Вольфганг Хольбайн - Колдун из Салема
Я высоко поднял руки — слишком поздно и слишком медленно — чтобы сдержать концентрированный поток жуткого гнева, заставивший меня отступить назад. Фонарь, выскочив из моих рук, описал в тумане огненную дугу и с треском ударился в землю. Карбид вспыхнул, на меня упал яркий луч света, а затем все вокруг меня погрузилось во тьму.
Я остановился как вкопанный. То, что только что нахлынуло на меня, как беснующаяся волна прибоя, не было чем-то материальным, как я подумал сначала.
Кошмарные гномы и колдуньи танцевали на тропинке, выскакивая из тумана и обескураживая меня своей пляской. Они были призрачными, но вместе с тем вполне реальными, как чертенята на картинке, вдруг чудесным образом ожившие, спрыгнувшие с картинки и приведшие этим случайных зрителей совершенно неожиданного события в полное смятение.
Маленькие потешные человечки в мохнатых шапках на рогатых головах скакали по тропинке, а иссохшие, похожие на ведьм существа отталкивали их в сторону. Все эти действия были слишком уж реальными, чтобы можно было считать их лишь плодом моего воображения. Они не были лишь порожденной туманом иллюзией, а представляли собой жуткую действительность, от которой кровь стыла в жилах.
Какое-то странное существо — полукрыса, полуженщина — указало когтистым пальцем на меня и скорчило физиономию в отвратительную гримасу. Его крысиная мордочка, хитрые и коварные глазенки, тонкое изящное туловище, размером с человека, перемещающееся на пружинистых крысиных конечностях, представляли собой весьма мерзкое зрелище. Я отступал шаг за шагом, не в силах оторвать взгляд от этого жуткого существа.
Влажная пелена тумана окутала мои ноги и поползла вверх по туловищу. Я почувствовал, что в туман погружается не только мое тело, но и мое сознание. Меня охватил панический страх, но часть моего тела — и моего сознания — осталась нетронутой серой пеленой тумана, и я неотрывно следил за трансформациями, происходящими с женщиной-крысой, почти с любопытством исследователя.
Ее туловище медленно обросло густой щетинистой шерстью, а пальцы превратились в когти. Существа, плясавшие вокруг нее, казались теперь не более чем призраками — порождениями моей фантазии.
Я больше не смотрел на них. Все мое внимание было приковано к женщине-крысе. В ее взгляде чувствовалась холодная звериная решительность. И еще что-то. Что-то знакомое, что-то такое, что я уже видел и в зеркале перед тем, как оно разлетелось вдребезги, и в глазах Лиссы — глазах колдуньи, вселившейся в Присциллу.
Туман удушающей пеленой застилал мое сознание. Однако главную угрозу для меня представлял не он, а это… это существо, упорно надвигающееся на меня. Мне даже показалось, что туман защищает мое сознание, что он оберегает его от безумия, охватывающего меня. Это все, конечно, было полной чушью, как и то, что я, как мне казалось, сейчас видел.
Это было лишь плодом моего воображения, видениями, порожденными туманом…
Жуткое крысоподобное существо вдруг задрожало. Оно судорожно скорчилось, опустилось на колени, еще раз скорчилось, зашипело и затем медленно, словно ему было больно, выпрямилось.
Туман резко отступил от крысоподобного чудища — в нем уже не было ничего человеческого.
Но лицо!
Это было лицо Лиссы-Присциллы — колдуньи, один раз чуть было не погубившей меня! Я вскрикнул.
Подняв свои когтистые лапы, существо шагнуло ко мне. В его лапах блеснуло что-то металлическое — что-то совершенно не свойственное животному. Хотя я толком не рассмотрел этот предмет, инстинктивно почувствовал опасность.
Я бросился в сторону. Темноту разорвал громкий взрыв. Он отдался эхом в моих ушах и заставил меня покачнуться. Я зашатался, споткнулся о корень и рухнул на землю.
Меня тут же охватил туман, нахлынувший на меня, как волна, и подавивший мой крик. Я закашлялся и стал отчаянно хватать ртом воздух. Туман проник в мое горло и парализовал его. Это был не обычный туман: у меня возникло ощущение, будто я глотаю безвкусный сироп. На мгновение мне показалось, что я вот-вот задохнусь, но затем вдруг чья-то сильная рука подняла меня на ноги и как следует встряхнула.
— Да возьмите же себя в руки, мужчина, — послышался чей-то голос.
Мужской голос!
Я с трудом поднял глаза.
Женщина-крыса исчезла, словно видение, а вместе с ней исчез и весь легион кошмарных существ. Теперь на ее месте стоял великан — мужчина, который был выше меня ростом на целую голову. Я ожидал увидеть что угодно: ужасную физиономию, щупальца доисторического гиганта или же что-нибудь в этом роде — но никак не того, кого я увидел.
— Син! — воскликнул я.
Мой голос не был похож на человеческий. Воздух, выходивший у меня изо рта, смешивался с клубами тумана.
Я молча уставился на человека, которого в последний раз видел еще в Дернессе.
И он тогда был воплощением моего мертвого отца Родерика Андары!
Был погожий солнечный день, и При разрешили — в сопровождении миссис Санди — погулять по раскинувшемуся рядом громадному парку. Солнечные лучи щекотали ее кожу, и она с сожалением думала о том, что зима вот-вот снова вступит в свои права. Радость, охватившая ее от ощущений солнечного дня, ни разу не была испорчена мистером Балтимором, который сегодня, как ни странно, оставил При в покое.
Когда они поднималась по ровным узким ступенькам из блестящего камня, в ее шагах ощущалась прежняя энергия, а мысли, мучившие ее несколько последних месяцев, отошли на задний план.
Доктор Балтимор был плохим человеком, он все время пытался ее убедить, что она больна. Но ведь это он был болен и — по единодушному мнению окружающих — нуждался в помощи. Он держал ее здесь как пленницу, и только тот, кто мог заглянуть в глубину его черной души, наверное, понял бы, зачем ему это было нужно.
При не сделала ему ничего плохого. Впрочем, она вообще никому не причинила вреда, и держать ее здесь было просто бесчеловечно и подло. Там, снаружи, ее ждал огромный мир, и она поклялась себе, что это ожидание не будет вечным.
Придет день, когда она вырвется из этого заточения. Эйкорн, Сантерс и она сама образовывали единую мощную силу, перед которой не мог устоять даже доктор Балтимор.
Она хихикнула при мысли о том, что сказал бы этот чудный доктор, если бы узнал, куда она сейчас идет. В доме все спали, и, естественно, пациентам не разрешалось проводить по ночам тайные встречи. Тем более такие вот встречи — настоящие собрания.
Как, кстати называл их Эйкорн? В названии фигурировало слово «месса». Ах да, он называл их «черная месса». Собравшиеся умоляли силы зла помочь им положить конец произволу доктора.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});