Артур Дойл - Маракотова бездна. Страна туманов (сборник)

Еще один глубоководный феномен оказался совершенно неожиданным. Я говорю о торнадо, которые время от времени случаются на дне. Судя по всему, причиной их возникновения являются новые течения. Разрушения, вызванные подводными ураганами, по печальным последствиям превосходят разрушения, вызванные самым мощным земным тайфуном. Без сомнений, торнадо нужны: их порывы очищают дно от разложившихся останков и спасают от загнивания и застоя, которые неизбежны при отсутствии движения. Торнадо представляют интерес для ученого, но мое знакомство с этим уникальным явлением оказалось слишком волнующим.

Впервые я был захвачен врасплох подводным циклоном, когда прогуливался по дну в компании одной милой девушки, о которой я уже упоминал. Я говорю о Моне, дочери Манда. Мы находились на возвышенности, поросшей водорослями самых разных цветов. От ковчега нас отделяло расстояние не более мили. Здесь находился сад Моны, который она очень любила. В тот день Мона взяла меня с собой полюбоваться на причудливые растения. Мы стояли, взявшись за руки, когда разразился ураган.

Течение оказалось настолько сильным, что только камни, за которыми мы спрятались, не позволили потоку смыть нас. Вода стала теплой, почти горячей. Было очевидно, что поток обязан своим возникновением извержению вулкана, которое произошло на отдаленном участке морского дна. Слой ила, укрывавший поверхность, поднялся вверх. Частички грязи, потревоженные потоком, повисли в воде. Сразу стало темно. Найти дорогу назад не представлялось возможным. Кроме того, мы не могли преодолеть сопротивление воды. Постепенно усиливающаяся тяжесть в груди и проблемы с дыханием послужили сигналом, что система снабжения кислородом начинает давать сбой.

В такие моменты, перед лицом неминуемой смерти все незначительные эмоции уходят на второй план, уступая место истинным чувствам. Именно тогда я впервые понял, что люблю Мону, люблю всей душой, всем сердцем. Любовь выросла из самых заветных глубин моего существа. Как удивительно и непостижимо это чувство! Его причиной стало не прекрасное лицо Моны, не ее точеная фигура, не прекрасный музыкальный голос, не ощущение удивительной духовной близости. Некая субстанция, скрывавшаяся в глубине ее темных глаз, в ее загадочной душе, сделала нас неразлучными. Я взял Мону за руку и прочитал в ее глазах, что мои чувства не остались незамеченными. Смерть рядом с любимой не пугала меня. Мое сердце трепетало от ужаса при виде опасности, которая угрожала ей.

Вы наверняка подумали, что прозрачные костюмы не пропускают звук. Но это не совсем так: определенного рода пульсации легко проникают сквозь защитную оболочку и вызывают вибрации внутри. Где-то вдалеке раздался глухой удар, похожий на удар гонга. Я понятия не имел, что произошло, но у Моны не было в этом никаких сомнений. Все еще удерживая мою руку, она вышла из укрытия, наклонилась и с огромным трудом стала двигаться против течения. Нам предстояло принять участие в гонках со смертью. С каждой секундой давление в моей груди усиливалось. Мона указывала направление. Я еле переставлял ноги. Девушка с тревогой поглядывала на меня. Легкость, с которой она двигалась, подсказала мне, что Мона не испытывает проблем с кислородом, какие испытывал я. Я шел ровно столько времени, сколько позволила мне природа. Внезапно все поплыло у меня перед глазами. Я беспомощно выбросил вперед руки и без сознания упал на мягкое дно.

Очнувшись, я обнаружил, что лежу на кровати в своей комнате, окруженный толпой атлантов. Одетый в желтую тунику жрец стоял у изголовья и держал в руках пиалу с резко пахнувшей жидкостью. Маракот и Сканлэн склонили надо мной испуганные лица, в то время как Мона стояла на коленях у моих ног. Оказалось, что звуки, которые я слышал, действительно были ударами гонга: таким образом атланты указывали дорогу заблудившимся путникам. Мона добралась до ковчега и организовала спасательную экспедицию. Мои земные товарищи бросились на поиски в числе первых. Они принесли меня домой на руках. Как бы там ни было, но с этой минуты я был обязан Моне жизнью.

Сейчас, когда Мона чудесным образом оказалась на земле и находится рядом со мной под земными небесами, у меня нет ни малейшего сомнения в том, что ради нее я бы с радостью навечно остался в подводном царстве. Мне долго не удавалось найти источник чувств, которые нас связывали, понять их силу и глубину. Насколько я мог судить, Мона любила меня так же крепко, как я ее. Манд, отец Моны, кое-что мне объяснил. Его объяснения показались мне в равной мере убедительными и неожиданными.

Манд принял известие о нашем романе со снисходительной улыбкой. От его внимательного взгляда ничего не могло укрыться. Он предполагал подобное развитие событий и отнесся к нашим чувствам как к неизбежности. Как-то раз он пригласил меня в свои покои, усадил на диван, а сам встал к серебряному экрану, чтобы воспроизвести на матовой поверхности свои мысли. Мне не забыть этого показа до конца своих дней. Мона сидела рядом со мной. Наши руки были сплетены. Широко раскрыв глаза, мы глядели на мерцающие картинки, которые сохранили память о далекой истории великого народа.

Сначала на экране появился каменистый полуостров, который далеко выступал в прекрасный голубой океан. (Должен заметить, что изображение в этом кинотеатре было цветным. Мы могли любоваться как удивительными видами, так и яркими красками.)

На берегу океана расположился прекрасный дом необычной постройки, с множеством комнат, красной крышей, белыми стенами и высокими окнами. Неподалеку высилась пальмовая роща. В роще был разбит лагерь: ровные ряды шатров охраняли вооруженные часовые, солнечные лучи отражались от их начищенных доспехов. Неподалеку от рощи по узкой проселочной дороге шел человек средних лет. На его плечах и груди сверкала кольчуга, на левой руке висел небольшой круглый щит. В правой незнакомец держал меч или дротик – я не смог толком рассмотреть. Мужчина повернул голову в нашу сторону, и я тотчас увидел, что он принадлежал к той же породе, что и окружающие нас атланты. Более того, мужчина был точной копией Манда, словно это его брат-близнец. Но лицо незнакомца, в отличие от лица Манда, казалось зловещим, а взгляд угрожающим. Этот человек был жестоким, но его жестокость происходила не от невежества – напротив, она являлась доминирующим свойством его натуры. Ум и жестокость, без сомнения, самое опасное сочетание. Высокий лоб мужчины и сардоническая усмешка казались воплощением зла. Человек на экране был предыдущей реинкарнацией Манда, но Манд жестами дал нам понять, что не хочет иметь со злодеем ничего общего, что давно уже вышел из тени своего далекого предка.