Аня Сокол - Шаг в темноту

Вдох-выдох. Я подала мальчишке знак молчать и пошла открывать. Стук тотчас прекратился. Тот, кто стоял по ту сторону, все слышал.

Открывала я, стараясь состроить лицо поравнодушнее, но, увидев визитера, все равно поморщилась.

— Привет, Тём, — поздоровалась я, не скажу, что получилось вежливо.

— И тебе того же, — высокий и массивный мужчина без лишних слов отодвинул меня и прошел в дом, как в собственный. Скрывать гостя не имело смысла, как и вставать на пути и возмущаться — попросту не заметит.

Тём. В привычном мире Артем Коломин, вроде бы спортсмен… Я не уточняла, мне хватает своих трудностей, чтобы вносить разнообразие в серые будни сведениями о жизни ветра-охотника[1].

— У тебя гости, — сказал Тём и улыбнулся.

«Гость» побледнел и попятился. Ну, наконец-то пробрало. Парень и раньше поглядывал вокруг с опаской, но как-то вяленько, без паники. Так опасаются охранника в супермаркете, положив за пазуху кулек конфет: если поймает, будет стыдно, неприятно, но не смертельно… В нашей тили-мили-тряндии все наоборот. Это понимаешь быстро, особенно когда видишь в шаге от себя улыбку и гораздо более острые зубы, чем положено человеку. Охотник — это мертвые серые глаза, серо-бесцветные волосы, лицо без возраста и без выражения. Производит впечатление. А через минуту понимаешь, что внешность не самая запоминающаяся черта.

— Точно, — подтвердила я и, делая ударение на последнем слове, добавила, — это мой гость.

Ветер сделал еще шаг к парню, а тот, соответственно, от него, да так резво, что сразу уперся спиной в столешницу. На это были причины. Рассказывать бесполезно, надо хоть раз увидеть, как двигаются охотники, как их тело перетекает из одного положение в другое, увидеть их стремительность и грацию хищника. Один раз — и с человеком ни за что не спутаешь и не забудешь, если выживешь. Так что парня можно было понять.

— Чего ты хочешь, Тём? — спросила я.

Это было откровенной капитуляцией, даже без попытки побарахтаться, и мы оба это знали. Я не могла допустить, чтобы он забрал парня. Надежда лишь на то, что такие, как он, ничего не делают просто так. Раз охотник говорит, а не действует, значит, это кому-то нужно. Вот только кому? Тём никогда не был поклонником людей. Причин я не выясняла, слишком уж пугал меня этот мужчина, до икоты и ночных кошмаров.

Ветер повернулся ко мне, парень продолжая вжиматься в столешницу, облегченно выдохнул.

— Я? — вроде бы удивился Тём. — Много чего…

И снова эти скользящие движения, теперь уже ко мне. По спине пробежал холодок страха. Конечно, он сразу это почувствовал, ноздри охотника раздулись, а улыбка стала откровенно издевательской.

— Желание, — протянул он, вглядываясь мне в лицо, — любое по моему выбору, как говорите вы, люди, «будешь должна».

— Нет, — подобная перспектива привела в ужас, я ответила инстинктивно, не раздумывая, и мысленно взмолилась: «Святые, помогите!»

— Нет? — переспросил Тём, словно пробуя слово на вкус, — уверена?

Пальцы у него были очень горячие. Я впервые почувствовала их жар на коже. Могла бы и обойтись. Когда тебя берут за горло, приятного мало.

— Иллюзия выбора, — он чуть сдавил ладонь, приближая мое лицо к своему, мне пришлось встать на цыпочки, — Я могу заставить тебя сделать все, что угодно.

Одно неуловимое движение — и острые когти выйдут из горячих пальцев, а не менее теплая кровь потечет по его рукам.

— Это будет долго, грязно и больно, — продолжал, вглядываться в глаза, Тём, — но будет. А этого человека — уже нет. Выбирай: обещание — сейчас, дело — потом, а парня я вообще не видел. Либо… — многозначительная пауза, можно и не продолжать, — впрочем, меня устроят оба варианта.

Ветер притянул меня вплотную, заставляя цепляться за пол лишь носками кроссовок.

— Отпусти. Я согласна, — прохрипела едва слышно я.

Другой бы не разобрал, но не охотник. Пальцы разжались. Я закашлялась. Молча, будто не было этой сцены, Тём пошел к двери и лишь у порога обернулся.

— Не советую выходить из дома без метки.

Я потерла руками шею, посмотрела на парня, и тот отвел глаза. Дурак. Лицо как открытая книга, думает, должен был вмешаться, защитить даму. Ага. Хорошо, испугался, как следует, и не полез. Пусть теперь он и считает себя трусом, но я не психоаналитик, у нас водятся такие создания, которых и испугаться не грех. Он ведь жив. Этого более чем достаточно.

— Я… — мальчишка хотел что-то сказать, пытался оправдаться, хотя бы мысленно, хотя бы перед самим собой, но не получалось.

— Жди здесь, — отмахнулась я и побежала в спальню.

При всем своем паскудстве в одном охотник был прав — без метки выходить на улицу не стоило.

«Метка» — вещь своеобразная, не совсем артефакт, но и не безделица, нечто среднее. Каждый житель нашей тили-мили-тряндии обязан иметь хотя бы одну. Надо выбрать предмет: кольцо, брошь, даже дырявый носок сгодится, главное условие, чтобы это мог надеть на себя человек. Эту вещь несли к старосте (кстати сказать, весьма вредному ведьмаку), тот в свою очередь заговаривал предмет. В итоге, местные могли приглашать людей в гости, надев на них метку. Так здесь показывали, под чьей защитой находится чужак, или даже чей это будущий ни о чем не подозревающий ужин. У одной семьи могло быть без счета таких предметов (тут уж как со старостой договоришься), плюс те, что передавались по наследству. Некоторые вполне могли закатить вечеринку на сотню-другую человек. Многие метки хранились как память, так как давно и безнадежно устарели, ведь не наденешь же шлем с рогами или железные доспехи, хотя… если жизнь прижмет… У многих и так фантазия сбоила. К примеру, у старосты метка стояла на собачьем ошейнике, а у Пашки вообще на розовых меховых наручниках из секс-шопа, у Тёма помечен стальной охотничий нож, ибо лучшим способом пригласить человека в гости, по его мнению, было загнать тому нож между ребер.

На заговор для меня старик тоже расщедрился, ибо таков закон: у каждого должна быть своя метка и точка. Другое дело, что завести больше одной мне вряд ли светило. И с того самого дня я никогда его не доставала. Браслет. На кожаной основе причудливо переплетались змейки из бисера и цветных лент. В нем легко узнавалась косая самоделка, чем он, собственно, и был. Я хранила его в шкатулке с настоящей ювелиркой и знала, что никогда не потеряю, так как самое ценное в нем — это память.

Парень стоял там же, где я его оставила. Худой, растерянный и жалкий. Он лишь слегка удивился, когда я завязала тесемочки на запястье. Смотрелось нелепо.

— Поехали, — сказала я, открывая дверь, — поговорим с твоей бабкой.