Темные проемы. Тайные дела - Роберт Эйкман
– И как же он выглядел?
– Примерно одного роста со мной. Ужасно красив – особенно в этом маскарадном наряде. Он иногда выряжается в пух и прах. Ужасно тщеславный. – Она опустила взгляд к чашке и чуть покраснела.
По последним надеждам Фенвилла начал звонить колокол.
– Вас не затруднит описать этот его… маскарадный наряд? – спросил он.
– О, это что-то из восемнадцатого века – жабо, напудренный парик. Может, эпоха Регентства… не сочтите меня излишне старомодной, но такой наряд делает мужчину очень привлекательным.
Чашка Фенвилла опустела, но он не решился наполнить ее.
– Вы с ним… говорили?
– Ну да. Конечно. О, у него такая изысканная манера речи.
– Но вы сказали, что не знаете его имени.
– Он откроет его мне, только если я соглашусь выйти за него замуж.
– Вряд ли вы сможете выйти замуж за человека, который живет в зеркале… и имени которого вы не знаете, – суховато заметил Фенвилл.
– Но что мешает? Если и обзаводиться мужем – то только таким! Отец бы мой выбор одобрил. – Дорабелла воззрилась на гостя с горечью, но – и с гордостью, и на миг Фенвиллу почудилось, что суровый, тяжелый взгляд соперника тоже лег на него. Но вот ее лицо вдруг смягчилось. – Но существует одна трудность. Об этом я хотела посоветоваться. Прошу вас, окажите мне милость.
– Конечно. – Казалось, она совершенно позабыла, что у него, Фенвилла, на вопрос ее замужества может быть некий особый взгляд. Впрочем, так ли это? Все слишком туманно, слишком… непредвиденно.
Дорабелла тем временем увлеченно продолжила:
– Мне кажется, его привлекает мой финансовый статус. В некоторых отношениях он слишком прямолинеен. Все время упоминает про то, что дом завален деньгами. Как будто я сама не знаю, что у меня тут хранится! Вот почему… именно поэтому я хотела для вас все прояснить, Малкольм. С самого начала.
– Понимаю, – ответил Фенвилл. – Спасибо. Но, – ухватился он за соломинку, – разве вы хотели бы связать себя узами брака с охотником за чужим богатством?
– Ох, нет. Нисколько не хотела бы. Если я выйду за него замуж – я, само собой, все с ним разделю. Но я не хочу, чтобы он видел во мне лишь источник достатка. На самом-то деле у меня за душой ни гроша. Я ничего не умею, а деньги отца рано или поздно кончатся.
– Почему бы прямо ему об этом не сказать?
– Он не услышит. – Дорабелла упрямо сцепила пальцы.
«Дуракам везет», – чуть не проронил Фенвилл, но вовремя прикусил язык. Нет, он не собирался преподносить сопернику победу на тарелочке с каемочкой. – Не думаю, что его настрой сулит безоблачный брак, – произнес он. – Вот у кого одни штаны, а крова нет над головою – пусть не берет себе жены[17]…
Дорабелла пристально посмотрела на него. По-видимому, она была впечатлена.
– И что это за ребячество – скрывать имя? – решил закрепить успех Фенвилл.
– Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет[18], – играючи утерла ему нос молодая хозяйка.
Внезапно взгляд Фенвилла на что-то упал. Позади Дорабеллы, прислоненная к столу, на котором громоздились принадлежности для вязания, стояла толстая трость со знакомым инкрустированным набалдашником. Едва заметив ее, Фенвилл похолодел. Что-то в самом виде этой вещи было очень злонамеренное – она лучилась силой, с которой не так-то просто было тягаться. Он с трудом отвел от этой вещи взгляд.
– Я так его люблю, – мечтательно протянула Дорабелла. – Но не думаю, что он достоин моей руки под ложным предлогом.
– Не достоин, – сказал Фенвилл изменившимся голосом, силясь взять себя в руки. – И лучше вам вообще не связываться с таким проходимцем. Уверен, оно того не стоит.
– Но он – единственный, с кем меня ждет счастье, – удивленно парировала она.
– Откуда вам знать?
– Раз я взаправду вас так очаровала – вы-то знаете, откуда!
Повисла неловкая пауза.
– Вы нуждаетесь в каком-либо еще совете? – спросил Фенвилл, мало-помалу приходя в норму.
– На что вы так смотрите? – Она оглянулась через плечо, проследив за направлением его взгляда. – А, вязание… за ним я провожу часы в ожидании его.
– Он выходит к вам из зеркала? – очень тихо спросил Фенвилл.
– Нет. Стекло всегда стоит между нами, хотя порой оно очень тонкое. Как пленка на молоке. Иногда кажется, что оно совсем исчезло, но тогда я понимаю, что сплю, и, конечно же, в конце концов я просыпаюсь. Нет, – сказала она более уверенно, – мне больше ваших советов не требуется. Чует мое сердце, вы далеко не так бескорыстны, как кажется.
– Я предельно бескорыстен.
– Я вообще уже не верю, что это мой отец послал вас.
– Я и не говорил, что это так, – выпалил Фенвилл, тут же посетовав на горячность.
– Вечереет. Вам, наверное, пора идти. – Хозяйка оглянулась кругом.
– Могу ли я навестить вас еще раз, Дорабелла?
– Конечно. Если хотите.
– А завтра?
– А вы хотите?
– Само собой.
– Приходите завтра, что ж. А пока… давайте покажу вам, что успела связать. Я очень долго тружусь над этой вещицей…
Отвращение к той части комнаты, где стояла трость, захлестнуло его с необычайной силой, но все же Фенвилл вынудил себя проследовать за девушкой. Он вступил на высокий пол в эркере, все время держа в поле зрения зловещую трость.
– По-моему, вышел прекрасный узор.
Сосредоточив большую часть своего внимания на совершенно другом предмете, он скосил глаза на вязание – и испугался даже больше, чем прежде. Глаз не распознал никакого узора – одну лишь безумную мешанину, ворох свободных концов и стежков невпопад.
– Ну красиво же? – спросила Дорабелла голосом школьницы, ищущей одобрения. Он был выше ее, и ей пришлось чуть задрать голову, чтобы видеть его глаза. – Да… вижу, вы так не думаете, – произнесла она наконец. А Фенвилл так и не промолвил ни слова.
Она вежливо проводила его. Гюнтера нигде не было видно.
Снаружи сгущались сумерки.
Уже почти открыв входную дверь, она вдруг помедлила и повернулась к нему.
– А знаете, вам определенно нужно прийти сюда еще не раз, – сказала она. – Все-таки это приятно – когда в тебя влюбляются с первого взгляда. – Она подалась вперед
