настоящую и не слепить образ, основываясь лишь на том, какой представлял ее патологически влюбленный Сондерс, а сочетать оба подхода. Сделать живую девушку, реальную, отличающуюся от той, что была нарисована воображением Сондерса, но отвечающую его неосознанному пониманию того, какова мисс Су-Лин на самом деле.

Сондерс ведь, хоть и сумасшедший, а отдает себе отчет в том, что его фантазии имеют с реальностью мало общего. Он очень хотел спасти мисс Су-Лин, защитить от Эмрила, защитить от венаторов, использовавших ее для того, чтобы заманить Эмрила в ловушку. Ради ее спасения он пошел против «Мюррей», готов был заключить сделку с вампирами вопреки присяге, чести, совести и собственным представлениям о правильном и неправильном. Он думал, что если спасет ее, то сможет развить успех.

Но никогда в это не верил.

Здравомыслящий парень, что тут скажешь. Просто больной на всю башку.

— Ты знаешь, где Сондерс? — спросил Ясаки.

Заноза покачал головой. Где-то. Близко. Он не знал, просто чувствовал, что Сондерс скоро придет. Примчится. Жертва стремится на зов, выбирая оптимальный маршрут и максимальную скорость, и ничего плохого не случается с ней в пути. Как будто срабатывает какой-то инстинкт, шестое чувство или что-то в этом роде, дремлющее до поры и пробуждающееся только когда раздается призыв вампира.

— Как ты это делаешь? — вот теперь японец проявил настоящий интерес, не исследовательский, а нормальное любопытство. — Я слышал об этом дайне, но не встречал вампиров, владеющих им.

Все слышали о вампирах, умеющих призывать жертву на любом расстоянии, о вампирах, боящихся запаха чеснока, вампирах с аллергией на серебро, не отражающихся в зеркалах, не способных переступить порог жилого дома, пересчитывающих все одинаковые предметы, попавшиеся им на глаза. Но никто таких вампиров не встречал.

Ясаки повезло.

Или, по крайней мере, Ясаки больше не считает эту встречу неприятностью.

— Я хочу его увидеть, — объяснил Заноза, — а он меня любит.

Понятно же, что тот, кто любит, ухватится за любую возможность увидеться.

— Но откуда он знает, чего ты хочешь?

— Думает обо мне. Все время. И когда я тоже думаю о нем, я настраиваюсь на нужную волну.

Ясаки коротко улыбнулся.

— Тийрмастер знает, что ты умеешь такое?

— Еще нет.

Теперь об этом узнал Джейкоб, узнал Ясаки, скоро узнает комес, а там и Рейвен. Но терять уже нечего, так что и скрывать дайны нет смысла.

— У Занозы не настолько старая кровь, чтобы Рейвен волновался по его поводу, — Джейкоб плевать хотел на титулы и должности, он всех называл по именам, и мастеров тийров, и бродяг, обитающих в «Трубе», — он и тебя не призовет, если что. И меня не сможет, — цыган оглядел их двоих с интересом, в котором проглянуло что-то гастрономическое. — Досадно, — добавил, обращаясь, скорее, к себе, чем к Ясаки или Занозе, — что нет никакого смысла забирать младшую кровь.

— Мне вот ни капельки, — фыркнул Заноза. — Сондерс уже здесь.

Звук приближающейся машины он услышал давно, а сейчас за воротами взвизгнули скользящие по мокрому бетону шины.

— Па-ачтеннейшая публика, — Джейкоб ухмыльнулся и попытался пригладить буйную, черную гриву, — приготовьтесь к представлению!

Почувствовать чужой страх, запомнить и воссоздать, если понадобится.

Сондерс не видел унылого параллелепипеда склада, не видел подъемных ворот, залитой бетоном разгрузочной площадки. Он проехал через черный осенний сад к угрюмому особняку, в равной степени достойному оказаться и приютом для душевнобольных в готическом фильме, и ареной битвы с зомби в задорном ужастике.