Stephen King - Английский язык с Стивеном Кингом "Дети кукурузы

In the last of the daylight he swept his eyes closely over the row of corn to his left (в последних отсветах заката: «остатках дневного света» он внимательно рассмотрел ряд кукурузы слева от него; to sweep — мести, подметать; окидывать взглядом, осматривать; closely — близко; вплотную; внимательно, тщательно). And saw that every leaf and stalk was perfect (и он увидел, что каждый листик и стебелек были безупречны), which was just not possible (что просто невозможно). No yellow blight (не было желтых пятен на листьях; yellowblight— мозаичная болезнь растений; пятнистость листьев; blight — заболевание растений, характеризующееся завяданием, гниением или прекращением роста). No tattered leaves (нет ободранных листьев), no caterpillar eggs (нет яиц гусениц), no burrows (нет червоточин; burrow — нора; червоточина), no — His eyes widened (его глаза расширились).

My God, there aren't any weeds (Боже мой, там не было никаких сорняков)!

Not a single one (ни одного единственного). Every foot and a half the corn plants rose from the earth (/через/ каждые фут с половиной из земли поднимались/росли стебли: «растения» кукурузы). There was no witchgrass (не было пырея; witchgrass— пырей ползучий; просо волосовидное /досл. “ведьмина трава”/), jimson (дурмана), pikeweed (ядовитой колючки; pike— копье, пика; колючка; weed— сорняк; pikeweed— народное название лобелии надутой и фитолакки), whore's hair (ведьминого волоса /букв. “волосы блудницы”/;whore’shair— малоизвестное название, возможно имеется в виду horsehairlichen, “witch’shair”: алектория, ведьмин волос), or poke salad (или лаконоса). Nothing (ничего).

In the last of the daylight he swept his eyes closely over the row of corn to his left. And saw that every leaf and stalk was perfect, which was just not possible. No yellow blight. No tattered leaves, no caterpillar eggs, no burrows, no — His eyes widened.

My God, there aren't any weeds!

Not a single one. Every foot and a half the corn plants rose from the earth. There was no witchgrass, jimson, pikeweed, whore's hair, or poke salad. Nothing.

Burt stared up, eyes wide (он продолжал смотреть, с широко раскрытыми глазами). The light in the west was fading (свет на западе угасал; tofade— вянуть, увядать; выгорать, выцветать; тускнеть). The raftered clouds had drawn back together (балкообразные облака = отдельные полоски облаков снова собрались: «стянулись» вместе; todraw— тащить). Below them the golden light had faded to pink and ochre (под ними золотистое свечение поблекло /превратившись/ в розовое и бледно-желтое/охристое). It would be dark soon enough (совсем скоро стемнеет).

It was time to go down to the clearing in the corn and see what was there (пора было: «было время» подойти к прогалине в кукурузе и посмотреть, что же там такое) — hadn't that been the plan all along (разве не было все это спланировано с самого начала; allalong— все время, всегда)? All the time he had thought he was cutting back to the highway (все то время, когда он думал, что шел коротким путем: «срезал»обратно к магистрали), hadn't he been being led to this place (разве не вели его к этому самому месту; tolead— вести, быть проводником)?

Dread in his belly (ощущая ужас всем телом: «ужас в его животе»), he went on down to the row (он пошел дальше к тому самому ряду) and stood at the edge of the clearing (и остановился на краю прогалины). There was enough light for him to see what was here (было достаточно света для того, чтобы разглядеть то, что там было). He couldn't scream (он не мог закричать). There didn't seem to be enough air left in his lungs (казалось, в легких не осталось воздуха: «достаточно воздуха»; toleave— оставлять; tobeleft— оставаться). He tottered in on legs like slats of splintery wood (он зашатался на ногах, как будто они стали тонкими потрескавшимися дощечками: «подобных дощечкам колкого/треснувшего дерева»; tototter— трястись; шататься; угрожать падением; splinter — лучина; щепка; slat— дощечка, планка, рейка). His eyes bulged from his sweaty face (его глаза выпучились на его потном лице).

ochre ['qukq], slat [slxt], bulge [bAlG]

Burt stared up, eyes wide. The light in the west was fading. The raftered clouds had drawn back together. Below them the golden light had faded to pink and ochre. It would be dark soon enough.

It was time to go down to the clearing in the corn and see what was there — hadn't that been the plan all along? All the time he had thought he was cutting back to the highway, hadn't he been being led to this place?

Dread in his belly, he went on down to the row and stood at the edge of the clearing. There was enough light for him to see what was here. He couldn't scream. There didn't seem to be enough air left in his lungs. He tottered in on legs like slats of splintery wood. His eyes bulged from his sweaty face.

“Vicky,” he whispered (прошептал он). “Oh, Vicky, my God (о, Вики, боже мой) —”

She had been mounted on a crossbar like a hideous trophy (она возвышалась: «была поднята» на крестовине, подобно отвратительному/ужасающему трофею), her arms held at the wrists (ее руки схвачены у запястьев) and her legs at the ankles (а ее ноги у лодыжек) with twists of common barbed wire (витками обыкновенной колючей проволоки), seventy cents a yard at any hardware store in Nebraska (по семьдесят центов за ярд, в любой скобяной лавке Небраски). Her eyes had been ripped out (ее глаза вырваны). The sockets were filled with the moonflax of cornsilk (глазницы набиты клубками кукурузного шелка /цвета/ светлого: «лунного» льна; socket — впадина, углубление; гнездо; /= eyesocket/ глазница; flax— лен). Her jaws were wrenched open in a silent scream (челюсти были вывернуты в немом крике; towrench— вывертывать, выкручивать; вывихнуть, растянуть), her mouth filled with cornhusks (ее рот набит шелухой от початков).

On her left was a skeleton in a mouldering surplice (слева от нее был скелет в полусгнившем стихаре; to moulder— гнить; разлагаться; рассыпаться, разрушаться; surplice— стихарь /длинное облачение с широкими рукавами/). The nude jawbone grinned (голая челюсть усмехалась). The eye sockets seemed to stare at Burt jocularly (глазницы, казалось, глядели на Берта весело; jocular— расположенный к шуткам, забавам; шутливый, веселый), as if the one-time minister of the Grace Baptist Church was saying (как будто бывший священник баптисткой церкви Благодати говорил): It'snotsobad (это не так уж плохо), beingsacrificedbypagandevil-childreninthecornisnotsobad (быть принесенным в жертву языческими дьяволятами-детьми в кукурузе — не так уж плохо), havingyoureyesrippedoutofyourskullaccordingtotheLawsofMosesisnotsobad (когда твои глаза вырывают из твоего черепа, согласно законам Моисея — это не так уж плохо). To the left of the skeleton in the surplice was a second skeleton (слева от скелета в стихаре был еще один скелет), this one dressed in a rotting blue uniform (этот был одет в разлагающуюся голубую униформу). A hat hung over the skull (фуражка нависала над черепом), shading the eyes (скрывая/затеняя глаза), and on the peak of the cap was a greenish-tinged badge reading policechief (а на козырьке фуражки был позеленевший жетон c надписью “шеф полиции”; peak— пик; мыс; козырек; to tinge— /слегка/ окрашивать, придавать оттенок; badge— эмблема, значок, жетон).

hideous ['hIdIqs], trophy ['trqufI], badge [bxG]

“Vicky,” he whispered. “Oh, Vicky, my God —”

She had been mounted on a crossbar like a hideous trophy, her arms held at the wrists and her legs at the ankles with twists of common barbed wire, seventy cents a yard at any hardware store in Nebraska. Her eyes had been ripped out. The sockets were filled with the moonflax of cornsilk. Her jaws were wrenched open in a silent scream, her mouth filled with cornhusks.

On her left was a skeleton in a mouldering surplice. The nude jawbone grinned. The eye sockets seemed to stare at Burt jocularly, as if the one-time minister of the Grace Baptist Church was saying: It's not so bad, being sacrificed by pagan devil-children in the corn is not so bad, having your eyes ripped out of your skull according to the Laws of Moses is not so bad. To the left of the skeleton in the surplice was a second skeleton, this one dressed in a rotting blue uniform. A hat hung over the skull, shading the eyes, and on the peak of the cap was a greenish-tinged badge reading police chief.