Клайв Баркер - Проклятая игра

— У нее шестеро, — гордо, словно про собственных детей, сказала Лилиан. — Все сильные и здоровые.

Не просто сильные и здоровые — они были восхитительны. Толстые и круглые, воплощенное довольство, они уютно копошились в щедром тепле матери. Не верилось, что беззащитные и ранимые создания могут вырасти в таких серо-стальных лордов, как Саул, или подозрительных бунтарей, подобных Иову.

Белла почуяла новичка и насторожила уши. Ее голова была абсолютно пропорциональна, траурно-черный и золотой оттенки шерсти смешались до великолепного эффекта, коричневые глаза в полутьме поблескивали мягко, но бдительно. Она была законченной, совершенной. Марти подумал, что Лилиан права: такой зверь может вызывать лишь одно чувство — благоговение.

Лилиан всмотрелась через сетку и представила Марти этой матери матерей.

— Вот мистер Штраус, Белла, — сказала она. — Отныне ты будешь часто видеть его; он друг.

В голосе Лилиан не было снисходительного сюсюканья, она говорила с собакой как с равной. Вопреки первому впечатлению Марти почувствовал, что стал теплее к ней относиться. Любовь дается нелегко; он знал это по себе. Какую бы форму она ни приняла, ее следует уважать. Лилиан любила собаку — ее величественность, ее достоинство, и эту любовь Марти мог если не понять, то оценить.

Белла втянула носом воздух и удовлетворенно сняла мерку с Марти. Лилиан с неохотой повернулась от клетки к Штраусу:

— Она еще доберется до вас, дайте срок. Она великая соблазнительница, знаете ли. Великая соблазнительница.

Позади него Уайтхед хмыкнул над такой сентиментальной чепухой.

— Не осмотреть ли нам окрестности? — нетерпеливо предложил он.;— Думаю, здесь мы закончили.

— Приходите, когда устроитесь, — сказала Лилиан; ее отношение к гостю заметно улучшилось после того, как Марти оценил ее работу. — Я покажу вам, на что они способны.

— Спасибо. Я обязательно приду.

— Я хотел показать вам собак, — сказал Уайтхед, когда они оставили бараки позади и оживленно зашагали по лужайке к ограде, проходящей по периметру усадьбы.

То, о чем он говорил, было далеко не единственной причиной визита, и Марти хорошо это понимал. Уайтхед захотел напомнить ему, откуда его вытащили. И куда по милости великого Джозефа Уайтхеда он может в любой момент вернуться. Что ж, урок усвоен. Он согласится прыгать ради старика через горящий обруч, только бы не возвращаться в морок коридоров и камер. Там нет даже Беллы; в глубине Уондсворта не скрыто ничего, подобного этой величественной и таинственной матери. Лишь заблудшие души, как и сам Марти.

Теплело; бледно-лимонный шар солнца медленно поднимался над крышами, и иней таял на газонах. Впервые Марти увидел смысл в планировке усадьбы: в любом направлении открывались великолепные пейзажи, а вдалеке можно было различить воду — озеро или реку, — поблескивающую за скоплением деревьев. К западу от дома два ряда кипарисов ограждали аллеи, возможно, с фонтанами; с другой стороны располагался густой сад за невысокой каменной стеной. Понадобится несколько недель, чтобы изучить все.

Они дошли до двойной ограды, окружавшей усадьбу. Изгороди добрых десяти футов высотой оканчивались твердыми стальными стойками, наклоненными в сторону возможного нарушителя. Поверху вилась спираль из колючей проволоки. Конструкция почти наверняка находилась под напряжением. Уайтхед разглядывал ее с видимым удовлетворением.

— Впечатляет, а?

Марти кивнул. Знакомая штука.

— Отвечает требованиям безопасности, — сказал Уайтхед.

Он повернул налево и зашагал вдоль изгороди. Разговор — если его можно так назвать — принял форму беспорядочных реплик, словно Уайтхед был настолько нетерпелив, что не мог вынести эллиптическую кривую обычной беседы. Он просто бросал фразы или серии замечаний, ожидая от Марти, что тот сам поймет их смысл.

— Это не совершенная система: ограды, собаки, камеры. Видели экраны на кухне?

— Да.

— Такие же стоят у меня наверху. Камеры обеспечивают полное наблюдение днем и ночью. — Уайтхед ткнул большим пальцем в один из прожекторов с камерой позади них. Эти устройства имелись на каждом десятом столбе и медленно вращались туда-сюда, как головы механических птиц. — Лютер покажет вам, как проходить их одну за другой. Установка стоит целое состояние, но я не уверен, что от них много толку. Ведь эти люди не дураки.

— Кто-то вторгался в усадьбу?

— Не здесь. В доме в Лондоне иногда случалось. Конечно, это бывало, когда я еще жил на виду. Нераскаявшийся магнат. Евангелина и я на каждой скандальной странице. Разверстая клоака Флит-стрит… Но это никогда меня не пугало.

— Я думал, у вас была своя газета.

— Начитались обо мне?

— Да нет, я просто…

— Не верьте ни биографиям, ни колонкам сплетен, ни даже «Кто есть кто». Они лгут. Я лгу. — Он закончил обвинение, довольный собственным цинизмом. — А также он, она или оно. Бумагомаратели. Грязные сплетники. Презренные в большинстве своем.

От них он хочет оградиться забором, от грязных сплетников? Крепость, укрывающая от потока скандалов и дерьма? Если так, он выбрал изысканный способ. Может, причина всего — раздутый эгоцентризм, подумал Марти. Идея-фикс: весь мир внимательно следит за частной жизнью Джозефа Уайтхеда.

— О чем вы думаете, мистер Штраус?

— Об ограде, — солгал Марти, возвращаясь к предыдущей теме.

— Нет, Штраус, — возразил Уайтхед. — Вы думаете так: во что я ввязался, связавшись с безумцем взаперти?

Марти почувствовал, что дальнейшее препирательство станет признанием вины. Он не ответил ничего.

— Не соответствует ли это общепринятому мнению? Падший плутократ, терзающийся в одиночестве. Ведь так обо мне говорят?

— Что-то вроде,— произнес наконец Марти.

— И все-таки вы согласились прийти ко мне.

— Да.

— Конечно, вы согласились. Ведь каким бы сумасшедшим я ни был, это не хуже еще одного лязганья запирающейся двери за спиной. И вы хотели выйти. Любой ценой. Вы были в отчаянии.

— Конечно, я хотел выйти. Любой хотел бы.

— Я рад, что вы это признаете. Ваше желание дает мне огромную власть над вами, вы не находите? Вы не осмелитесь предать меня. Вы должны быть преданы мне, как собаки преданы Лилиан: не потому, что она их кормит, а потому, что она — их мир. Вы должны сделать меня своим миром; моя безопасность, мое здоровье, мой комфорт должны стать вашей главной заботой. С этой мыслью вы будете просыпаться. Если так, я обещаю вам свободу, о какой вы даже не мечтали. Такую свободу способен подарить только очень богатый человек. Если нет, я отправлю вас обратно в тюрьму с безнадежно испорченным личным делом. Понимаете меня?