Майк Стокс - Тень призрака

Я вдруг почувствовал острый укол вины. Мне захотелось помочь старику, как-то облегчить его страдания. Но я не знал, чем здесь можно помочь. Пес мертв. Его уже не вернешь. И все-таки, если бы я тогда сделал хоть что-нибудь, хоть как-то выразил свое сочувствие — тогда, быть может, меня и родных мне людей не постиг бы тот ужас, который нам довелось пережить впоследствии.

Старик наконец замолчал. Он долго и пристально смотрел на Килмойла, возвышающегося над ним на своем великолепном жеребце. Потом перевел взгляд на меня. Невольно я сжался под этим тяжелым взглядом. Скорее всего, я был для этого человека таким же олицетворением тупого зла, как и сам Килмойл. Старик трижды плюнул на землю, а потом вдруг разразился бранью. Я не понял ни слова — должно быть, он говорил на гэльском, — но то, что старик нас ругает, я понял прекрасно.

— Поехали, — бросил мне Килмойл, разворачивая коня.

Мы умчались едва ли не галопом.

— А что он сказал? — спросил я Килмойла, когда мы уже подъезжали к конюшне замка.

— Он нас проклял.

— Проклял? Ты имеешь в виду — обругал?

— Нет, именно проклял. Наслал на нас проклятие. — Килмойл расхохотался. — Теперь нас будут преследовать духи тех, кого мы обидели и кому причинили зло. Жизни наши закончатся в ужасе и отчаянии. Пощады не будет ни нам, ни тем, кто нам дорог. Духи не успокоятся, пока не отомстят за себя сполна… — Он улыбнулся, спрыгнул с лошади и передал поводья конюху. — Разумеется, все это полный бред!

— Да, конечно, — рассеянно отозвался я.

На следующий день мне пришло письмо от свояченицы, сестры Лилии. Она просила меня немедленно вернуться домой: Лилия нехорошо себя чувствует. Моя супруга и раньше не отличалась крепким здоровьем, однако болезнь на восьмом месяце беременности могла обернуться серьезными неприятностями. Это был тревожный знак. Когда я сказал Килмойлу, что мне надо ехать, он тут же вызвался подвезти меня до станции в своей двуколке.

Дорога до ближайшего города шла по холмам. Мы как раз спускались с очередного склона, как вдруг на крутом повороте наши кони неожиданно дернулись в сторону и одно колесо двуколки приподнялось над землей.

— О Господи, мы на что-то наехали!

Килмойл натянул поводья, останавливая лошадей. Мы выбрались из коляски, чтобы посмотреть, что там такое. Это была собака. Обгорелая мертвая собака. Мы сразу поняли, что это тот самый пес, которого мы накануне сожгли, сами того не желая. Неподалеку у края дороги сидел старик. Мы не сразу его заметили. Он издавал какие-то странные звуки, похожие на приглушенное рыдание. Килмойл крикнул ему, требуя объяснений, зачем он бросил мертвого пса посередине дороги. Но старик не услышал. Охваченный горем, он ничего вокруг не замечал. Мне было искренне его жалко, но я опять ничего не сделал, чтобы ему помочь. Я торопился на станцию. Мне хотелось как можно скорее вернуться домой, к жене. Сейчас я не мог думать ни о чем другом. Убрав обугленный труп с дороги, мы с Килмойлом поехали дальше.

Через три недели у нас с Лилией родился сын Джордж, наш первенец. Когда я вернулся, Лилия быстро пошла на поправку, и роды прошли без проблем. Теперь нас было трое. Мы были счастливы, как только могут быть счастливы молодые супруги, любящие друг друга. Тогда мы еще не знали, что уже очень скоро наша жизнь превратится в трагедию, исполненную ужаса и отчаяния.

Как-то вечером мы с Лилией, по обыкновению, сидели в гостиной, выходившей окнами в сад. Малыш спал вместе с нянькой в соседней комнате. Вскоре Лилия задремала, убаюканная нашей тихой, неспешной беседой. Чтобы ей не мешать, я пошел к себе в кабинет, решив написать пару писем. Однако я еще не закончил и первого письма, как вдруг из гостиной донесся крик Лилии. Бросив все, я поспешил туда. Лилия была бледна как мел. Она полулежала в кресле, судорожно сжимая руку няньки, которая первой успела к ней.

— Там, в саду… — прошептала она, дрожащей рукой указав за окно. — Он там!

— Кто?

Но Лилия была слишком напугана, чтобы ответить мне вразумительно.

Поручив супругу заботам няньки, я вышел в сад. Я обыскал его вдоль и поперек, но не нашел ничего подозрительного. Когда я вернулся в дом, Лилия уже немного оправилась от испуга и смогла рассказать мне все толком.

Она задремала, сидя в кресле. Ее разбудило чье-то настойчивое прикосновение. Кто-то тронул ее за плечо. Открыв глаза, еще в полусне, она почувствовала чье-то горячее сбивчивое дыхание у себя на щеке. Она воскликнула: «Кто здесь?» — и быстро встала с кресла, оглядываясь по сторонам. В гостиной не было света, и она не увидела ничего. Но зато услышала шаги. Какой-то зверь — «тигр или волк!» — ступая почти неслышно, крался через комнату к окну. Вот тогда Лилия и закричала, и на ее крик прибежали мы с нянькой.

Тогда я посчитал, что ей приснился кошмар. Когда человек только-только засыпает и пребывает еще между явью и сном, ему, случается, снятся живые и яркие сны, которые очень легко принять за происходящее на самом деле. Поначалу Лилия и слушать меня не хотела, но доктор — а я тут же послал за доктором — подтвердил, что это единственное разумное объяснение. Я уложил Лилию в постель. Доктор дал ей снотворное. Потом мы пошли ко мне в кабинет. Доктор порекомендовал отвезти Лилию в деревню: у нее расшалились нервы.

— Покой, свежий воздух и отдых на лоне природы — вот что ей сейчас необходимо, — заявил он.

Я рассказал ему про домик в Ирландии. По возвращении в Англию я сразу же нанял строительную бригаду для его переустройства, так что работы уже подходили к концу.

— Вот и славно, — сказал мне доктор. — Как только дом будет готов, сразу везите туда супругу. Чем раньше, тем лучше.

Но работы шли не так быстро, как я рассчитывал. Нам пришлось задержаться в Лондоне. Состояние Лилии не улучшалось. Она постоянно беспокоилась за ребенка, ей казалось, что с ним обязательно что-то случится. Но мне это представлялось нормальным: обычное беспокойство молодой матери. Так что я не принимал всерьез страхи Лилии.

А между тем она пребывала на грани нервного срыва. Когда Джордж был не с нами, она буквально дрожала от ужаса: а вдруг нянька оставила мальчика одного и теперь его подстерегает опасность? Однажды ночью она проснулась с диким, безумным криком, убежденная, что с Джорджем случилась беда. Я бросился в детскую. Мальчик крепко спал.

— Он ушел? — спросила Лилия, когда я вернулся в спальню.

— Кто?

— Этот ужасный пес.

— Какой пес?

— Пес, который был на лестнице. Я слышала, как он поднимался! — Ее голос сорвался на крик.

— Лилия, — я старался говорить как можно спокойнее, — там нет никакого пса. Тебе, должно быть, приснился кошмар.