Алексей Курганов - Бродяга

Никаких изменений. Пятно прекратило расти. Может, это КОНЕЦ? Может, ему все только показалось? Может, он сам случайно пролил чернила на фотографию?

Славка ухватился за эту мысль, как за спасательный круг. Спасательный круг в водах безумия. Теперь вся надежда только на течение, которое должно вынести на берег. Надо не сопротивляться течению, то есть обычному порядку вещей. Надо отвлечься и делать все так, как-будто ничего не произошло.

Славка положил оба снимка обратно в ящик, переоделся, поел и стал готовить уроки. Но даже делая уроки, он ни на секунду не забывал о Пятне. И когда мама с папой ушли в кино на восьмичасовой сеанс, оставив на Славку недотопившуюся печь, он не выдержал и опять достал фотографию. Когда он увидел Пятно, матовый листок фотобумаги задрожал у него в руках.

Пятно ожило. Оно вытянулось фиолетовым языком, приблизившись к следующему окошку. Окошку, где улыбался он, Славка. Еще немного — и оно лизнет Славкино ухо… щеку. А потом, быть может, обрушится потолок, и Славку найдут под могучими балками с размозженной головой; рядышком будет лежать фотография, на которой какой-то растяпа посадил огромную кляксу, видишь, она закрыла два окошка… два? или уже три?

И тут Славка почувствовал, как кто-то прикоснулся к его уху. Правому. Он замер. Кто-то очень маленький и очень шустрый, спускается к щеке. Во рту пересохло. Из глотки вырвался странный всхрип, и Славка с силой ударил себя по уху.

В ухе неприятно зазвенело, но КТО-ТО пропал. Наверно, жучок какой-нибудь, упал с потолка. Славка облегченно перевел дыхание. Потом дотронулся пальцем до Пятна. Оно было чуть теплое… теплее, чем остальная поверхность фотографии. И едва ощутимо пульсировало. КОНЕЧНО, ВЕДЬ ОНО ЖИВОЕ. Оно собирается с силами, чтобы…

— Нет, — прошептал Славка. — Нет…

И в то же мгновение увидел, как край Пятна еще на миллиметр подполз к его портрету. Чуть заметное движение, точно минутная стрелка на циферблате.

Славка испугался так, как никогда не пугался в своей короткой жизни, и отшвырнул фотографию. Кувыркаясь, она очень медленно опустилась на пол. Белой стороной вверх. Славка уставился на нее как на змею. И чем дольше он смотрел, тем яснее видел — видел! — как на лицевой стороне фиолетовые щупальца смыкаются вокруг его головы, начинают сжиматься… и с глухим чмокающим звуком Пятно проглатывает его!

ТЕБЕ НЕ СПАСТИСЬ, СЛАВКА. ПЯТНО ОХОТИТСЯ НА ТЕБЯ.

Неожиданно в кране на кухне забулькало, и в раковину с шумом полилась вода.

НАЧАЛОСЬ. Это последнее предупреждение. Сейчас весь дом будет охотиться на него, ножи и вилки, что лежат в кухонном столе, будут охотиться на него, огонь вырвется из печи и побежит к нему быстрым пылающим ручейком… Незачем ждать, пока пламя обовьется вокруг ног, вдруг решил Славка. Он выйдет навстречу. Он выйдет навстречу и скормит огню эту проклятую фотографию, пусть она рассыплется горсткой пепла, пусть Пятно обратится в пепел.

Двумя пальцами Славка брезгливо схватил снимок. Снимок был уже не теплый, он был ГОРЯЧИЙ. Ничего, это не сможет его остановить. Славка бросился к печке.

Чтобы добраться до огня, нужно выскочить из этой комнаты, обежать печь и сдернуть заслонку. Какие-нибудь четыре секунды. Если только время не подчиняется Пятну.

Дверь Славкиной комнаты попыталась захлопнуться, отрезая ему путь, но он пнул ее и вылетел в прихожую. Половик, на который он ступил, внезапно задымился и отъехал в сторону. Упав на руки, Славка вскрикнул: деревянный пол был раскален, точно жаровня; покрывающая его коричневая краска пузырилась, превращалась в удушливый дым. Славка закашлялся, вскочил, размахивая обожженными руками. ДАЛЬШЕ… НАДО ДАЛЬШЕ. Он уже не бежал, он не мог бежать, потому что подошвы тапочек плавились и приставали к полу.

Казалось, дом зашатался, не пуская Славку к огню. Печь попробовала прижать его побеленным кирпичным боком к стене, но он все же протиснулся, оборвав пуговицы на рубашке. И чуть не выронив фотографию. Точнее, выронив, потому что она тоже раскалилась, будто полоска железа, и обожгла. Трепыхаясь, она победно закружила вниз, но Славка успел подхватить ее другой рукой. ТЕПЕРЬ УЖЕ НЕМНОГО.

Вот и кухня. Сквозь дым видно, как, пытаясь вылезти, судорожно дергается ящик кухонного стола. Славка ударил по нему ногой. Ящик намертво перекосило; внутри недовольно забрякали ножи. Пусть брякают, им теперь не выбраться. Еще бы заслонку убрать… Он вцепился в нее ничего не чувствующими пальцами. Она очень тяжелая, эта ржавая жестянка, неимоверно тяжелая, не сдвинуть!., нет, подается… готово!

Печка уже почти протопилась, лишь кое-где танцует на углях жаркое пламя. Но едва снимок полетел внутрь, как оно, точно по мановению волшебной палочки, исчезло. Фотография упала не в огонь, а на угли. Она билась об них, как выброшенный на берег окунь, извивалась, корчилась от мучений.

И вот слабое пламя вырвалось из россыпи углей. Но его хватило, хватило вполне, чтобы поймать фотографию за кончик и начать с ней расправу. Кончик обуглился, и вдруг вся она вспыхнула ярким зеленым огнем, брызнула колкими искрами.

Даже пепла не осталось.

Славка засмеялся. Сначала негромко, неуверенно, еще не понимая всей важности победы, которую только что одержал, может быть, главной победы в своей жизни. Потом звонко, радостно, как самой прикольной шутке.

И вдруг осекся. Среди красного марева углей возник крошечный человечек в зеленом берете. «ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО РАСПРАВИЛСЯ С ПЯТНОМ? — весело спросил он. — НЕТ. ТЫ РАСПРАВИЛСЯ СЕЙЧАС СО ВСЕМ ЧЕТВЕРТЫМ „А“. ВМЕСТЕ С УЧИТЕЛЬНИЦЕЙ И САМИМ СОБОЙ».

Карлик в зеленом берете улыбался. Он всегда улыбается. Он совсем не умеет сердиться.

Что было дальше, Славка не помнил. Он отравился угарным газом, скажет потом врач «скорой». И потерял сознание.

Капитан пожарной охраны внимательно выслушал Славку, но в протокол записывать ничего не стал. «Ты извини, друг, — казалось, говорили его глаза, — но уж слишком странные вещи ты рассказываешь». Впрочем, и пожар был странный.

В 20.32 соседи увидели валивший из окна Ворониных дым и позвонили по «01». Когда приехали пожарные, выяснилось, что им тут делать нечего; обои и пол в прихожей дымились, а огня не было. Как будто кто-то уже потушил пожар. Но в доме никого не было, кроме Славки, ничком лежащего на кухне возле печки с ожогами на руках и тлеющими подошвами тапочек. Потом и родители Славкины вернулись из кино: фильм оказался скучным, и они ушли с середины.

Капитан пожарной охраны решил, что причиной загорания послужил уголек, вылетевший из оставленной без присмотра печи. Видимо, мальчик (он показал на перенесенного на кровать и очнувшегося Славку) пытался потушить начинающийся пожар, что ему, собственно, и удалось. Удовлетворившись этим, капитан вместе с пожарными машинами уехал. Врач вкатил Славке укол, помазал, и забинтовал руки и посоветовал еще денек полежать, после чего «скорая» тоже уехала.