Стивен Кинг - Бессонница

Ральф убрал скальпель. След от лезвия горел на абсолютно гладкой щеке существа, как родимое пятно.

[Ладно, солнышко, слушай внимательно. Я хочу, чтобы ты пообещал, что оставишь меня и Лоис в покое, пока не закончится представление в Общественном центре. Никаких преследований, никакой поножовщины, ничего подобного. Обещай мне это.]

[В рот тебя! Возьми свое обещание и засунь его себе в задницу!]

Это не вывело Ральфа из себя; его улыбка стала даже шире. Потому что Атропос не сказал: «Я не стану», — и, что даже еще важнее, Атропос не сказал: «Я не могу». Он резко отказал. Иными словами, просто небольшая оттяжка, причем легко устранимая.

Стиснув зубы, Ральф провел скальпелем прямо по середине спины Атропоса. Лезвие разрезало юбку, грязную белую тунику под юбкой и плоть под туникой. Кровь хлынула наружу мощным потоком, и надрывный воющий вопль Атропоса резанул слух Ральфа.

Он нагнулся и снова зашептал в маленькое ушко, морщась и стараясь не запачкаться в крови, насколько это было возможно:

[Мне не нравится это делать, дружище, — на самом деле еще два пореза, и меня замутит, — но я хочу, чтобы ты знал, что я могу это делать и буду продолжать, пока ты или не пообещаешь то, что мне надо, или пока сила, не давшая мне задушить тебя, снова не остановит меня. Думаю, если ты станешь дожидаться этого, то превратишься в вопящий комок мяса. Ну, что скажешь? Пообещаешь или предпочтешь, чтобы я выдавил тебя как виноградинку?]

Атропос рыдал. Это был жуткий, вызывающий тошноту звук.

[Ты не понимаешь! Если тебе удастся остановить то, что уже началось — шанс невелик, но все-таки это возможно, — меня накажет существо, которое ты называешь Малиновым королем!]

Ральф снова стиснул зубы и опять опустил скальпель — губы его были так плотно сжаты, что рот стал похож на длинный шрам. Лезвие скальпеля чуть задержалось, наткнувшись на хрящик, а потом левое ухо Атропоса шмякнулось на пол. Кровь хлынула из дырки на боку его лысой башки, а его крик на этот раз был достаточно громким, чтобы Ральфу заложило уши.

А им и вправду далеко до богов, подумал Ральф. Ему стало дурно от ужаса и отчаяния. Единственная настоящая разница между ними и нами в том, что они живут дольше и их немного труднее увидеть. И похоже, солдат из меня никудышный: от одного вида этой крови я почти теряю сознание. Черт.

[Ладно, я обещаю! Только перестань резать меня! Не надо! Пожалуйста, не надо больше!]

[Для начала неплохо. Но тебе придется немного уточнить. Я хочу услышать, как ты говоришь, что обещаешь держаться подальше от меня, от Лоис и от Эда тоже, пока не закончится представление в Общественном центре.]

Он ожидал новых уверток и уловок, но Атропос удивил его:

[Я обещаю! Обещаю держаться подальше от тебя и от этой суки, с которой ты бегаешь тут…]

[Лоис. Произнеси ее имя. Лоис.]

[Да, да, от нее — Лоис Чэсс! Я согласен держаться подальше от нее и от Дипно тоже. От вас ото всех, пока ты больше не режешь меня. Ты доволен? Этого достаточно, черт бы тебя взял?]

Ральф решил, что он доволен… Во всяком случае, насколько может быть доволен человек, которому невыносимо противны его собственные действия и методы. Он не думал, что в обещании Атропоса скрыты какие-то ловушки; маленький лысый человечек знал, что он может дорого заплатить позже за то, что уступил сейчас, но это не могло отменить ту боль и ужас, которые Ральф обрушил на него.

[Да, мистер А., думаю, этого вполне достаточно.]

Ральф сполз со своей маленькой жертвы с бунтующим желудком и ощущением — должно быть, ложным, — что его глотка открывается и закрывается, как раковина улитки. Мгновение он смотрел на испачканный в крови скальпель, потом отвел руку назад и швырнул его изо всех сил. Переворачиваясь в воздухе, тот пролетел через арку и исчез в складском помещении.

Неплохое избавление, подумал Ральф. Во всяком случае, я не так уж много на себя взял. Вот так-то. Теперь ему уже не хотелось блевать. Ему хотелось плакать.

Атропос медленно поднялся на колени и огляделся вокруг мутным взглядом человека, пережившего убийственную бурю. Он увидел свое ухо, лежавшее на полу, поднял его, повертел в своих маленьких ручках и взглянул на обрывки хрящика. Потом он посмотрел на Ральфа. В его глазах стояли слезы боли и унижения, но было в них и еще кое-что — ярость, такая глубокая и смертельная, что Ральф отшатнулся. Все его предосторожности казались жалкими и глупыми на фоне этой ярости. Он сделал нетвердый шаг назад и погрозил Атропосу чуть дрожащим пальцем.

[Помни свое обещание.]

Атропос оскалил зубы в отвратительной усмешке. Болтающийся лоскут кожи с одной стороны его лица раскачивался туда-сюда, как провисший парус, а открытая рана под ним сочилась кровью.

[Конечно, я помню — как же мне забыть? На самом деле я хочу дать тебе еще одно. Можно сказать, целых два — по цене одного.]

Атропос сделал жест, который Ральф отлично помнил по происходившему на больничной крыше — расставил два пальца правой руки буквой «V» и взметнул их вверх, соорудив в воздухе красную дугу. В ней Ральф увидел человеческую фигуру. За ней, словно сквозь кровавый туман, тускло мерцал магазин «Красное яблоко». Он хотел было спросить, кто стоит впереди, на кромке тротуара Харрис-авеню, и… вдруг он понял. В шоке он поднял глаза на Атропоса.

[Господи Иисусе, нет! Нет, ты не можешь!]

Ухмылка на физиономии Атропоса стала шире.

[Знаешь, именно это я думал про тебя, Краткий. Только я ошибся. Как и ты — сейчас. Смотри.]

Атропос раздвинул пальцы чуть пошире. Ральф увидел, как кто-то в бейсбольной кепке «Ред сокс» вышел из «Красного яблока», и на этот раз моментально понял, кого он видит. Этот человек позвал того, кто стоял на другой стороне улицы, а потом начало происходить что-то ужасное. Ральфу стало дурно, и он отвернулся от кровавой дуги будущего, мерцающей между маленькими пальцами Атропоса.

Но когда это произошло, он услышал.

[Та, которую я показал тебе первой, принадлежит Случаю, Краткий, — другими словами, мне. И вот мое обещание: если ты и дальше будешь стоять у меня на дороге, то, что я тебе сейчас показал, случится. Ты ничего не сможешь сделать, никакое предупреждение этого не остановит. Но если ты сейчас уберешься — если ты и твоя женщина просто постоите в сторонке и дадите событиям развиваться своим чередом, — тогда я задержу свою руку.]

Вульгарности, составлявшие ранее такую огромную часть речей Атропоса, слетели как ненужная шелуха, и в первый раз Ральф ясно ощутил, каким поистине старым, злобным и мудрым было это существо.