Дэннис Крик - Судьба вампира

Он прождал несколько минут, прежде чем за дверью послышался какой-то шорох. А потом раздался хриплый женский голос.

— Кто там?

— Прошу прощения, мне нужна Анна Фабиански, — как можно дружелюбнее произнес Виктор.

— Анна?

— Да, я знаю, что она живет здесь…

— Кто вы такой? — а вот голос хозяйки вряд ли можно было назвать приветливым.

— Меня зовут Виктор Мурсия. Я путешествую по Мирта-Краун, собираю материал для своей новой книги… — Откуда вы знаете этот адрес?

— Я нашел его в телефонном справочнике города, — ничего лучше он придумать не смог. — Извините, но, может, вы пригласите меня в дом? Здесь довольно прохладно.

В ответ тишина.

— Послушайте, я ищу Анну, чтобы попросить о помощи. Поверьте, это не праздный интерес.

— Вы уверены в том, что говорите?

— В чем именно?

— В том, что ищете Анну.

— Вы, наверное, меня не так поняли. Я поясню. Два дня назад мы столкнулись с ней на перекрестке недалеко от Парка Солнечного Света… она была на красной машине. После этого я ее потерял… Понимаете, я ничего не помню, что произошло со мной после аварии. Ничего. Это печально, но, тем не менее, это так. Теперь я страдаю провалами в памяти. Я спокойно могу вспомнить то, что было со мной десять лет назад, но, к сожалению, ничего не могу поделать, когда дело касается дня вчерашнего, — искренность в голосе писателя подкупала. Но верила ли ему та, что стояла за дверью?

— Я разыскиваю Анну, чтобы узнать правду.

— Мне кажется, вы просто сумасшедший, — хрип перешел в сухой кашель, и Виктор вынужден был подождать, пока женщина прокашляется.

— Вы не местный, только что приехали, а уже явились сюда что-то требовать.

— Нет, я ничего не требую. Мне просто нужно поговорить с ней.

— Придумайте какую-нибудь другую историю. Столкнулся с ее машиной! Смешно!

Хрип превратился в едва слышный смех. Даже не смех в своем чистом виде, а каркающий шепот.

— Ваша ирония неуместна. Вопросы, которые я собираюсь задать ей, совсем не веселые. Они касаются моей жизни и смерти. В буквальном смысле слова.

Виктор подождал, пока его собеседница проникнется всей серьезностью проблемы, а потом спросил.

— Скажите, где я могу найти ее?

— Послушайте, мистер… как вас там, убирайтесь отсюда, и поживей. Ничего Анна вам уже не скажет, — снова сухой и долгий кашель.

— Но она ведь здесь живет? — его голос был полон надежды. Умирающей.

— Уже нет.

— Что значит, уже?

— То и значит, дуралей! Она умерла недавно. И я бы на вашем месте поспешила туда, откуда пришла, потому что у нас не принято так шутить.

Виктор замолк.

Умерла.

Заявление было резким и сказано на эмоциях, что вызывало сомнения в его достоверности.

— Как, умерла? Этого не может быть… — он заглянул в окно и увидел ее, стоящую в прихожей.

Несмотря на то, что свет в доме не горел, и растущая снаружи темнота с каждой минутой ухудшала видимость, ему удалось разглядеть свою собеседницу.

Неимоверно худая, лет пятидесяти — пятидесяти пяти, со скуластым лицом серого цвета и костлявыми руками. Одета она была в серый бесформенный свитер ручной вязки, сильно растянутый, доходящий ей почти до колен. И длинную черную юбку, скрывающую щиколотки, но не босые ноги.

— Однако это именно так.

— Но я ее видел… наверное, это какая-то ошибка…

— Единственная ошибка — это ваше появление здесь, — заворчала женщина и, заметив, что он смотрит на нее через окно, отошла вглубь дома.

— Я работаю служанкой в этом доме уже пять лет. И наговаривать на дочь хозяйки за это время еще не научилась. — Извините, я не знаю, как вас зовут… Промедление и шорох. Потом ответ.

— Морелия.

— Скажите, Морелия, что с ней случилось? Ради бога… Это жизненно необходимо для меня… — Виктор понимал, что его взгляд, каким бы умоляющим он ни был, повлияет на нее ровно так же, как на мертвого искусственное дыхание, но понадеялся на ее здравомыслие и откровенность до конца.

— Два месяца назад ее тело нашли в лесу центрального парка. А теперь уходите. Мне нечего вам больше сказать.

— Два месяца назад? — писатель раскрыл рот от удивления. — Но это невозможно! Вы уверены?

— Убирайтесь! Пока я не вызвала копов.

— Господи, два месяца назад… — словно заученный текст шептал он эти слова, — …два месяца назад… Что же случилось ней?

— Бедняжка только-только отдала богу душу, а у людей хватает наглости являться сюда и спрашивать о ее смерти! Оставьте невинную душу в покое!

— Постойте, пустите меня в дом, расскажите мне все, что знаете о ней, прошу вас! — в конце его реплика стала криком.

Вот бы сорвать эту чертову дверь с петель, ворваться в дом и расспросить служанку обо всем. Пусть даже силой, но выбить из нее нужные сведения.

— К черту! К черту вас со своими расспросами! — от противного голоса у него заболела голова. — С минуты на минуту сюда явится хозяйка, а я еще даже не начинала уборку!

— Хозяйка? Вы имеете в виду ее мать…

— Да, черт бы вас побрал! Магда не терпит чужаков. После смерти дочери она отрешилась от всех. И она будет очень недовольна, когда застанет меня тут беседующей с вами!

— Магда это мать Анны? Впустите, я хочу дождаться ее и передать ей свои соболезнования! Ему никто не ответил.

Ожидание затягивалось. Но он знал, что Морелия до сих пор стоит за дверью, скрывая хрипящее дыхание и наблюдая за ним из темноты.

— Я хочу поговорить с ее матерью! Вы впустите меня?

Снова молчание.

— Мне нужно узнать кое-что про Анну! — он ударил кулаком в дверь, удар получился настолько сильным, что она чуть не слетела с петель.

Ответ все же прозвучал, но это было не то, что хотел услышать Виктор.

— Черная Долина. Там она лежит.

Черная Долина

Наверное, впервые в жизни Виктор Мурсия почувствовал себя так плохо, что ему захотелось повеситься.

Сначала он хотел отправиться пешком в ближайшую клинику, но потом понял, что не дойдет. Да и по дороге его наверняка схватят копы. Успокаивая себя тем, что лихорадку в современном мире научились лечить и на самых поздних стадиях, он надеялся, что ему хватит времени на розыск Анны до того, как он окончательно свалится, пораженный болезнью.

Ко всему прочему его одолевала дьявольская жажда. Он пытался утолить ее, заставив себя выпить хоть немного воды. Но все его попытки заканчивались неудачей — как только он подносил ко рту бутылку, горло сводило судорогой.

Вскоре на смену жажде явилось новое чувство, куда более сильное и неотвратимое.