Алекс Норк - Подует ветер — 2

Сухое старое дерево будто даже обрадовалось огню, и о попытках его погасить уже не могло быть речи.

Гамильтон нагнулся, чтобы поднять шлем… подумал в этом странном положении, что шлем больше уже не нужен…

Но не валяться же ему на земле.

Энн прошла мимо, брезгливо понюхала отдававшие бензином руки и проговорила так, будто ничего не произошло:

— Постарайся не очень задерживаться после работы, дорогой.

— Откуда у тебя зажигалка? — не нашел ничего лучшего спросить он.

— Взяла у папы, — спокойно прозвучало в ответ.

Огонь уже полыхал вовсю.

— Это судьба, Майкл, — пробормотал Гамильтон.

— Что?

— Не мог же я двадцать лет назад не пойти на собственный выпускной вечер.

Через час дом сгорел дотла.

Но гораздо раньше стало ясно, что из него уже никто не выскочит, и лейтенант видел как его подчиненные, уже расслабившись, с удовольствием наблюдают догорающие остатки.

— Ничего, к завтрашнему дню угли остынут и вы мне граблями отыщете каждую обгорелую косточку! — пообещал он всем сразу.

Потом они переговорили с женщиной из соседнего дома, чей муж сразу выбежал на крик подрядчика, и картина вполне прояснилась.

— Я так и стояла все время здесь, когда мистер Тьюберг с другим человеком вошли в дом. А услышав крик, смотрела уже туда не отрываясь.

Гамильтон встал на ее место.

Отсюда не только должен был прекрасно наблюдаться ближний бок сгоревшего дома, противоположный окну, из которого выпрыгнул Тьюберг, но и задняя его сторона. Правда, крона ближнего дерева закрывала вид вверх, но если бы зверь пролез на крышу через вентиляционный ход, спрыгнуть незамеченным на землю он все равно бы никак не смог. Все рядом и как на ладони. С главной стороны находилась Энн, которая вышла из машины именно в тот момент, когда подрядчик выскочил из дома. И другая боковая часть была в ее поле зрения, к тому же сосед с ружьем оказался там почти сразу. Даже если это необычайно быстрое животное, промчаться с первого этажа на второй — пусть всего три секунды, нырнуть в вентиляционное отверстие и оказаться на крыше — все равно еще две. Ну, вместе — минимум пять. Хотя трудно себе представить такую совершенно неестественную скорость.

А сосед появился, едва Энн успела подбежать к отцу. И пробегал он мимо этой передней стороны дома. Как мог никто ничего не заметить?

— А может быть, вы все-таки отвернулись на какой-то момент, мэм? — еще раз переспросил Гамильтон.

— Ни на одну секунду, лейтенант. Я, конечно, не видела отсюда крышу, дерево закрывает. Но если бы что-то спрыгнуло на эту или заднюю часть дома, я бы заметила. У меня еще очень хорошее зрение, сэр.

Энн вскоре позвонила ему в управление и сообщила, что отвезла отца домой. Там он выпил большой стакан бренди и улегся спать.

— И передай, пожалуйста, Дику, чтобы пришел к нам в маркет и выбрал себе бесплатно любую мебель взамен потерянной.

Второй свидетель случившегося в доме — подрядчик строительной фирмы — тоже спал. Но с ним обстояло хуже: медики пришли к выводу, что стресс у него слишком сильный и постоянно вгонять больного в сон они будут по крайней мере двое суток.

К концу дня приехала попрощаться уже совсем выздоровевшая Милдред.

— Чудесно провела здесь у вас время, лейтенант. Столько новых впечатлений, что даже решила отложить свой предстоящий отпуск. Ну что я там увижу, на каких-то Багамских пляжах, по сравнению с вашим городом?

Гамильтон и Фолби невесело улыбнулись.

— Да, скучновато теперь может стать, — согласился сержант.

Девушка подала им на прощание руку и хлопнула по плечу брата.

— Не грусти!

— Конечно, — поддержал ее Гамильтон, — он сам через три месяца отправится в отпуск.

— Ха, вы думаете, он грустит, потому что я уезжаю? У него улетел филин, вот почему.

— Сестричка, ты мне дороже, даже если бы у меня пропал слон. Представляете, сэр, филин воспользовался тем, что мы с Милдред заговорились и пролез в неприкрытое до конца окно.

— Ничего, — успокоил сержант, — как лопать захочет, вернется.

Когда через час Гамильтон подъехал к дому Тьюберга, Энн вышла ему навстречу.

— Как себя чувствует отец?

— Прекрасно, у него нервы сделаны из веревок. Ждет тебя, бодр и весел.

Тьюберг расхаживал по большой гостиной со стаканом в одной руке и сигарой в другой.

— Фрэнк, мой дорогой! Что будешь пить? Лучше всего этот старый брэнди. Да, пока я не прикончил бутылку!

Он тут же налил, не дожидаясь согласия.

— Человек моей комплекции, а?! Энн говорит, я выпорхнул из окна как бабочка и отпрыгнул в сторону на огромное расстояние. Ах, как жаль, что ни у кого не было в тот момент кинокамеры!

— Но потом, папа, ты стал немножечко деревянным.

— Это защитная реакция, дорогая.

— Лучше бы ты для защиты захватил с собой пистолет, тогда бы мне, возможно, не пришлось поджигать этот сарай.

— Расскажите, пожалуйста, что это было? Не упуская деталей.

— А и не было там никаких особенных деталей. — Тьюберг поставил на маленький столик стакан, сел рядом в кресло и затянулся сигарой. — Повезло мне, конечно. Потому что я как раз подошел к окну и выставил наружу створки… Слышу отчаянный крик. Повернулся, подрядчика будто сдуло. И поначалу ничего особенного не наблюдаю. Оглядываю слева направо комнату, — он провел дымчатую дугу сигарой по воздуху, — и что-то приковывает мой взгляд к противоположной внутренней двери. Вглядываюсь…. а там — змеиная башка, вот с мой кулак, не меньше. И торчит из темноты в воздухе. Ну, очень высоко, Фрэнк, повыше твоего пояса. Неестественно все как-то. И, похоже, змея тоже всматривалась оттуда из темноты… а потом увидела меня. Хе! Вот тут я уже ничего не помню. Как бабочка, да Энн? А-хе-хе!

— Папа, это было совсем не смешно.

Тьюберг беззаботно махнул рукой:

— Главное, что эта тварь сварилась потом с потрохами. Ты нам тоже чего-нибудь быстрей приготовь. Я ужасно голоден. Фрэнк, веселее, сейчас будем ужинать!

Энн посмотрела на отца как на малого ребенка, потом перевела взгляд на Гамильтона.

— А ты-то чему улыбаешься?

— Говорят, что мальчики наследуют характер деда по материнской линии. Я был бы совсем не против.

Днем филин летал совсем немного. Ему очень быстро приглянулся парк в самом центре города. Перелетев несколько раз с дерева на дерево, он выбрал себе большой, еще не потерявший листья клен и уселся поближе к стволу почти у самой верхушки.

Здесь можно было поспать и окончательно переварить съеденную не так давно пищу, и еще потому, что дневное время не самое интересное. Самое интересное — сумеречное и ночное. Время охоты. Время, когда силы начинают расти и заставляют расправлять и бить по воздуху крыльями, а из груди вырываются громкие низкие звуки. Они предупреждают, что здесь только его охотничий участок, и другим филинам тут делать нечего. Его участок и его законная добыча: все то, что движется внизу и вокруг. Его жертвы, которые знают и боятся его, но не видят и не слышат так хорошо, как он, и всегда слишком поздно улавливают почти бесшумный полет его крыльев, понимая, что это он, только когда крылья стремительно нависают, а мощные когти уже выброшены вперед и через мгновенье вопьются.