Наталья Игнатова - Смена климата

Заноза все еще не представлял с какой стороны к нему подступиться. Кто предупрежден, тот вооружен, и мистер Намик-Карасар, вняв предупреждениям вооружился так, что ни наскоком, ни осадой не взять.

Ладно, всему свое время. С Турком не нужно было делать ничего, кроме попыток вывести из себя. И с Турком предстояло сотрудничать. Он, что характерно, был не против. Это тоже… напрягало. Потому что должно было быть наоборот. В смысле, Турок должен был категорически возражать против дальнейшего взаимодействия, и Турок должен был напрягаться при появлении Занозы в поле зрения или при упоминании его имени в зоне слышимости.

А он, не приложив ни малейших усилий, сделал так, что Заноза дергался, когда думал о нем.

Это тоже было неправильно.

Но, шайзе, это тоже было интересно.

Хасан Намик-Карасар действительно получил афат в начале тридцатых. Молодой вампир, ничего интересного, за одним исключением — афат ему дал Посредник. Посредниками называли мертвецов, помогающих фейри контактировать с людьми и, вообще, с тварным миром, и один из них выбрал для афата турецкого офицера. Это само по себе было странным. Заноза о Посредниках знал немногое, а то, что знал, рассказывали, в основном, цыгане, взгляды которых на реальность расходились с реальностью полностью. И все же о том, что Посредниками всегда становились люди не склонные к агрессии ни в какой форме и ни при каких обстоятельствах было правилом без исключений. То есть, считалось правилом.

Выбирать най Посредникам было особо не из кого. Не миролюбием обусловливался выбор, а способностью видеть и слышать фей. Но, тем не менее, быть такого не могло, чтобы афат от кого-то из них получил офицер действующей армии с боевыми наградами, герой Кавказа, участвовавший в боевых действиях аж с пятнадцати лет.

Да, мать его, Заноза видел Турка. Мирные переговоры в его представлении сводятся к отрубанию голов несогласным, это ясно с одного взгляда.

И что? Мало того, что этот тип шестнадцать лет был Посредником, так в сорок шестом году фейри наделили его «правом осуществлять правосудие». То есть, казнить фейри же, исходя из его представлений о справедливости. За миротворческую деятельность, не иначе. Включавшую в себя уничтожение (называя вещи своими именами — съедение) пятнадцати старых, амбициозных и охрененно сильных мертвяков-нацистов. Чем именно были сильны эти съеденные, никто толком не знал — с тридцать пятого по сорок пятый годы их дайны подвергались модификациям, отчетности по которым не сохранилось — но и в том, что Турок получил эти модифицированные дайны, тоже никто не сомневался.

А иначе и быть не могло. Если уж вампир съедал вампира, то съедал целиком. Включая душу. Что уж там говорить о дайнах и крови?

Эти дайны, эти неведомые возможности в первую очередь и интересовали тийрмастеров, комесов, просто влиятельных мертвецов, выходивших на контакт с Намик-Карасаром, предлагавших ему контракты, просивших его о помощи. Все правильно. Занозе тоже стоило бы заинтересоваться именно этим. А он думал над примечанием к общему списку. О том, что сам Турок не контактировал с духами, для этого у него был специально обученный Слуга. Еще Заноза думал над тем, что Турок много чего не делает сам. Не умеет. Не хочет учиться. Не считает необходимым. Для всего у него есть Слуги. Три десятка. Тридцать живых, которым необходимо регулярно кормиться кровью мертвого.

Какой вампир будет держать при себе столько Слуг? Какой вампир будет тратить столько крови на сохранение и поддержание чужих жизней?

Вампир, который знает, что его Слуги — особенные, и стоят крови, сколько бы ее ни потребовалось.

Отряд Турка был по большей части сформирован в те годы, когда тот искал свои пятнадцать жертв.

Искал, находил и съедал.

И Слуг своих он собрал там же, где находил тех неприятно сильных мертвяков.

Он давал свою кровь людям, спасенным от вампиров, ставивших непонятные эксперименты и над самими собой, и над смертными, попавшими к ним в руки. А эти вампиры-экспериментаторы выбирали смертных не просто так. Они выбирали тех, кто каким-то образом сможет изменить, усилить, улучшить дайны. Кого-то с особенной кровью? Вряд ли. Вампир не способен признать человеческую кровь особенной. Кого-то с особенными способностями? Это ближе к правде. Так из кого, получается, состоит команда Намик-Карасара?

«— Что в тебе особенного?

— Люди?»

Он сказал правду. Снова. Он все время дает понять, что отличается от других мертвецов, и его отличие — в его Слугах. Так оно и есть.

Правда, это не означает, что от самого Турка не стоит ожидать сюрпризов.

То, что Джейкобу удалось выяснить о Хасане Намик-Карасаре, не было такой уж тайной. Раньше Заноза полагал, что тийрмастер знает, кому доверить непростую боевую задачу, теперь он думал, что тийрмастер знал, кого в первую очередь хочет заполучить в свое распоряжение, благодаря сотрудничеству с венаторами. В любом случае, получалось, что Турок — ценный специалист и ценная добыча, и известно об этом было не только Рейвену, но и другим власть имущим. А что знают многие, то могут узнать и остальные. Вот, Джейкоб узнал. Теперь знает Заноза.

И, честно сказать, не считай он неприемлемым любое недобровольное сотрудничество, он бы понял желание тийрмастера заполучить Турка любой ценой. Он бы и от Ясаки не отказался, факт, но Турок мог дать японцу фору.

Самое время самодовольно вспомнить пророчество Лайзы о том, что они оба, и Турок, и Ясаки, будут принадлежать ему. Причем без всякого принуждения.

Да, Лайза сформулировала это иначе, но Заноза знал себя. И свои возможности. И то, что возможности эти полсотни лет не использовались, ничего не меняло.

А еще — самое время вспомнить пророчество Лайзы и понять, что у него просто нет выбора. Ясаки уже все решил, Турок — решит, а ему остается только принять как факт, что двум непонятным тварям что-то будет от него нужно. И попытаться понять этих тварей, пока не стало слишком поздно.

— Когда ты чувствуешь чужой страх, ты понимаешь, что это? — Ясаки смотрел без выражения и спрашивал не из любопытства, интерес его был интересом врача, ставящего диагноз.

— Я умею бояться, — буркнул Заноза.

Ясаки кивнул. Как будто сделал пометку «безнадежно тупой» где-то в соответствующей графе истории болезни.

Это и правда было как-то глупо. Утверждать, что умеешь бояться, когда привык всем и каждому доказывать, что не знаешь страха.

Как-то дофига глупо. Потому что, если подумать…

— Не умеешь, — сказал Ясаки.