Вячеслав Денисов - Забытые заживо

Закончив управляться с майкой, которую она впервые в жизни наматывала на чужую руку, она осмелилась, заглянула ему в глаза и заметила, что он любуется. Он отвел взгляд. Куда смотрел?.. – вспыхнуло в ее голове, и она опустила ресницы. Привлечь русского мог только широкий ворот рубашки, в котором была отлично видна ее грудь и совсем неразличим поддерживающий ее бюстгальтер.

– Что такое «Левша»? Так вас назвал Макаров.

– По-русски так называют человека, хорошо владеющего левой рукой.

Он посмотрела на него, вспоминая.

– Верно, вы левша… Вам швырнули трость, и вы поймали ее левой рукой.

– Швырнули бы вправо, я бы поймал правой, – усмехнулся он. – К этому мое имя отношения не имеет.

– Тогда почему вы Левша?

– Долго объяснять. Пойдемте…

Постепенно экваториальный лес менял свои очертания. Таким его запечатлевают на призывных проспектах и наружной рекламе организаторы туров. Лес был уже не так угрюм, в нем переливался солнечный свет и, оказываясь на листьях разномастных растений, менял свою гамму цветов от темно-зеленого, почти черного, до нежно-бирюзового. Попугаи не только слышались – их было хорошо видно на ветвях. Огромные ара и шелковые какаду группами по интересам и расовой принадлежности устраивали толчею на кронах деревьев, и однажды Дженни даже показалось, что она слышит хохот мартышки. Остров жил и явно недоумевал по поводу присутствия на нем незнакомых тварей, передвигающихся на двух ногах.

Еще через двести или триста метров – судить о точных величинах в таком лесу невозможно – они стали приближаться к какому-то странному рельефному образованию. Душа Левши заныла… Точно такое же чувство он испытывал всякий раз, когда переходил лес и вдали показывался прореженный участок. Уже виден свет, а тело холодит приятная, разливающаяся свежесть… Он шел через бор в своем далеком детстве, и память всякий раз рисовала в его сознании сладкую картину жаркого, удушливого дня: сосны становятся все тоньше и ниже, они уже не встают на его пути стеной… Виден солнечный свет, порезанное на полосы голубое небо… И вот появляется она – широкая, дышащая прохладой река. И нечто эфирное, парящее над нею витает в воздухе и манит…

То же чувство он испытывал и сейчас. Он уже чувствовал прохладу, он уже видел путь впереди себя с запасом на целую вечность…

Еще десяток шагов, и он остановился, не в силах произнести ни слова… Дженни подошла следом и тоже остановилась. Она видела с высоты птичьего полета рай. Но не подозревала, что он будет так прекрасен у ее ног…

Под их ногами расстилалась зеленая равнина из мягкой, невысокой травы. Она была словно пострижена диким садовником, который ради собственного веселья и соблазна приезжих оставил цвести над нею головки сотен тысяч, миллионов пестрых цветков размером с теннисный шарик. Их мягко-лиловый оттенок холодил взгляд и вел ниже по склону холма, за лениво изгибающейся равниной. Туда, где, любуясь собственной безукоризненной чистотой, отражало стоящее в зените солнце озеро.

Подняв глаза, Левша вгляделся в то, что мешало озерной воде быть идеально девственной. Она была бы зеркалом без дефектов, если бы не струящаяся в него с высоты тридцати метров тонкая полоска воды. Она текла так же лениво, как жил этот мир.

Это был тот же водопад, но теперь уже с высоты птичьего полета…

Внезапно что-то ослепило его и заставило поднять руку к лицу. Поморщившись, он посмотрел на скалу, что высилась примерно в километре от них.

Блик отшлифованного ветрами камня?

Блеск оперения райской птицы?..

Если бы это был не необитаемый остров, Левша готов был бы поклясться, что увидел блик стекла.

– Не пора ли нам вернуться? – напомнила о себе Дженни.

Он с удивлением посмотрел на нее.

– Я думал, мы идем искать пещеру с удобствами.

– Согласившись на поход с тобой, я рассчитывала на другое.

Он сделал вид, что не расслышал. Женщине показалось, что Левшу куда больше интересовала верхушка скалы напротив. Она посмотрела туда, куда был обращен его взгляд. И не нашла ничего, что могло бы заставить мужчину отказаться от нее, Дженни.

– Нам нужно вернуться на берег.

Левша почувствовал непонятное беспокойство. Странно было бы говорить об этом, словно забыв обстоятельства, при которых все они оказались на этом острове. Но эта тревога была чем-то новым, усугубляющим растерянность и непонимание.

Они возвращались молча. Примерно за триста метров до берега – может, больше, может, меньше, он вдруг остановился и резко оглянулся. Беспокойство переросло в смятение.

За их спинами упруго качнулась и теперь вибрировала, как резиновая, ветка. Она была слишком тонка для того, чтобы на ней могла уместиться пантера.

Не сумев остановиться, Дженни уперлась в спину Левши и обожгла его шею своим дыханием. Рука женщины скользнула по талии мужчины и нырнула под рубашку.

– Дженни, нам нужно вернуться на берег… сейчас… – странным, свистящим шепотом произнес он.

Она обошла его и двинулась вперед.

– Действительно, не стоит придавать всему так много значения… – проговорила она. – Скоро нас разыщут, и эта встреча станет очередной глупостью в моей жизни…

Услышав металлический звук, она остановилась и оглянулась.

Евгений стоял перед ней с тростью, из чрева которой было выброшено узкое, острое, как бритва, жало.

– Не все так просто, Дженни… Не все так просто…

Его глаза излучали странный желтоватый свет.

Глава 10

Пока люди работали, Макаров опытным взглядом военного человека вел им счет. Молодая пара Сергей и Маша, Питер с Бертой, филиппинец, двое мужчин, один из которых Борис – со шрамом, доктор Донован, беременная красотка с льняными волосами, окончательно замкнувшийся в себе и не принимавший участия в работе итальянец Франческо, тип в розовой рубашке с зализанными назад волосами – явный образчик офисного планктона, Дженни и Левша, двухчасовое отсутствие которых обещало затянуться, неразговорчивый, одетый в стильные вещи, в какую-то огромную шляпу, похожий не то на продюсера, не то на сутенера развязный малый. Развязность его заключалась в том, что он то и дело бросал работу и уходил в лес, не слушая ни советов, ни предостережений. Макаров видел, что ходит он отнюдь не в туалет – всякий раз стильный фрик с сумкой на боку проходил мимо него и исчезал в джунглях. Через двадцать минут возвращался и снова принимался за работу.

Итого – четырнадцать. С Макаровым – пятнадцать. Пятнадцать человек, ничем не связанных друг с другом. На часах – половина двенадцатого ночи, и солнце уже наполовину утонуло в океане. Огромный, покрытый жирной раскаленной пленкой диск, дрожа и переливаясь, погружался в море, очищаясь от жира и грязи, как заржавевшая монета в чистящий раствор. Двоих не хватает, и где они, известно только им.