Келли Линк - Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003)

— Я и сама себе удивляюсь.

— А вот и я. — Блеки прошаркала обратно в комнату и тяжело опустилась в кресло. — Сейчас посмотрим.

Она постучала пальцем по столу, отчего клочок бумаги затрепыхался, словно раненый мотылек, а потом протянула мне конверт:

— Открой, пожалуйста, голубушка. У меня такие неловкие руки.

Стандартного размера конверт, вскрытый, с напечатанным прыгающими буквами адресом:

«Мисс Блеки Тан,

Уединенный Дом, остров Аранбега, штат Мэн».

В одном углу, рядом с почтовым индексом наклеена четырехцентовая голубая марка, выцветшая от времени. В другом углу напечатан обратный адрес: «У. Б. Фокс, Санд-Хилл-Роуд, Т. Харбор, штат Мэн».

— Взгляни на письмо, — приказала Блеки.

Я послушно вытащила письмо из конверта, развернула и пробежала взглядом по написанным от руки строчкам до подписи в самом низу. Синие чернила; похожий на мышиный хвостик росчерк после последней «и». «Твой любящий Берди».

— По-моему, почерк тот же. — Я повнимательнее присмотрелась к буквам, стараясь не вникать в содержание письма. Оно в любом случае казалось скучным: что-то про собаку, снегопад и застрявшую в снегу машину; и «Скорей бы наступило лето, по меньшей мере, тогда мы снова сможем ездить в гости друг к другу». «Меньшей». Я взяла клочок бумаги, чтобы сравнить написание «меньше в одном и другом слове.

— Ну да, точно, — сказала я. Я заметила еще одну вещь. Я поднесла письмо к лицу и понюхала. — И знаете, что еще? Я чувствую запах. Письмо пахнет трубочным табаком. И шарф тоже.

— «Боркум Риф». — Мать состроила гримасу. — Ужасная дрянь с приторным запахом. Я терпеть его не могла. — Она посмотрела на меня, прищурив серые глаза, но не лукаво, а задумчиво. — Мы были добрыми друзьями. Я и Берди. Милейший человек.

Катрин кивнула.

— Но болезненный.

— Да, болезненный. Под старость он бы совсем захирел, верно? — Они с Катрин переглянулись, две пышущие здоровьем старухи, а потом мать взглянула на меня. — Я помню, как ты любила книги Берди. Теперь я жалею, что мы с ним не переписывались чаще. Я бы отдала тебе его письма, Айви. Раз или два в год он всегда приезжал к нам погостить. Летом.

— Но только до смерти сына, — добавила Катрин. Блеки потрясла головой.

— Да, только до смерти Уолли. Бедный Берди.

— Бедный Уолли, — поправила Катрин.

Вот почему Фокс не закончил последнюю, пятую книгу своего цикла романов. Его сын погиб в Корее. Я знала это; и это был один из действительно интересных, даже трагичных фактов биографии Уолтера Вердена Фокса. Подробная биография Фокса вышла в свет в семидесятых, когда его книги приобрели второстепенный культовый статус, чему поспособствовали успех Толкина и Мервина Пика и недолговечная мода на серийные издания в одинаковых бумажных обложках. «Александрийский квартет», «Дети насилия», «Танцы под музыку времени». Цикл романов «Пять окон, одна дверь» никогда не пользовался особой популярностью, несмотря на восторженные отзывы о нем таких известных людей, как Анаис Нин, Тимоти Лири и Верджил Томпсон, которых самих теперь затмили более яркие молодые звезды.

Фокс умер в 1956-м. Еще до моего рождения. Я не могла знать его лично.

Однако, как ни странно, именно он сделал меня такой, какая я есть. Ну, наверное, не меня саму. Но он, безусловно, изменил мой взгляд на мир, заставил меня увидеть оный идиллически-прекрасным и одновременно исполненным смутной угрозы, самых разных возможностей, вызревающих в нем, как вызревают плоды в осеннем фруктовом саду. Однажды у нас с Джулией зашел разговор о шестидесятых годах. Она на семь лет старше меня и все шестидесятые прожила в коммунах хиппи в Теннесси и торгуя наркотой в Малибу, прежде чем обосновалась в Рокленде и открыла свой тату-салон.

— Хочешь знать, в чем пафос шестидесятых, Айви? Весь пафос шестидесятых выражается фразой «такое могло бы быть».

То же самое с книгами Фокса. От них у меня неизменно возникало ощущение, будто кто-то наклоняется над моим плечом и шепчет на ухо: «Такое могло бы быть».

Наверное, можно сказать, что Уолтер Берден Фокс разрушал для меня реальный мир, когда последний казался мне не столь привлекательным, как мир, в котором жили Мейбл, Нола и братья Сиенно. Мог ли существовать в действительности такой чудесный город, как придуманный им Ньюпорт? Кто согласился бы нести бремя такого мира? Кто пожелал бы?

И все же здесь дело было во мне, а не в нем. На самом деле я могла обвинить Фокса единственно в том, что он не закончил свою последнюю книгу. Но с учетом обстоятельств, возможно ли было винить его?

— Так, значит, это карты Берди? Можно? — Катрин взглянула на меня. Я кивнула, и она осторожно взяла колоду, перевернула лицом вверх и тихонько ахнула. — Да они же пустые…

Я рассмеялась, позабавленная недоуменным выражением ее лица.

— Катрин! Вот видишь, что ты наделала!

— Но неужели они с самого начала так и выглядели? — Она принялась переворачивать карты лицом вверх, одну за другой, и раскладывать на столе подобием диковинного пасьянса. — Нет, вы только посмотрите! Все до единой пустые. В жизни не видела ничего подобного. ^

— Доведены до полного опустошения, — сказала Блеки. Она свернула шарф и отодвинула в сторону. — Тебе следует хорошенько постирать его. Кто знает, откуда он.

— Так откуда он? Берди ходил в церковь? В вашу, святого Бруно?

— Не помню.

Лицо Блеки превратилось в застывшую маску, словно она разом состарилась на тысячу лет: Цирцея обратилась в Сфинкса. Она пристально смотрела на разложенные на столе карты. Конечно, не собственно карты, а серые прямоугольники картона, у многих из которых отсутствовал уголок, а то два или даже три. Смотрела внимательным, но одновременно настороженным взглядом, а потом быстро отвела глаза в сторону. Я подумала о двух картах, спрятанных в моем заднем кармане, но ничего не сказала.

— Его жена умерла молодой, он вырастил сына один. Уолли тоже хотел стать писателем, знаешь ли. Вероятно, в конце концов они упокоились в каком-нибудь сарае.

— Ты имеешь в виду карты, — мягко подсказала Катрин. Блеки раздраженно нахмурилась. — Вот они. Вот они все.

— Сколько их там? — спросила я. Катрин начала считать, но Блеки сказала:

— Семьдесят три.

— Семьдесят три? — Я недоуменно потрясла головой. — Что за колода такая, с семьюдесятью тремя картами?

— Значит, нескольких не достает. Здесь только семьдесят. — Катрин взглянула на Блеки. — Семьдесят три? С чего ты взяла?

— Я просто помню, и все, — раздраженно сказала моя мать. Она указала пальцем на меня. — Ты должна знать. Ты читала все его книги.