С. Сомтоу - Валентайн

Брайен ехал вперед. Пи-Джей периодически открывал глаза и бормотал: «Здесь налево», или «Сейчас осторожнее, тут слепой поворот». Раньше Брайен никогда не выезжал в дикие дебри, так далеко к востоку от Лос-Анджелеса. Голые горы, пустыня Мохаве... но Пи-Джей вроде бы знал, куда они едут, так что пусть он и будет за штурмана. По мере подъема воздух делался все разреженнее, дорога сужалась, а шпильки[25] становились все опаснее и опаснее.

Дорога закончилась тупиком. Брайен огляделся. Горы цвета ржавчины, голые скалы, а вдалеке — еще горы с шапками снега.

— Люблю Лос-Анджелес, — сказал Пи-Джей. — В одном месте можно и серфингом заниматься, и горными лыжами.

Брайен так и не понял, шутит он или нет. В Пи-Джее появилась какая-то странная раздвоенность. Он вроде бы здесь и как будто не здесь.

— Где мы? — спросил Брайен.

— Не знаю, — сказал Пи-Джей. — Но я здесь бывал много раз. Вон там, за этим холмом, поместье Симоны Арлета, медиума с мировой известностью... ну, знаешь, в «Enquirer» про нее писали, что она «самый лучший парапсихолог из всех». А там, на той стороне... — Брайен не смог разглядеть ничего, кроме смазанного белого пятна на горном склоне, — ...там будет волшебный замок какого-то сумасшедшего кинорежиссера.

— Я ничего не вижу.

— Ты видишь вокруг только опустошение и смерть, правда? Но моя мама-шошонка и мой дед-шайенн научили меня видеть иными глазами. И когда я смотрю этими, другими глазами, я вижу... чувствую... как скорпионы копошатся в песке, как койоты крадутся среди кактусов, и...

— А дети ночи? Ты их тоже чувствуешь?

Пи-Джей отвернулся. Брайен вышел из машины и открыл багажник.

— Не трогай его, слышишь? Я сам его понесу, — сказал Пи-Джей, прежде чем Брайен успел поднять тело, упакованное в спальный мешок. Из отверстия для лица свисала нога. Утыканная осколками. Пи-Джей поднял своего мертвого друга и взвалил его на плечо. Никакого трупного окоченения. Из порезов на ноге сочилась свежая кровь. Брайен невольно подумал, а вдруг...

Они поднялись еще выше по склону — уже пешком. Здесь, наверху, было прохладнее, и дышать приходилось глубже. Тропинка была крутой, но там были плоские камни; Брайен почти различал древние ступени, вырезанные в скале.

— Это что, какое-нибудь древнее святилище?

— Откуда я знаю, — ответил Пи-Джей. — Мы, индейцы, — мы все для вас на одно лицо, правильно? В Калифорнии не было индейцев равнин, поэтому я ни хрена не знаю, святилище это или просто так. — Но Брайену показалось, что он что-то скрывает. Во-первых, Пи-Джей слишком легко нашел это место. И во-вторых, здесь все дышало силой. Может быть, прошлые столкновения с вампирами, подумал Брайен, повысили его чувствительность вот к таким вот местам и вообще ко всему, что несет на себе отпечаток некоей потусторонности... но он что-то чувствовал. Что-то здесь было. И это «что-то» будило тревогу. В отличие от Пи-Джея. Брайену вдруг стало страшно. Хотя солнце светило вовсю, небо было безоблачно ясным, а горы просматривались на несколько миль вокруг.

Наконец Пи-Джей нашел место, которое искал. Он соорудил из камней некое подобие постамента и положил на него своего мертвого друга. Выл ветер. Кровь, сочившаяся из спального мешка, пропитала песчаник. Страх Брайена не проходил.

— У него не было крови, когда он пришел в первый раз, — сказал он. — Только... бальзамирующий состав.

— Он пил прошлой ночью, — сказал Пи-Джей.

Как завороженный, Брайен наблюдал за тем, как Пи-Джей снял рубашку и джинсы. Потом достал из кармана баночку с белой краской и раскрасил себе лицо рукояткой швейцарского армейского ножа. Смотрясь в лезвие, как в зеркало, нарисовал на обеих щеках по змее. Полоснул себя ножом по груди и животу. Кровь потекла на спальник со «Звездными войнами».

Потом Пи-Джей запел свистящим фальцетом. Слова с гортанными согласными и протяжными долгими гласными. Слов Брайен не понимал, но он чувствовал пронизывающую их печаль. Когда Пи-Джей запел, он, казалось, преобразился и стал совершенно другим существом. Его бедра слегка покачивались, выписывая волнообразные линии. Он поднял руки к груди и стал ласкать воображаемые груди. Он превращался в свою священную ипостась мужа, который и жена тоже. Потом он завыл. Его язык то вырывался изо рта, то убирался, как бы феллируя ветер. Хотя движения были исполнены неприкрытого эротизма, в танце не было ничего похотливого; это был серьезный обряд, который связывал землю и небо, жизнь и смерть.

Он танцевал, пока не упал в изнеможении на тело друга; Брайен помог ему встать. Было уже далеко за полдень.

Брайену показалось, что тело дернулось, шевельнулось внутри спальника — но нет. Конечно же, нет. Страх вернулся, накрыл густой тенью — упал камнем, как ястреб.

Ему хотелось скорее уехать отсюда. Он чуть ли не на себе оттащил Пи-Джея к машине, запихнул его на пассажирское сиденье, завел двигатель и погнал вниз. Он понятия не имел, куда едет. Лишь бы подальше от этого места.

Это было какое-то волшебство: буквально за считанные минуты он выехал обратно на шоссе Антилоп. Как будто дорога сама выкатилась ему под колеса, и когда он посмотрел в зеркало заднего вида, он уже не мог вспомнить, с какой именно горы они спустились. Но ему и не нужно было вспоминать. Он гнал вперед.

Выехав на шоссе Сан-Диего, он включил радио. Музыка разбудила Пи-Джея. Это была старая песня Тимми Валентайна:

Приходи ко мне в гроб,

Я не хочу спать один.

Пи-Джей сказал:

— Он теперь в десять раз популярнее, чем когда был живой. Он, блядь, теперь как Джеймс Дин, подростковый вариант.

Брайен сказал:

— Он убил Лайзу. — Господи. Прошло уже столько лет, но ему все так же больно. Ему хотелось скорее приехать — хоть куда-нибудь, — чтобы поставить машину и принять еще пару таблеток валиума.

— И мою маму, и папу, и Дэвида с Терри, и Наоми, и...

— Китти Бернс, и принца Пратну, и...

Пи-Джей вдруг заплакал, как маленький мальчик.

— Теперь все кончено. Ты собрал пылесосом всю землю, правильно? И выкинул ее в мусорку. Всю, до кусочка.

— Да.

— Значит, мы в безопасности.

— Да, в безопасности, — отозвался Пи-Джей.

Диктор по радио заговорил о грандиозном конкурсе двойников Тимми Валентайна. Прямая трансляция по телевидению... Симона Арлета собирается вызвать дух Тимми, чтобы он тоже вошел в жюри... Джошуа Леви, этот сомнительный археолог, выступит в шоу Леттермана на обсуждении «влияний» Тимми Валентайна в истории...

— Прямо, блядь, цирк какой-то, — сказал Пи-Джей. — Тебе надо бы написать книгу на эту тему.

— Может быть, и напишу, — сказал Брайен. — Все мои романы стоят в «Краун Букс» на «уцененной» двухдолларовой полке. То, что случилось в Узле, это как злые чары. С тех пор я вообще не могу писать. То есть могу, но получается откровенная дрянь. Я пытаюсь винить в этом рынок, редакторов, публику, но, черт... похоже, пора завязывать с беллетристикой и переходить на документальную литературу.