Сергей Абрамов - 07-Требуется чудо (Сборник)

Фантастическая династия Абрамовых

Сергей Абрамов

Цикл "Сказки большого города"

Тихий ангел пролетел

Доблестным рыцарям государственной безопасности всех времен и народов посвящаю

Версия

Москву сдали в конце декабря сорок первого, зима стояла нещадная, дышать было колко, немцы шли по Москве не дыша, только снег скрипел на Горького, и на Садовом, и на Манежной сахарно скрипел вмерзший в асфальт снег, скрипел под сапогами, скрипел под шипованной резиной, под траками, которые рвали лязгом выстуженную дневную тишину и порвать не могли: намертво тишина смерзлась. Странно было немцам в промерзшей Москве, зябко им было, не дыша в нее вошли, не дыша в ней остались, потому, может, всерьез ничего и не тронули — вопреки угрозам их крутого вождя, сулившего затопить Москву, да только в который раз легко солгавшего. Но и в самом деле: зачем их крутому вождю лишнее море, разве его кораблям негде было плавать?..

Город остался живым, а вот как он тогда жил — это уже другой разговор, долгий и каторжный, хотя, конечно, можно и двумя словами: опять-таки не дыша тогда жил. И то объяснимо: зима, мороз, снег.

А война пока что дальше покатилась, сворачиваясь, сворачиваясь…

Факт

На сверхзвуке уже, не пределе мощности, почудилось: вдруг вырубился двигатель. Но нет, понял сразу, не почудилось: мгновенно возникшая тишина сдавила уши с такой убойной силой, что Ильин не сдержался, заорал и, погружаясь в мучительную эту тишину, как в омут, теряя от боли сознание, орал, не переставая, страшно пугая, должно быть, слухачей на аэродромной связи, орал, мертво вдавливая в панель кнопку катапульты, орал, уже напрочь вырубившись из реальности, ни черта не слыша, не видя, не помня…

Действие

Непруха с утра началась: зеркало разбил. Оно на подоконнике стояло, подоконник узкий, а тут на Иване Великом к заутрене вмазали, Ильин дернулся, щеку порезал и зеркало разбил, локтем его смахнул, убогий. Зеркало — хрен с ним, конечно, дешевое простое стекло, а вот примета очень скверная. Ильин верил в приметы, отчего сильно расстроился плюс добриться пришлось наизусть, под сладкий ивановский перезвон, хоть и далековатый, но отчетливо слышный. Он разбудил Ангела, весьма некстати, Ильин-то рад был, что встал раньше хранителя, что можно хоть побриться без его занудства, в относительном где-то покое, но покой Ильину не обломился. Ангел проснулся и завел шарманку.

— Утро говенное, — сказал известное Ангел. Ильин смолчал. Натужно, с гадким хрустом, скреб лезвием подбородок.

— Зеркало разбил, — сказал тоже известное Ангел. Скреб лезвием подбородок, а следом пальцы легко по коже вел, чтоб, значит, контролировать бритье без отражения в стекле.

— К худу, — сказал совсем известное Ангел, а после чуток неизвестного добавил: — День не задастся. Под машину попадешь, полиция пристанет — в околоток оттащит, паром обваришься.

Много наворожил, не пожадничал, в настроении с утра был.

— Врешь ты все, — все-таки раздраженно, достал его Ангел, отметил Ильин. — Полиция-то при чем?

— Не знаю. — Ангел не знал. — А только вижу наперед и предсказываю, что вижу. А что не вижу, то не предсказываю.

— А что видишь?

— Вижу черное, черное, а в нем красное мигает и горит, мигает и горит…

— Мигалка, что ли, на полицейской машине?

— Не знаю. Знаю, что полиция, а уж мигалка или не мигалка — определишься на местности.

— Я-то определюсь… — тоскливо протянул Ильин. Прибалдел-таки от ангельской ворожбы, тяжко умолк. И Ангел тоже присмирел, в душу временно не лез, не мешал Ильину скудно завтракать хлебом, и маслом, и колбасой, и молоком, и высосать сигаретку перед тем, как рвануть на смену, выкурить, пуская дым в открытую в люди форточку, и смотреть, как он, дым то есть, вылетает в форточную щель и чуть-чуть плывет, пока не растает, прямо над мокрым асфальтом тротуара.

Ильин жил в полуподвальном этаже.

Ангел и после молчал, когда Ильин, надев теплую куртку, вынырнул из полуподвала на Большую Полянку и побежал по означенному тротуару, стараясь не влететь старыми кроссовками в лужи, побежал по пустой в этот нечеловечески ранний час Большой Полянке, не дожидаясь никакого общественного транспорта, не веря в его реальность, побежал к тоже Большому Каменному мосту, тоже безлюдному и почти безмашинному, откуда отлично, как с горки, видны были купола Ивана Великого, так некстати разбудившего Ангела. Ангел молчал. Но когда Ильин нагло перебегал мост, спеша к Ленивке, оскользаясь на смешанной с бензинными каплями асфальтовой воде, только шепнул Ильину вроде бы незаинтересованно:

— Осторожно, слева…

А слева с моста летела, сверкая галогенами, воинственная «мерседесина» и жутко сигналила Ильину фарами, потому что тормозить по такой мокроте было делом безнадежным, и тогда Ильин мощно, чуть не разрывая связки, в страхе скакнул вперед, чтобы смертельно несущаяся «мерседесина» просквозила мимо, не исключено — с гадкими матюгами внутри.

Ангел все молчал, он свое сказал.

Утишая разгулявшееся сердце, а в желудке — молоко с колбасой усмиряя, Ильин все же неуклонно спешил вперед, оставляя по левую руку Музей изящных искусств имени его величества императора Александра III, сворачивая в узкую Знаменку, на коей тяжелел под низким осенним небом новый многоэтажный доходный дом, рентхаус страхового общества «Россия», где опять-таки в полуподвале имела свое место котельная. Там-то через считанные минуты и начиналась смена Ильина, там-то ему, если Ангел не ошибался, а Ангел редко ошибался, и предстояло обвариться паром. Или еще где?..

Но все это следовало впереди, а пока Ильин опаздывал, чего Тит не терпел.

Версия

За последние лет, может быть, двадцать с гаком Москва стремительно выросла вверх; стеклянные, хрупкие на взгляд, о сорока и поболе этажах, здания нагло обступили Бульварное кольцо, зеркальными золотыми окнами засматривались за Чистопрудный, за Рождественский, за Покровский, Страстной, Тверской и иные бульвары, но внутрь кольца опасливо не вступали, не получилось пока вторжения, муниципалитет стойко берег архитектурную девственность древнего центра и землей там особо не торговал. А если и продавал на слом сильно обветшавшие домишки — под новые отели, например, туристы и деловые люди в Москву хорошо ехали, или под большие супермаркеты, или под сверхдорогие рентхаусы, — то продавал с умилительным условием: строить новые не выше колокольни Ивана Великого, как в старину. А немалую часть муниципальных денежек рачительно тратил на реставрацию древних стен, например, или на прочное асфальтовое покрытие столичных улиц, или вот на яркие электрические гирлянды, украсившие вечные московские тополя на тех же бульварах. Чтоб, значит, красиво было всем и удобно жить и радоваться…