Оксана Бердочкина - Звездочет поневоле

«То от саксонских королей, так сказать, наследство», – в легкости подчеркнула Фрюштук черту своего головного убора.

Спустя минуту из декорации уже давно нежилого здания выскользнул Федор, принарядившись в белые перчатки, преподнес серебряный кофейник и две крошечные фарфоровые чашечки с серебряными язычками. Услужливо торопясь, он совершил бессмысленный поклон.

«Ну и как вам, друг мой, подобная предметность? Близка ли?», – неторопливо промолвила Госпожа, распоряжаясь щипцами для сахара.

«Обожаю…», – с улыбкой признался Шуга, и их почти общие души наполнились дивным вселенским счастьем. Чувство великого и неподобного Бога охватило их обоих в тот момент, когда колокольня подняла звездную пыль ночи, выбив тяжелые удары, обратила все пространство свое к справедливому могучему звуку. Ворота монастыря еще не открылись, но послушницы вышли в темных одеждах, дабы расчистить снег, звук торжествующих колоколов притекал из других обителей Земляного города, будто и вправду знал, куда он уходит, еще более заглушая немой разговор их слезливых душ.

Элсуэрта

«Вдруг он остановился…»

Оказавшись неподалеку от земли Элсуэрта, понимает, что Тихий океан где-то рядом.

С придыханием и сбивчивым сердцем тащится по западной Антарктиде, его тело оголено, помазано китовым салом, он в естестве ожидает смертельной шкалы, и не чувствуя холода, легко переживает надуманное им бремя. Подлинность температуры трескает его кожу, но боль не овладевает им, состоянье уязвимости в радиусе его поля отсутствует. «Зачем я здесь? Все это неправда. Разве я могу двигаться, отчего не замерзаю в лед?», – спрашивает он неизвестность, глядя в богатство льда.

«Как мало ты знаешь», – отвечает ему грозящий голос, и он ощутил, как в области затылка тронулся его биологический компас.

«Кто ты?», – тело человека все больше суетится, пытаясь спастись, восстановить ощущение сторон. Ему становится страшно оттого, что так и неизведанная им защита вскоре спадет, и он погибнет в бескрайних льдах.

«Кто ты?». «Я тот, кого ты искал». «Где искал?». «В своем сне».

Я снова спрошу, но мне не ответят, я пройду еще двести метров так четко, и мне не станет помехой здешний природный обычай. Я вспоминаю, что ближайшая научная станция расположена на Шельфовом леднике в градусе Земли Мери Бэрд. Именно там, куда мне никогда не добраться. Я останавливаюсь, и за мной остаются горы Элсуэрта, неизбежно оборачиваюсь, и они уже так далеко, что едва замечаешь их очертания на горизонте. Все, что вокруг меня, заполняется леденящим ветром, я закрываю лицо липкими рваными руками, пытаясь уберечь глаза. Сгибаюсь оттого, что не в силах сопротивляться стихии, весь свет, что просачивается через изгибы моих рук, заливается цветом крепкой синей фиалки, и я понимаю, что начинаю искусственно потеть. Сало медленно тает, стекая ближе к ногам. Я открываю горящее лицо и вижу сквозь перпендикулярную реальность препятствующего моря – темный глубинный океан, мои голые стопы стоят на Шельфовом леднике, я снова оборачиваюсь, понимая, что преодолел время, – позади земля Элсуэрта. «Как я прошел?!», – кричу в неизвестность, но вместо ответа вырастают цветы посреди ледника, их ровно девять, они темно-зеленые со скрытыми бутонами, похожими на тайну вселенной. Под ногами я нахожу охотничий нож. «Дай им волю», – шепчет мне грозящий голос, – «Здесь не их мир». Я ложусь, захватывая нож, и начинаю ползти в сторону цветов, метр за метром, и они уже так близко, что я слегка расслабляюсь, вытягивая руку, но в ответ цветы невозможно жалят меня подобно пчелам из моего детства. Чувствуя запах абрикосов, я вскакиваю, испытывая сложность боли, не зная как прикоснуться к ним, с чего начать, еще терзаясь внутри себя – ощущаю поджатие времени. Испытывая самого себя, я захватываю стебель и тонко надрезаю его по часовой стрелке, сквозь ткань растения прорезаются хлопковые красные нити, цветы мгновенно вылетают из стебля в виде алых бутонов, чтобы переждать заветную секунду. Затем, замирая в рывке, необъяснимо проломив действительность моря, превращаются в птиц и с бешеным криком уносятся в сторону океана. Я вытягиваюсь во весь рост, истошно дышу… Там, где я, необъяснимо рождается тепло южного солнца. Я отдаленно вспоминаю, что осталось еще два цветка. Уже зная, что будет дальше, уверенно нагибаюсь, чтобы совершить надрез, но, проведя по первому стеблю, я не увижу хлопковых нитей, внутри стебля оказывается сухой черный песок. Воспаленно бросаю его, с надеждой надрезаю второй, и по лезвию охотничьего ножа растекается человеческая кровь. Цветок разбухает, образуя кровавую рану, я обнимаю его ладонью, пытаясь перекрыть льющуюся струю, возродить его прежнее единство, но кровь цветка не знает конца, словно сам корень источает процесс кроветворения. «Кто ты? Зачем я здесь!?», – кричу в неизвестность, со злости вырываю цветок, словно ненужный миру сорняк. Через мгновение мне становится жалко его, я сжимаю его в руке, и, приглядевшись в себя, понимаю, что у меня надрезан живот. «Кто ты? Что со мной!? Кто ты?!», – в страхе и неведении отпускаю я свои слова, понимая, что все, что сейчас происходит, это чья-то идея.

«Я тот, кого ты искал в своем сне», – отвечает мне спокойный грозящий голос.

«Забери меня отсюда! Это тоже не мой мир!», – всем смыслом своим умоляю, разбивая себя в слезы, но голос нарочно молчит мне в ответ.

Мой горизонт заливается белым, я бегу в сторону океана, уже чувствуя перед собой границу плывучих льдов, готовясь на самоубийство, отпускаю слова в неизвестность: «Имя! Имя! Дай мне свое имя!».

Когда мои стопы коснутся леденящей вечности и я провалюсь в спокойные голодные волны, я пойму, что сейчас я самый обычный, и далекий от того, что бывало здесь хоть раз. Только услышав спокойный ответ «Апостол Петр», – мне станет вдруг страшно от холода, я буду знать, что он как верный учитель остался ждать меня на поверхности, и теперь я уязвим и доступен. Сквозь потрясенье рвану, боясь глубины, и отчуждения от всего, что здесь есть, что было здесь еще минуту назад, и сквозь влажные секунды, пробиваясь всем телом, с усталостью в плечах явственно для себя проснусь.

– Хорошо, что ты притащился ко мне, Шуга. Я уж думала, сгорю без тебя. С тобой ночи не столь мрачные, а рассветы полны забав. Я начинаю привыкать к твоему пониманию звезд, хотя позднее утро в компании с тобой не менее познавательно, – пульсом промолвила Мансарда, с головой спрятавшись в прогревшемся одеяле, она мягко прижималась бедром к только открывшему глаза Шуге. Его так и скрутило, когда он вышел из Столового переулка в надежде поймать такси или же доползти до ближайшего метро. Ну, очень уж много информации для прошлого дня свалилось ему в долги. Тогда он ощущал себя тоненьким хрупким винтиком огромной пожирающей машины, рассуждая в мыслях на тему Москвы. Нет, ну другой, может быть, и окрылился, почувствовав некую смекалку всего того, что ему выпало пережить, но этого «всего» так много накопилось. Взгляды Госпожи изо льда серьезно затронули его личное поле, она покорила его голову, посеяв в его сильной душе понимание неистребимой надежды. Он и раньше знал обо всем сказанном где-то на подсознательном уровне, а теперь все еще так красиво подтвердилось, заставив его сердце, наконец, проснуться. В тот ранний час зимнего февральского утра он заново исследовал любимые им улицы, а после остановился напротив магазина с вывеской «Кухни». В красоте витрины было слишком уютно, чтобы элементарно страдать или же кончать с собой заблаговременно. На вымышленной стряпухе стояло вино, горела подсветка в полутемном зале. Без сожаления продолжил изменять данному обещанию Креветке и приобрел бутылку великолепно состарившегося красного вина, чтобы спешно уехать на другой конец города в любимые гости.