Дэннис Крик - Судьба вампира

Настойчиво и самозабвенно он убеждал себя в том, что красив и может претендовать на роль жениха оперной дивы. И в то же время сходил с ума от невозможности подтвердить это или опровергнуть.

Камелии не нравились поздние возвращения брата домой. Он приходил почти под утро. Больше она не встречала его у порога, былой контакт с ним был потерян. Он стал нелюдим, молчалив, угрюм.

Как-то сидя у окна в своей спальне, она поймала себя на мысли, что тоскует по тем временам, когда он был незряч. Да, да, именно, когда он был незряч, как бы кощунственно это ни звучало.

Раньше он был куда веселее и жизнерадостнее, куда более словоохотливее, и сам искал общения с людьми. Знакомыми, гостями (пусть и не частыми, но желанными), чем вызывал к себе симпатию многих приходящих и благодушие соседей. Теперь же он отстранился от всех. Утонул в своих унылых размышлениях, стер себя с лица земли, превратился в тень подлинного Люция.

Люди перестали приходить в их дом. Лишнего слова от него было не добиться, поговорить о чем-то невозможно, сходить куда-то утопично. Бледная маска холодной отстраненности стала его вторым лицом.

Эскудо уже не приветствовал его, когда поэт приходил домой и не провожал, как раньше до двери, когда он уходил. Пес избегал своего хозяина и больше времени проводил с Камелией.

Шли дни, а отчуждение брата и сестры становилось все сильнее. В тот вечер, когда Люций пробирался, словно вор, в помещение театра через черный ход, Камелия молилась за него в темноте своей комнаты…

Аника выступала в «Элегии», единственном в городе театре, уже около года. Певице с лихвой хватило этого времени, чтобы пленить широкую общественность Менкара, особенно ту его часть, которая относила себя к творческой знати и была наиболее подвержена умилению.

Сегодня был тот день, когда очередь за билетами выстроилась с самого утра. Люций послушно отстоял ее до конца. Приобретя заветный квиток, он решил не дожидаться начала представления и проник в театр заблаговременно.

Обманным путем пробравшись в закулисье, поэт притаился в уголке и стал поджидать певицу. Когда она вышла из гримерной, впопыхах застегивая концертное блио, он преградил ей путь, встав в узком проходе прямо перед ней.

Реальность совпала с вымыслом. Да что там, она превзошла фантазию поэта!

— O, mea diva![2] — воскликнул он, простирая к своему кумиру руки. Услышать тебя — это подарок судьбы. Но вот увидеть тебя… Это уже настоящее счастье!

— Кто вы? — недовольно спросила девушка с рваной стрижкой соломенных волос.

— Меня… меня зовут Люций. Я поэт, — он заикался и не мог отвести взгляда от прекрасного лица, что было безукоризненно, словно сотворено по заказу самой взыскательной публики. В ее глазах, небесных лунах, застыла цельность мироздания — всего того, что видел в своей жизни Люций. И, как показалось, душа, не омраченная ничем. — Что вы здесь делаете?

— Я пришел сделать тебя счастливой, Аника, — поэт пожал плечами и улыбнулся.

— Сделать меня счастливой? Вы сумасшедший? Кто вас пустил сюда?

— Я слишком долго ждал, чтобы отложить сей волнительный момент на неизвестный срок. Твой голос мне давно знаком, Аника, и я влюблен в него безумно!

— Я рада, юноша, но у меня концерт, — она попыталась обойти его, но Люций не дал ей сделать и шага.

— Не уходи, прошу… — он упал перед ней на колени, — Раньше я не имел возможности видеть тебя, ибо был безнадежно слеп. Я лишь представлял тебя в своих снах. Рисовал образ с картинки, которую мне пересказывали другие люди. Те, кто видел тебя воочию.

Если бы ты знала, сколько бессонных ночей я провел в своей спальне, думая о тебе! Сколько слез я выплакал, лелея мечту о такой пленительной реальности. И вот, наконец, я обрел ее!

И я ни о чем не жалею, — он уставился на нее снизу вверх.

— Что вы хотите от меня? — в холодном тоне красавицы слышались нотки нетерпения (и злости?).

— Ничего, — но Люций поленился их услышать. — Ничего, ей-богу. Хочу иметь возможность видеть тебя всегда. Слушать тебя всегда… — Так приходите на мои выступления.

— Нет, Аника, нет, это все не то! — поднявшись, поэт воздел руки вверх. — Твой голос я слышал сотни раз, и он поистине прекрасен, но я хочу иметь возможность видеть тебя рядом со мной. Всегда видеть тебя рядом со мной…

— Не понимаю, о чем вы?

— Я хочу, чтобы ты стала моей женой, — последние слова буквально сорвались с его языка. Он не хотел говорить это вслух, но когда сказал, не пожалел об этом. Потому что на душе вдруг полегчало.

— Это моя мечта, — пытаясь сгладить суровую резкость правды жестом оправдания, он склонил голову перед певицей.

— Вы с ума сошли! — путь от раздражения до страха был коротким. Певица поняла, что этот человек, кем бы он ни являлся, несомненно, одержим.

— Убирайтесь! — Аника двинулась в сторону, но он схватил ее за руки и прислонил к себе. Она уловила его ледяное дыхание. Сердце ее замерло от испуга. В этот момент она не знала, чего бояться больше: дальнейших действий необузданного поклонника или своих собственных слов, которые способны были спровоцировать его на эти самые действия.

— Знаешь, на что я пошел, чтобы увидеть тебя, Аника? — поэт дрожал от возбуждения. Только теперь оно было вызвано не предвкушением встречи, а ослепляющей похотью.

— Ты даже представить себе не можешь, что я отдал в обмен на это, — его руки обхватили ее лицо.

Он потянулся, чтобы поцеловать ее в губы, но она успела отвернуться.

— Уйди прочь, животное! — понимая, что своим поведением только разозлит безумца, Аника все равно не могла воздержаться от летящих с языка бранных слов.

Люций как-то странно посмотрел на нее, но в глазах его не было обиды. Они были затуманены пеленой безумия. Так выглядят глаза зомби. — Ты не понимаешь… — Уйди!

— Не гони меня, не надо…

Внезапно Люций вспомнил, как утопал в мечтах, взлелеянных совершенством любимого образа. Целый год он страдал от неразделенной любви. Но была надежда. А что теперь? Он будет вынужден страдать всю жизнь?

— Я прошу.

— Нет, это уже слишком, — певица сделала еще одну решительную попытку и, наконец, вырвалась из его железной хватки.

— Кто-нибудь! Помогите! — закричала она, пятясь от поэта в сторону гримерной.

— Звать не пойми кого только для того, чтобы прогнать меня прочь! Скажи мне, я тебе совсем не интересен?

— Оставь меня в покое!

Не говоря больше ни слова, Люций пошел на нее. Губы его, дрожа и расползаясь, обнажили острые клыки. Лицо его похоронило всякую надежду, и с ужасом она увидела в его глазах безжалостную ярость.