Тим Каррэн - Подземелье

Заражение в ноге началось на второй день, погрузив его в трясину лихорадочных снов. Он взывал к несуществующим людям, помнил события, которых не было. Распространившаяся инфекция убила бы его, в конечном счете, но она не допустила этого. Преданная, ласковая, нуждающаяся в компании, любой компании, она тянулась к нему. Она высосала яд из его ноги, охлаждала его жар, брызгая водой на лицо.

Когда он очнулся от лихорадки, он закричал.

И она что-то нежно ворковала ему.

Он лежал, пытаясь вспомнить, что с ним случилось, но воспоминания быстро мутнели. Мир сновидений и приятных грез ускользал от него. Лампы и фонари исчезли, хотя это было неважно, батареи давно уже сели.

Тьма окружала его постоянно.

Но он не был в ней одинок.

Он помнил, когда она впервые пришла к нему, как застенчиво себя вела. Какое-то время она сидела у него в ногах, воркуя и пощелкивая, иногда тихо насвистывая какую-то призрачную мелодию. Но он протянул руку, и она приблизилась, жаждущая общения, разрушенная вечностью чудовищной изоляции. Сперва было нелегко привыкать к ней, к ее прикосновению и пронзительному звуку голоса. К щелкающим, паучьим конечностям, узловатым, как стебли бамбука, к костистым сегментам ее тела, усеянным колючими волосками. К зловонному дыханию, к смраду древности и распада, к тошнотворным миазмам, с примешанным запахом того, чем она питалась.

Он не знал, чем она являлась.

Она была не совсем пауком, хотя походила на него. Нечто с замысловатым, блестящим экзоскелетом, и бесчисленными, шуршащими, костлявыми конечностями. На ощупь ее кожа была маслянистой и влажной, как шкура тюленя. Но она не являлась ни насекомым, ни паукообразным. У нее была голова. Длинная, узкая голова и что-то вроде лица. Голова, обрамленная копной жирных, похожих на паутину волос, при прикосновении извивающихся как черви, и лицо с как минимум тремя овальными ртами. Иногда она ложилась рядом и вылизывала его своими языками, очищая и не давая болеть.

Поначалу ему хотелось кричать, но потом он привык. Он даже привык к пище, которую она пережевывала до консистенции жидкой кашицы и срыгивала ему в рот. Он не хотел думать о том, чем она его кормила, потому как в пещере был только один доступный источник мяса.

Потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к этому, как и к тому, как она произносит его имя. К хриплому, скрипучему воплю, напоминавшему жалобное кошачье мяуканье посреди ночи. — Боооооиид, — кричала она жалостливым детским голосом, в котором слышались одиночество, опустошение и страх. — Бооооооииид…

Да, даже к этому он привык.

Удивительно, к чему можно привыкнуть со временем.

Он не мог знать, чем она являлась и к какой расе принадлежала. Знал лишь, что она познала страшное, опустошающее одиночество, разорвавшее ей разум. Она ждала в полной, беспросветной изоляции, пока ее вид вымирал. Пока континенты сдвигались, и гигантские рептилии сменялись мегафауной. Пока великий пермский период опустошался массовым вымиранием, и мезозойские моря превращались в пустыни. Пока сушу заселяли млекопитающие, а люди учились ходить, а потом бегать, заполняя землю словно термиты.

Сколько дней?

Сколько дней прошло?

Он где-то читал, что человеческий разум не выдерживает после трех-четырех дней полной темноты. Отсутствие сенсорной стимуляции заставляет мозг отключаться. Бойд не был уверен, находится ли сам в здравом уме. Он просто ждал в своей ячейке. Ждал, когда она вернется.

Слушал.

Да, он слушал. Как она приближается. Тика-тика-тика. Влезает в ячейку и садится у его ног. Он не видел ее много часов, может, даже дней. Она пахла по-другому. По ее запаху он научился оценивать ее настроение. Сегодня от нее исходил очень сладкий аромат, похожий на вишню. Раньше от нее никогда так не пахло. Когда она была напугана, это был запах сухой соломы. Когда сердилась, пахла болотной ряской. Но этот запах… он был новым.

Он говорил с ней, но она не отвечала.

Просто ждала, лежа у него в ногах.

Казалось, это продолжалось много часов.

Когда Бойд открыл глаза, она все еще была рядом. Она издавала высокий музыкальный звук, и кроме этого было кое-что еще — какое-то хлюпанье, словно спелые, сочные томаты выскальзывали из нее.

И запах… черный, болезненный, неприятный.

И тогда он узнал. Тогда понял.

Тогда все начало наполняться странным и отвратительным смыслом.

Она спала бесчисленные века, вынашивая в себе дремлющее потомство. Она несла эту тайну с пермских времен — семя своего вида.

Она являлась существом женского пола.

И рожать ей было вполне естественно.

Когда дело было сделано, она тихо приблизилась к нему, хнычущему себе под нос.

Она хотела, чтобы он ее потрогал.

Поначалу Бойд испытал отвращение, почувствовав их скопление у нее на спине, корчащихся и извивающихся, но вскоре научился их принимать. Они тоже приняли его и вскоре бегали по нему словно крошечные попискивающие грызуны, и он знал, что будет за ним ухаживать. Многоногие детеныши облепили его роем, покусывая и облизывая его. Лежа там, в сырой подземной тьме, он помнил, что когда-то был женат на женщине, которую звали Линда, и что она носила его ребенка.

Когда-то он уже был отцом.

И теперь стал им снова.

Отцом сотен ползающих, бегающих, копошащихся детей.

Он был много каким, но определенно не одиноким.

Однако по прошествии нескольких часов, он ощутил, что она становится нервной и напряженной. Она чувствовала угрозу, и он знал это по ее запаху. И спустя некоторое время понял почему — доносящийся издали грохот. Грохот крошащего породу бура. Они выкапывали его. Они шли, чтобы забрать его.

О, нет, — сказал он про себя. Не делайте этого.

Вы не понимаете.

Она очень ревнивая…

19

Им потребовалась неделя, чтобы снова вскрыть паучью нору и еще три дня, чтобы расчистить «забой», ведущий в пещеру, о которой Юргенс рассказал им по рации. Каждый шаг давался с трудом, но пока страна затаила дыхание, «Си-Эн-Эн» и «Эн-Би-Си» жили рядом с шахтой Хобарт в палатках, а семьи терпеливо ждали, они добрались до пещеры.

Теперь их от нее отделяла лишь каменная стена.

По данным ультразвукового локатора толщиной она была футов пять. Они смогут пробить ее за считанные часы.

— Тащите сюда бур, — скомандовал Руссо, постаревший за последние дни лет на десять. — Мне нужна скважина в эту пещеру.

Около часа потребовалось, чтобы пробить в породе дыру.

Из нее тут же ударила струя сухого воздуха.