Екатерина Трубицина - Прогулка по висячему мостику

От его объятий растаяли все страхи. Реальное утвердилось в мысли: «Да чушь это все несусветная!», – и угомонилось, а ирреальное сладко замурлыкало, не пытаясь, однако, делиться тем, что же именно его так умиротворяет.

- - -

Дни побежали дальше в заведенном туристско-этнографическом ритме с той лишь разницей, что с ночи до утра к компании Иры с Лешкой добавлялся Влад. А вот компанию в постижении красот и тайн Кавказа он им составил лишь раз – более выходных за две недели отсутствия жены на его долю не выпало. Вечерами он казался полностью вымотанным, но уже к концу ужина приходил в себя, а ночью…

Ира даже обрадовалась, когда вернулась Алиночка, потому что за две недели появилась настоятельная мечта как следует выспаться. Впрочем, скудность времени, отводимого на сон, Ира ощущала только утром, затрачивая некоторое количество усилий на продирание глаз. Ледяной водопад сонливость как рукой снимал, а усталости так и вовсе не наблюдалось, хоть они с Лешкой день ото дня и одолевали пешком весьма значительные расстояния.

Вечерами иногда позванивал Женечка, но в гости выбираться не спешил, несмотря на отчаянные приглашения Влада. Генка исправно подкидывала ему работу так, что не успевал Женечка расквитаться с одним, как уже его профессионального внимания с нетерпением дожидалось что-то следующее.

Через два дня после торжественного возвращения Влада в семью полил тропический ливень, перечеркнув своими потоками планы отправиться на прогулку по ручью Сванидзе. Лешка свалил к Татьяне Николаевне помогать по хозяйству, давно жаждущему твердую мужскую руку. Ира собиралась присоединиться к нему, но, стоило Лешке уйти, тут же позвонил Женечка.

- Привет, Палладина! Ты как там?

- Дождь…

- Чем занимаешься?

- Лешка пошел Татьяне Николаевне помогать, вот собиралась следом идти.

- Помогать Татьяне Николаевне ждать, пока Лешка ей поможет?

- Что-то вроде того…

- Слушай, Палладина, а у тебя нет ощущения, что ты по мне соскучилась? Я, конечно, понимаю, что последнее время скучать тебе не приходилось: днем оздоровительно-познавательные мероприятия с сыном, ночью оздоровительно-развлекательные мероприятия с его другом! Но все же, Палладина, может быть, где-то глубоко в душе ты все же по мне тоскуешь?

- Женечка! Ты стал романтичным и сентиментальным – никак любовные романы переводишь?

- Не без этого. Так как, может, появишься в моей скромной обители?

- Боюсь, после двух недель с Владом, на тебя у меня сил не хватит.

- Фу! Ира! Откуда в тебе эта вульгарность? – изобразил Женечка завзятого сноба.

Ира рассмеялась.

- Да появлюсь, появлюсь и с превеликим удовольствием! Я уже давно хочу тебя увидеть.

- Вот! Я так и знал! – нарочито торжествующе воскликнул Женечка и добавил уже своим обычным тоном. – Давай, жду.

Ира набрала Лешку и спросила, не возражает ли он, если она, вместо того, чтобы присоединиться к ним с Татьяной Николаевной, рванет в город. Лешка не возражал, и Ира вприпрыжку помчалась к проходу.

Глава 47

Иллюзия реальности

Женечка встретил Иру изысканно накрытым столом и в самом что ни на есть чудесном расположении духа. Они малость поболтали о книгах, которые переводил нынче Женечка и о туристских маршрутах Иры с Лешкой.

- Жень… – Ира замялась.

- Та-ак, госпожа Палладина никак спросить о чем-то желает?

- Ну-у-у…

- И считает, что ее вопрос из сферы праздного любопытства?

- Ну-у-у…

- Ну, ну! Спрашивай! Не бойся!

- Жень, расскажи мне, как для тебя все здесь начиналось?

- Я надеюсь, что тебя интересуют лишь последние две с половиной тысячи лет?

- Вообще-то, интересует всё.

- О как! Ир, все, что было до последних двух с половиной тысяч лет, относится к сфере праздного развлечения и ничего интересного из того, что может непраздно заинтересовать тебя, в своей сути не имеет.

- То есть, мой интерес к твоему последнему здесь воплощению, ты к праздному не относишь?

- Уже нет. Ты знаешь теперь достаточно, чтобы интересоваться этим не только ради удовлетворения праздного любопытства.

- Так значит, ты мне расскажешь?

- Особых биографических подробностей не обещаю, однако то, что для тебя действительно представляет интерес, поведаю.

- Ну?

- Ну… Слушай! Я родился здесь, на Черноморском побережье Кавказа в селении, которое находилось в районе нынешней Соболевки, и жил совершенно обычной для тех времен жизнью, которая отличалась от жизни моих ближайших соседей разве что тем, что по своему рождению я принадлежал к правящему роду – эдакий великий князь трех дворов. Ну, не трех, конечно, гораздо больше, однако семейный гонор был из этой оперы. Я вырос, обзавелся своей семьей, растил детей… в общем, достаточно продолжительное, по меркам обычной человеческой жизни, время не случалось ничего из ряда вон выходящего.

Потом была война. То есть, если рассматривать по меркам современности, и не война вовсе, а так, грандиозная драка. Это, правда, тоже не выходило за рамки обычного. Подобные драки являлись правилом. Только вот на этот раз нас оказалось раз в восемь меньше, ну и исход получился соответственный. Предводитель «вражеской армии» – некто по имени Гудэк – имел со мной личные счеты. Я его немного обидел еще в детстве, а он оказался на редкость злопамятным. И вообще – потрясающей доброты человек! Милейшее создание!

Как я узнал позднее, он запретил своим головорезам трогать меня, и я после жесточайшей резни оказался без единой царапины. Если честно, для меня для самого до сих пор загадка, как им удалось выполнить его приказ и не замочить меня в этой мясорубке в пылу сражения. Но это неважно. Перерубили всех воинов, кроме меня. Всех уцелевших женщин и детей, кроме моей семьи, вместе со скотом угнали. Все в округе выжгли. А я остался цел и невредим. Правда, я не сразу понял это.

В пылу битвы меня, как я уже говорил, умудрились даже не поцарапать и даже одежду не порвать, однако, видимо, оглушили, так как я потерял сознание и пришел в себя, уже будучи привязанным к обугленному дереву. Пока я окончательно не очухался, моя семья тоже оставалась в неприкосновенности. А потом…

Гудэк не стал меня пытать, в смысле наносить болезненный вред моему телу, в смысле бить, сдирать кожу, жечь… все это он проделал со всеми членами моей семьи на моих глазах. А потом сказал, что считает наши разногласия исчерпанными, прощает мне все и предлагает выпить за примирение. Я был уверен, что в поднесенном мне роге яд, и осушил его до дна. Там оказалось снотворное.

Проснулся я в лесу, и притом не брошенный абы как, а устроенный со всем, возможным в лесных условиях, комфортом – словно сам спать укладывался. Снотворное оказалось хорошего качества, и память мне, к моему великому сожалению, не отшибло. Мое состояние, думаю, в описании не нуждается. Я долго бродил по горам. Насколько долго, не знаю. В конце концов, мои скитания привели меня на вершину отвесной скалы. Далеко внизу змеилась река. И я просто сделал шаг в пропасть. А дальше…