Анна Зимова - Ходячие. Второй шаг

– Не думайте об этом, Верочка, может, все было наоборот. Давайте просто оставим его и пойдем за водой.

– «Оставим его»? – Саня выпрямился, картинно нахмурился, скрестил руки на груди. Весь вид его говорил: «Ну и чепуху вы говорите, доктор!»

– А что, мы, по-вашему, должны сделать?

– Мы должны сделать то, что собирались!

– Не тяни резину! – простонала Вера.

Саня посмотрел на товарищей чуть ли не с жалостью:

– Что мы видим перед собой?

– Полицейского?

– Нет. Не полицейского, а половину полицейского. Хорошо, я спрошу по-другому: «Чего мы не видим?»

– Я лично не вижу смысла в ваших вопросах.

– Мы не видим его нижнюю половину. Ту, где пистолет.

– Я не собираюсь его трогать! И не проси! – Вера сделала шаг назад.

Шер вздохнул и стал закатывать рукава рубашки. Полицейский будто почуял, что сейчас над ним будет вершиться насилие, и затрясся, как бесноватый, из которого пытаются изгнать нечисть. Выступившие на лице и руках вены набухли, сделавшись из розовых ярко-красными. Он так дергался, что на зубцах эскалатора остались клочки не только формы, но и плоти.

– Прости, мужик, сейчас мы будем тебя грабить, – Саня осторожно просунул руку под сломанную ступеньку. – Жизнь – странная штука. Никогда бы не подумал, что придется шарить у мента в штанах.

– Не болтай, ищи скорей, – на лбу Шера выступил пот, но он не мог его стереть – обе руки были заняты полицейским, – я еле его держу.

Страж порядка отхватил зубами клочок докторской рубашки. Вера взвизгнула.

– Тише, тише, – непонятно было, кому Георгий Яковлевич это говорит, женщине или полицейскому.

– Нащупал! Еще бы открыть кобуру.

– Привет, братва, – услышали они сиплый голос. – Я не понял, что это вы тут делаете?

Обладатель голоса был одет весьма фривольно. Верхняя часть тела облачена в футболку с изображением вороны, нижняя почему-то замотана в простыню на манер греческой тоги. Из-под рукава футболки сбегала на плечо татуировка – переплетение листьев и колючей проволоки. Его двое спутников так же, как и странный мужчина, были широкоплечими и украшены нательной живописью, а главное, у всех основной частью гардероба была белая простыня.

– Смотрите – мент, – мужчина подошел к эскалатору и показал на полицейского ножом с коротким трехгранным лезвием.

Георгий Яковлевич Шер вдруг не к месту подумал, что теперь он знает, чем убили Игоря Самохвалова, – таким же барным ножом для колки льда. Именно такие держали сейчас в руках мужчины.

Когда нежданные гости подошли поближе, доктор прошептал еле слышно:

– Осторожно. Судя по виду, пьют уже давно. Неадекватны.

– Да я по запаху чую, – прошипел Саня.

Разглядев полицейского, застрявшего в эскалаторе, мужчины засмеялись:

– Что вы делаете с мусором?

– Ничего, – буркнул Саня.

– А нам показалось, тут кто-то говорил про пистолет. Хотели обчистить ментяру? Парни, брать у мусоров – западло. Не марайте ручки. И поднимите их. Только медленно.

Саня тяжело задышал.

– Не дергайся. Я с этой штучкой, – мужчина продемонстрировал нож, – обращаюсь хорошо. – И приказал свите:

– Достаньте пистолет у мента. Как мы его проглядели вообще?

– А вам, значит, не западло? – поинтересовался Саня.

– Самый умный? Мой это пистолет, понятно? Тут все мое.

– Достал! – Мужчина направил пистолет на Саню.

Саня поднял руки.

– Парни, давайте жить дружно, – предложил он. – Мы просто зашли за продуктами.

– А что, разве здесь кто-то ссорится? – Мужчина обернулся к спутникам: – Вы с ними ссоритесь?

– Нет, – ответили ему хором.

– Ты что-то попутал, парень. Здесь все живут дружно. Никто никого не щемит.

– Тогда мы пошли? – Саня с сожалением посмотрел на пистолет.

– Конечно, ребята, идите куда шли. Удачи вам.

– Ага, покедова.

– А баба пусть останется.

Он перевернулся на живот и вскрикнул от боли. Голову будто ковырнули дрелью. Потом он вспомнил. Хотел было сесть, но ударился обо что-то и едва не лишился чувств. Открыл глаза. Над ним – дощатый настил. В глазах двоилось, накатывала тошнота. Он стал исследовать свое ложе, оно было мягким, довольно приятным на ощупь. Кажется, это бархат. Бархат под ним и доски над ним. На секунду ему привиделось, что это гроб, что он очнулся после того, как его закопали в землю. Накатила паника, но вскоре он понял, что лежит на бархатной скамье, глубоко задвинутой под деревянную столешницу. Вот край скатерти, вот ножка стола. Осторожно выбравшись из тесного пространства, он схватился за голову и почувствовал под пальцами что-то мягкое. Голова забинтована, значит, досталось ему хорошо.

Со стены на него смотрел Антон Павлович Чехов. Какой же все-таки у классика насмешливый взгляд. Столешница завалена фантиками. Держась за край стола, он попытался сделать шаг. Голова закружилась так, что, если бы в желудке была еда, его бы обязательно вырвало. «Ах ты ж…» – выругался он и снова прилег на бордовый бархат.

Последнее, что он помнит, – освещенный вспышкой молнии топор, который вот-вот опустится ему на голову, а человек, который хочет его убить, почему-то в трусах. Или то был сон?

– Ты, оказывается, разговариваешь, – раздался над головой тонкий голосок. – А вчера почему молчал?

Осторожно, едва дыша, Стас стал приподниматься на локтях. Ему помогли, усадили ровнее. Наконец он разглядел мужчину. Писклявый голос мог бы принадлежать худосочному юноше или ребенку, но человек оказался зрелым, при этом весьма высоким и полным. Мужчине достались кожа и волосы из тех, которые называются «проблемными», – жирные, неопрятные. Синий свитер в пятнах, из-под него фривольно торчит мятая розовая рубашка.

Однако, странное местечко. Похоже на квартиру какой-нибудь старушки. Кроме Чехова, на стене портреты Чайковского, Пушкина, Карла Маркса. На полке несколько томов советской энциклопедии. Старый телевизор накрыт салфеточкой, связанной крючком. На нем фарфоровая кошка манерно лижет лапу. И всюду – целые вороха мусора. Пол, подоконник и столы усыпаны мятыми обертками от конфет и шоколада, коробочки из-под йогуртов набиты ореховой шелухой и апельсиновыми корками.

Наконец он увидел барную стойку и понял: ресторан. Он в одном из тех мест, которые пытаются заманить клиента, играя на его воспоминаниях. «В советское время мы жили в такой же обстановке, – должны думать посетители, – простой и безыскусной. У нас не было плазменной панели и компьютеров. На стене висел ковер с турецким орнаментом и репродукции картин Шишкина. На полках стоял всякий фарфоровый сброд – балерины, бюстики вождей революции, композиторов и поэтов. Но как же, черт побери, у нас было уютно». Так подумает клиент и закажет себе к закускам еще и водочки, которую ему подадут всенепременно в старомодном графинчике. Меню в таком кафе тоже обычно с выкрутасами. «Борщ, как у мамы», «Биточки по-домашнему», «Селедочка душевная». Многие действительно находят подобные заведения милыми, особенными. Лично ему эта ретро-чепуха не нравится. Наляпают в интерьере всего подряд. Из-под кружевной скатерки выглядывает новенькая музыкальная установка, а за трогательным тюлем на окнах прячутся современные жалюзи.