Мокруха - Ширли Джон
— Ох-ох, вы только послушайте мистера Недотрогу. Ты сам столько баб проштемпелевал...
— Увы, не таких. Как ты думаешь, может, у неё пластика? Груди слишком идеальной формы.
— Не обязательно. Тут есть девушки и покрасивей... о Господи, ты только глянь вот на ту, полуяпонку-полунегритянку, самая убойная комбинация, как на мой вкус... — Джефф выбился из сил и был вынужден отхлебнуть сангрии, прежде чем продолжил задумчиво: — Я тебе правду говорю, в Лос-Анджелесе есть девчонки и посимпатяшней. Это всё кино. Оно их тянет, как магнитом. Уже семьдесят с чем-то лет. Деньги и гламур притягивают их. Они сюда приезжают, выскакивают замуж, рожают детей, и так создаётся целый генетический пул совершенно отпадных бабенок.
— И парней, вроде вон того, — Прентис мотнул головой в сторону загорелого мускулистого Адониса в обтягивающей рубашке и свободных, очень модных пеонских штанах сан-францисского покроя, раскрашенных в технике сибори.
Адонис, горделиво приосанясь, обсуждал Новый Проект с какой-то моделью-анорексичкой.
— Я в общем-то актриса... — щебетала та.
— Я ничего не имею против таких парней, — сказал Джефф шутливо, но и с ноткой подлинной зависти, — кроме того, что все они должны поскорее сдохнуть!
— Пять лет назад все еврейские принцессы в ЛА выпрямляли и выравнивали носики, а теперь считается очень стильным носить шнобель. Вы только подумайте — шнобель! Я серьёзно, чо вы ржёте?
Джефф и Прентис слонялись в толпе, улавливая обрывки разговоров и ловя на себе заинтересованные взгляды. Прентис чувствовал себя не в своей тарелке, но ему в общем-то было интересно среди этих весёлых, беззаботно щебечущих калифорнийцев из Западного ЛА. По крайней мере, морг, холодильник и лежащая в ящике Эми были очень далеки отсюда.
Группа загорелых мускулистых мужчин с замысловато подстриженными бородками спорила о преимуществах аппаратов для невесомости перед «Наутилусами». Другая группа давала советы, как правильно выбрать суши и не нахвататься желудочных червей.
Попадались тут и «трендовые панки» беверли-хиллского пошиба, чей демонстративно мятежный прикид был куплен в самых дорогих бутиках Мелроуз-авеню. Встречались люди в белых крестьянских рубахах с неотполированными золотыми самородками вместо запонок. По крайней мере половина присутствующих предпочла коктейлям, сангрии и мексиканскому пиву минералки «Перрье» и «Калистога». Только однажды Прентис заметил, как двое вместе исчезают в ванной.
— Едва ли тут много кокаинистов, — сказал он. — И это хорошо. Хорошо, что люди стали меньше пить и пристрастились к здоровому образу жизни. А что скверно, так это расцветающий буйным цветом нарциссизм. Даже бабы повадились по качалкам ходить.
Джефф кивнул.
— И, знаешь, я сам подумываю записаться в качалку. Разве не стыд, что мы оба в такой плохой форме, челло? Я признаюсь, что мне сразу захотелось выглядеть мистером Совершенство. Но, чёрт побери, пить я не брошу! Для начала я собираюсь выцыганить у этого бармена добрую порцию текилы.
— Я с тобой, чувак!
Они проследовали к бару, получили напитки у бармена и смешались с небольшой группкой друзей Джеффа: затесался в неё и один продюсер, с которым Прентису некогда довелось работать. Пропустив ещё по паре бокалов, Прентис обнаружил, что мексиканская музыка успела смениться дискотечной: помесь хип-хопа с детройтской классикой 60-х. Дюжина пар в полубессознательном состоянии танцевала у бассейна.
Артрайт оживлённо замахал Прентису, и продюсер удалился в толпу. На этот раз Артрайт излучал искреннее радушие. Возможно, настал удачный момент подкатить к нему с соображениями насчёт сценария. Или хотя бы прощупать почву.
Ха. А если Артрайт сценария вообще не читал?
На вечеринках заключается великое множество контрактов, но инициировать их человеку, стоящему ниже в пищевой цепочке, не положено. О бизнесе на светских раутах болтают равные, на крайняк — беседу начинает более могущественный, фигурант высшей социальной прослойки. Впрочем, Артрайта уже куда-то унесло, закрутило водоворотом вечеринки. Он появился спустя несколько минут, буксируя платиновую блондинку. Она была высокая, пышногрудая, синеглазая, загорелая и длинноногая. Типичная калифорнийка, если не считать чёрного сетчатого корсетика под очень открытым красным платьицем. Этот корсетик придавал ей некоторое сходство с танцовщицей нью-йоркского клуба. По крайней мере, она не носила никакой хрустальной дребедени. Были у неё керамические серьги в форме ухмыляющихся черепов с мексиканского фестиваля мёртвых, серебряные браслеты-змейки с изумрудиками вместо глаз и загадочная — Прентис так и не разобрался, что там за узор — татуировка на одном плече.
— Том, это Лиза, — представил её Артрайт, усмехаясь на манер мексиканского черепа. — Она хотела тебя увидеть. Она поклонница Разбитых окон!
— Правда? У этой женщины отменный вкус, — сказал Прентис, — особенно если на самом деле билет она купила минут за пять до того, как ленту спихнули на видеокассеты.
Он предавался изысканному самоуничижению.
Девушка улыбнулась. В один из резцов у неё был вделан рубин.
— Ага. Я купила билет за пять минут до и всё такое прочее.
Артрайт улетучился, и Прентис на миг испытал головокружение. Девушка смотрела на него рассчитанно-выжидательно. Он принял вызов.
— Вы из тех, кто пьёт одну минералку, или я вправе предложить вам чего-нибудь покрепче?
— Я бы с удовольствием выпила пива, — сказала она тёплым хрипловатым голосом. Тон её уверял: Не беспокойся. Расслабься, и всё будет отлично.
Они поспешили к бару, где Джефф флиртовал с худощавой девушкой, у которой по обе стороны головы в косах торчали майянские медальоны. Заказав пиво, Прентис испытал укол неуверенности — добавлять ли ломтик лайма? Лайм с пивом недавно стал выходить из моды, но, не исключено, она именно лайма и ждёт. Он всё же отказался от лайма и вернулся к ней с пивом. Она улыбнулась и сказала:
— Я покорена вашей галантностью.
Прентис постепенно осваивался на вечеринке. Отвлекись немного и заживи нормальной жизнью, чувак, сказал он себе. Возможно, снедавшее его нервы чувство неуверенности — лишь досадный фантом. Возможно, исчезновение Митча на самом деле не так уж и значимо. Возможно, ему пора выбросить Эми из головы. Потому что он уже никак ей не поможет. Кроме того, он ведь в Лос-Анджелесе. Тут куда ни кинь, везде наклейки на бампере: Вина заёбывает.
— Итак, вы работаете с Заком? — спросил он, словно они с Артрайтом испокон веку называли друг друга так фамильярно.
— Нет. Ещё нет. Я модель. Но вообще-то я актриса...
Он механически кивнул, и девушка захихикала над бутылкой пива.
— Вы киваете с таким важным видом, но я увидела ваш взгляд. Я пошутила. Я не модель и не актриса. Я секретарша на студии. Но Зак меня пару раз выебал, так что теперь, чтобы не мучиться угрызениями совести, приглашает меня на вечеринки.
Прентис чуть не поперхнулся напитком.
— Извините, — прощебетала она. — Вы ожидали от меня более пристойных манер?
— Нет... но я... это великолепно...
Он захохотал.
— Вы меня дважды сделали. Один раз херней, а другой раз — правдой.
— Ага. Вы прикольный. Можно я сейчас скажу одну вещь, от которой вы свалитесь в бассейн?
— Сжальтесь надо мной.
— Да ла-адно. Мне действительно нравятся Разбитые окна. Мне показалось, что там я уловила отсылки к этому забавному и грустному среднему периоду Трюффо.
— Ага. Вы меня насквозь видите. К этому периоду Трюффо и... временами мне нравится делать вид, что я продолжаю дело Ноэля Кауарда[37].
— Ноэль Кауард 90-х? А что, неплохо звучит. Вот только, знаете ли, безграмотные бизнес-управленцы, которые тут заправляют, в жизни не слышали про Ноэля Кауарда и не смотрели его пьес.
— Отличное замечание, — признал он. — А вам нравится Куросава?
Разговор зашёл о режиссёрах, романистах и художниках, и Прентису стало совсем хорошо. Он чувствовал себя современным, умным и рассудительным. Так сказать, подстилал соломку для перехода в горизонтальное положение.
