Мария Введенская - Пределы неоднозначности

Чарли в любом случае была рада, что открылась Дороти, и, наконец, нашла хоть какую-то связь между собой и этим местом. Но самое главное должно произойти завтра, когда ей покажут суть этой самой работы. Интересно, станет ли это настоящим откровением? Ведь она пока не сделала ни одной записи в своем блокноте, а ведь именно на это намекал Кай. Чарли уже уверилась, что именно для этого она и попала в это поселение – столкнуться с настоящим чудом – но, сколько бы она не спрашивала среди своих новых друзей, ничего действительно стоящего не нашла.

– Но ты знаешь, кто этот Кай? – нарушила Чарли тишину.

Дороти дернулась, словно очнувшись после глубокого сна, и метнув последний взгляд в ночь, обернулась к Чарли.

– Послушай… – рассеянно сказала она. – Давай оставим все эти разговоры до завтра, ладно?

– Ладно… – ответила Чарли.

Задумчиво кивнув на прощанье, Дороти скрылась в своем номере, и Чарли последовала ее примеру.

А ночь была красивой, прямо волшебной. Огромная луна глядела на маленький город своим единственным глазом, а тысячи звезд рассыпались по небу, нашептывая воображению невиданные истории. А там внизу в тени деревьев стоял высокий мужчина и смотрел на только что опустевший балкон. Он казался по-настоящему древним, хотя дело не в возрасте, скорей в его черных глазах. Он пугал и завораживал. Отталкивал, потому что был проклят, но не всех, как оказалось.

Кай приходил сюда каждую ночь и просто стоял вот так, глядя на окна. Но теперь он чувствовал, что время пришло. Пора встретиться.

Всю первую половину дня Чарли находилась в приподнятом настроении ожидания чего-то интересного и загадочного. Чтоб как-то убить время, она вытащила Миси к Нэду, и они купили ей очередную свободную блузу с глубоким декольте и крылоподобными рукавами. О своих послеобеденных планах она умолчала, боясь всё испортить. Чтобы убить оставшийся час, Шарлин прибралась в номере и покрутила встроенное в кровать радио, но нашла единственную станцию, где безостановочно крутили старые песни. Луи Армстронг, Элла Фицжеральт, Хордетс, Бадди Холли и всё в таком духе, впрочем, Чарли ничего не имела против. Что может быть лучше для этого места и знойного лета? Под такую музыку хочется устроиться на терраске своего домика или хотя бы на балконе и сидеть, вглядываясь в закат, попивая какой-нибудь холодный коктейль.

Кое-как дотянув до двух, Чарли отправилась на обед, но не застала там ни Дороти, ни Дейзи. Вообще, подобное случалось довольно часто. Кто-то всегда отсутствовал из них четверых то в кино, то во время прогулки в лес, или как сейчас за обедом. И это никогда не казалось чем-то странным, ведь у людей в таком почтенном возрасте очень часто случаются всякие там недомогания: то давление, то сердце. Всегда что-то есть… остужающее пыл даже у самых борзых стариков. У тех, кто в душе ещё совсем молод. Всегда что-то не в порядке. Бывают хорошие дни, а бывают плохие, так или иначе.

В любом случае это никогда не обсуждалось. Чарли, конечно, поначалу интересовалась, но всегда получала один и тот же ответ – мол, старушка Дороти всю ночь промаялась с давлением и теперь отсыпается, а у Дейзи что-то желчный расшалился.

У всех так… – думала Чарли. – У всех нас когда-нибудь будет болеть и чесаться одновременно. Наступят времена, когда от твоего личного отношения ничегошеньки не будет зависеть. Такова жизнь, и не тебе в ней устанавливать правила, как бы ни хотелось… как бы ни казалось, что всё наоборот. Старость – то время, когда заканчиваются всякие иллюзии на счет своего участия в жизненном процессе.

После обеда, Чарли прямиком направилась в комнату № 309. Она постучалась, и Дороти сразу же открыла, как если бы ждала под дверью.

– Давай, Чарли, заходи. – торопливо пробормотала она.

– Плохо себя чувствовала? – спросила та, осматриваясь. – Тебя не было на обеде.

– Я сегодня обедала раньше. – отстраненно ответила Дороти, глядя на свои часы – 2:32.

В отличие от номера Чарли здесь жил явный чистюля… если вообще кто-то жил. Только солнечные очки на прикроватной тумбочке и пачка Винстон на кофейном столике выдавали чье-то присутствие, хотя, если пофантазировать, то их запросто мог забыть какой-нибудь нерасторопный жилец. Ну и, пожалуй, радио, выставленное на всё ту же ретро волну, придавало жизни этой комнате. Джули Лондон протяжно и томно вытягивала – Поплачь обо мне.

Поплачь обо мне, а я поплачу о тебе….

– Ты разве хромаешь? – спросила Чарли, заметив красивую трость красного дерева с набалдашником в виде кобры из черной кожи в руке у Дороти.

Но та ее как будто не слышала, неотрывно следя за наручными часами и сверяя их с теми, что висели над дверью.

– Время. – напряженно сообщила она и вскинула голову, а потом обернулась в каком-то безумном ажиотаже к Чарли и протянула руку.

Сначала та выглядела озадаченно, но уже в следующие полсекунды крепко сжимала руку Дороти, потому что стало действительно страшно…. Всё поплыло перед глазами, а ограниченное комнатное пространство потеряло всякую форму, расползаясь бурлящей лавой, заполняя собой все видимые точки, разрушая пределы. Сначала окно с балконом, словно изображение на экране телевизора, покрылось рябью, а за ними разрасталось уже нечто совсем другое… какая-то безграничная чернота. Стали исчезать стены дюйм за дюймом, очень медленно, как будто чьи-то невидимые зубы откусывали от них по кусочку. Появлялись люди, огромные толпы, взявшиеся из ниоткуда – полчища воинов серых будней с потухшими глазами и невыносимой застывшей на лицах сосредоточенностью. Глашатаи лживых надежд… заложники правил. Как тут не развиться синдрому паники?

Потрясенная Чарли обернулась. Кровать, шкафы, и дверь – всё смыло волной-убийцей, состоящей из всё тех же людей на фоне какой-то черной перспективы, устремленных лицами в одну и ту же сторону. Последнее, что исчезло – Джули Лондон, томно потягивающая, словно коктейль: «Поплачь обо мне, поплачь обо мне, а я поплачу о тебе-е-е». Слух всегда последний – таковы правила перехода. Последовательность выключаемых рычагов. В сон ли, смерть ли, куда-то еще. Зрение, вкус, обоняние, осязание и слух.

Мрачная подземка в каком-то густонаселенном городе в самый час пик казалась океаном из тел и голов. Все люди, словно пингвины, жались друг к дружке. Чарли и Дороти стояли во втором ряду этой толкучки. Поезд вот-вот должен был появиться.

– Дороти… – только и смогла вымолвить Чарли тоненьким голосом, и в этом слове, в этом произнесенном имени подразумевались все возможные вопросы, включая и мольбы.