Дом бьющихся сердец - Оливия Вильденштейн

Я сердито смотрю на него.

– Нет, – вру я.

Изгиб его губ столь насмешливый и злой, что мне хочется ударить его кулаком в горло и свистнуть Минимуса.

Вместо этого я прищуриваюсь, глядя в его янтарные глаза-бусинки и надеясь, что у обдувающего его воздухом солдата закончится магия.

– Куда дальше, синьорина?

– Ты планируешь следовать за мной по пятам, Таво?

Его улыбка становится более жесткой.

– Я обязан защищать королевство от людей, которые желают ему зла.

– Я не желаю зла ни Данте, ни Люче! – кричу я поверх треска и раскатов грома.

Феб берет меня за локоть и уводит.

– Идем.

Таво не следует за мной, в отличие от его голоса:

– На лодке будет быстрее добраться до твоего дома!

Хотя булыжники скользкие, а зрение затуманено жгучим разочарованием, я выбираю длинный путь. Мне нужно выпустить пар и скинуть досаду.

– Ты знал? – рявкаю я на Феба.

– Знал о чем?

Его походка такая же деревянная, как и линия плеч.

Я останавливаюсь посреди моста, опутанного густыми зарослями жимолости.

– Что из нас сделают изгоев?

– Я догадывался, что нас встретят не как героев. Все же мы разделили королевство на два лагеря, Фэл.

– Я разделила. Не ты. Не Сиб. Не Джиа. – Дождь хлещет по щекам, приклеивая выбившиеся из косы прядки ко лбу. – Вы не должны из-за меня страдать.

– Мы могли вернуться, но решили остаться.

– Тебя бросили в Марелюче и силой вывезли в Небесное Королевство. Какой у тебя был выбор? – Голос срывается.

– Я мог поехать с Данте, но не поехал, так что перестань винить себя!

Моя нижняя губа дрожит так сильно, что я ее прикусываю, дабы остановить рвущийся наружу вопль.

– Дефне и Марчелло выгнали их, Фебс, – хриплю я. – Они обожают своих девочек, но они… от них… отреклись. Мама с бабушкой далеко отсюда. – Слезы льются из глаз, размывая черты лица Феба до тех пор, пока он не становится лишь зелено-золотисто-персиковым пятном. – Может, даже наши друзья уплыли в Шаббе.

– Они у Энтони. – Его подбородок почти касается шеи. – Где следует быть и нам.

Сердце замирает.

– У Энтони?

– В его новом доме.

– Я хочу домой, – шепчу я.

– Пиколина, там никого нет…

– Мне нужна одежда и…

Его губы сжимаются в тонкую полоску.

– Честно говоря, мне страшно.

Ради друга я напускаю на себя браваду.

– Ты слышал спрайтов: Данте велел не причинять нам вреда.

– Да, просто следить за нами.

Я слабо пожимаю плечами.

– За мной всю жизнь следят.

– Мне от этого не легче. Ни капельки. – Он бросает взгляд вдаль, где в тени парит спрайт, одетый в военную форму. – Я дам тебе неделю, чтобы прийти в себя, и ни минутой больше. Если хоть кто-нибудь попытается сделать хоть что-нибудь, я свистну Лоркана.

– Сомневаюсь, что он откликнется на свист. – Я хочу улыбнуться, но не получается.

Вытирая глаза промокшими до нитки рукавами, я поворачиваюсь и вижу еще одного крылатого легионера, парящего среди капель дождя, а также судно Таво – оно покачивается на канале, опоясывающем Тарелексо, рядом с узким притоком, у которого мы стоим.

Феб обнимает меня за плечи.

– Идем, пока не дали Диотто повод для праздника, умерев от пневмонии.

– Ты чистокровный, Фебс. Ты не подвержен человеческим болезням.

Когда друг ведет меня по дороге, я замечаю едва заметную черную полосу на карнизе желтого дома рядом с нами. Спешно отвожу взгляд, прежде чем успела привлечь внимание к знаку.

За нами кто-то следит, Лор?

За вами многие следят. Вы собрали целую толпу.

Не фейри, а вороны. Ты послал кого-то за нами следить?

А ты как думаешь?

Думаю, Лоркан Рибио не послушал, когда я велела оставить меня в покое. И я благодарна за его защиту, пусть даже она и продлится только до тех пор, пока Мериам не предстанет перед судом.

Я все еще жутко зла на тебя, Лор, за то, что держал меня в темноте.

А что, на свету ты увидела что-то приятное?

Нет, не увидела. Но я все равно предпочитаю видеть. Мне не нравится, когда из меня делают дуру.

Когда это я делал из тебя дуру?

Ты серьезно, Лор?

Я вспоминаю все те случаи, когда расхаживала перед ним в чем мать родила. Вспоминаю обо всех воронах, которых вернула к жизни, считая их простыми реликвиями. Вспоминаю о том, как называла его «ваше величество», потому что считала иностранное слово его именем, а он ни разу меня не поправил. Да, он хотел сохранить свою личность в тайне, но я отдала ему все, а он не дал мне ничего, кроме недосказанностей и лжи.

Я вернул тебе свободу, Фэллон.

Верно. Вот только не отпустил ли он меня только потому, что знал, каким безрадостным будет мое возвращение домой?

Нет, Биокин. Я освободил тебя, поняв, что хотя тебя не превратили в каменную глыбу, ты все же чувствовала себя связанной по рукам и ногам, а в мире нет худшего чувства.

Возвращение прозвища пронзает лучиком света тучу над моей головой, и, по-видимому, над головой Лоркана, поскольку на небе проявляются голубые пятна.

Глава 18

Входная дверь моего дома распахнута настежь, но не от этого я приросла к земле, а мое сердце – к ребрам. Я окаменела при виде полос высохшей алой краски.

Полос, складывающихся в надпись: «Убийца короля».

Меня захлестывает ярость. Ярость на фейри, которые осквернили мой дом. Ярость на Данте, которому еще предстоит объясниться со своими подданными. Да, я вызвала падение его брата, тем не менее его смерть – вина только Данте.

На деревянных ногах я бросаюсь к дому.

– Фэл! – кричит Феб. – Стой! Не надо!

Но я не останавливаюсь.

Давление в венах повышается, как в чайнике, когда нонна забывает его на включенной плите – чайнике, который сейчас валяется рядом с нашим выпотрошенным диваном.

Кухня изуродована: окна разбиты, на расписных стенах еще более жестокие слова, написанные чем-то, похожим на кровь.

«Багряная шлюха».

«Воронья подстилка».

«Шаббинская припевала».

«Убийца».

«Предательница».

Плитку в форме пчелиных сот усеивают желтые лужи, окруженные ореолом мух; в раздувающиеся ноздри ударяет смрад мочи.

– Добро пожаловать домой, Фэллон Росси. – Голос Таво скользит поверх тихих всплесков воды и проникает сквозь разбитое стекло в мои пульсирующие уши.

Я впиваюсь взглядом в огненную глубину его радужек, которые искрятся самодовольством.

– Кто это сделал, Диотто? – У Феба дергаются желваки на челюсти.

– Чистокровки. Полукровки. Служки. Шишки. Слышал, даже люди заглядывали, чтобы отдать дань уважения девчонке, которая