Наталья Лебедева - Крысиная башня

Анна подошла ближе.

Торжественность и тревогу на лицах большинства людей сменила тоска. Им хотелось, чтобы все это скорее кончилось. Визгливые голоса двух женщин становились все тише и тише, низкий мужской тембр брал над ними верх и вскоре победил. Круглолицый мужчина кивнул с победным видом и положил руку на ореховый шкаф девятнадцатого века, покрытый вырезанными виноградными кистями и украшенный фигурой аиста с отколотыми ногами.

Анна нырнула ему под руку и с сомнением постучала кончиком длинного рубинового ногтя по своему носу. Круглолицый мужчина смутился и отнял ладонь от орехового бока.

— Вы не думаете, — спросила Анна, — что шкаф слишком приметный? Резьба, виноград, аист с отбитыми ногами?

— Не такой уж он и особенный. Тут еще несколько таких шкафов есть, — возразил мужчина, но круглая его бородка затряслась, выдавая неуверенность.

— Но он все равно привлекает внимание, — мягко ответила Анна, — Да еще и стоит на углу… Впрочем, может быть, я неправа…

Анна отступила на шаг назад и подняла руки, будто сдаваясь. Круглолицый затих, зато воспряли его противницы. Одна выступала за полированный советский шкаф, другая — за желтого фанерного монстра. Но они уже устали, их пыл угас. В конце концов обе отказались от своих шкафов и пошли по проходам искать тот, который устроил бы обеих. Остальные плыли возле них, будто клочья тумана. Они были похожи на посетителей, заблудившихся в огромном музее. Многие молчали, выглядели мрачными и ничего уже не хотели выбирать. Каждый раз, когда женщины были готовы согласиться друг с другом, Анна заставляла их усомниться в правильности выбора. Наконец стихли почти все.

— Устали? — спросила Анна.

— Да! — негромко ответили ей из толпы.

— Но ведь шкаф нужно выбрать, — сказала она.

— Нужно, — угрюмо отозвалось несколько голосов.

— Я предлагаю, — продолжила Анна, — больше не мучиться. Просто покажем на любой шкаф. На первый, который у нас под рукой. Как вы считаете, этот подходит? — И она хлопнула ладонью по дверце шкафа справа от себя.

— Подойдет! — отрывисто крикнул кто-то; люди облегченно выдохнули.

— Я против, — высказался кто-то, но на него не обратили внимания.

Насте нравился фокус. Уставший человек склонен был согласиться на что угодно, лишь бы ему дали отдохнуть. Чувство облегчения при этом было так велико, что он даже не замечал, что выбор сделали за него. Люди уходили с площадки довольные, одобрив тот шкаф, который несколькими часами ранее выбрала Настя и о котором уже было известно нужным участникам шоу. Настя достала сигарету и покрутила ее между пальцами, прислушиваясь к тому, как похрустывает завернутый в тонкую бумагу табак.

Владельцев шкафов размещали на помосте, чтобы они могли видеть работу медиумов, в выбранный шкаф прятали добровольца-осветителя. Две активные женщины стояли у самых перил, гордые сделанным выбором. Круглолицый мужчина отошел подальше и повернулся к лабиринту спиной. С начала съемочного дня прошло уже больше трех часов, он обещал быть бесконечно длинным. Настя затянулась сигаретой, набрала полные легкие дыма, потом медленно, с наслаждением, выдохнула. Она знала, что к концу дня у нее онемеет спина, напряжение в глазах разрастется до мигрени, и уснуть не получится, потому что в голове будут крутиться имена и лица, из которых придется безошибочно выбирать десять героев «Ты поверишь!».

В дверях ангара появился первый медиум. Настя махнула в воздухе рукой, разгоняя дым перед монитором. Медиум был похож на стихийное бедствие: бил в бубен, кружился и бормотал, метался от дверцы к дверце, языком лизал потрепанные ДСП и благородное, покрытое лаком дерево. Он замирал, наклоняя голову, будто надеялся услышать, как дышит запертый в шкафу человек. Настя глядела'на него равнодушно, он был не лучше и не хуже других. Зрители на помосте посмеивались и пожимали плечами. Медиум бросал в их сторону полные злобы взгляды. Нужного шкафа он не нашел и, когда истекло его время, длинно выругался на непонятном, скорее всего, придуманном языке. Люди на помосте засмеялись еще громче. Следующие трое претендентов не оставили о себе никаких воспоминаний. Потом на площадке появился Мельник.

Настя смотрела на экран и чувствовала, как больно бьется в груди сердце. Она опустила взгляд на незажженную сигарету, зажатую между пальцами, постучала ею, точно карандашом, по столу, поджала губы. Тонкий аромат туалетной воды коснулся ее ноздрей. Он был едва уловим, но тянул за собой запах моря, разогретого песка и сарсуэлы. Он тянул за собой звуки: прибой, шум толпы, говорящей на нескольких языках, детские крики, позвякивание посуды. Настя вспомнила, как длинный шелковый платок бился, подхваченный теплым морским ветром, и слегка касался сгиба ее руки, как наступала ночь, как она смотрела на мужчину за соседним столиком. Мужчина был красив, на него хотелось смотреть. И оттого, что он не замечал ее и не делал попыток познакомиться, становилось совсем легко, хотелось смеяться, смот реть, слушать, втягивать соленый воздух и просто быть. Это было замечательное воспоминание, одно из лучших за всю Настину жизнь. Теперь оно почему-то оказалось связано с Мельником, с его глазами цвета Средиземного моря, с его черными южными волосами и теплым запахом драпового пальто. Она не думала ни о Гане, ни о шоу. Один только вопрос казался ей важным: действительно ли кожа Мельника прохладна, будто он только что вышел из воды, или ей только показалось?

Ганя смотрел на Настю, а она смотрела в никуда, мимо серых боков мониторов и микшеров, мимо проводов и сквозь поверхность стола. Глаза ее блестели нездоровым лихорадочным блеском, а дрожащие пальцы ломали тонкую сигарету, из которой сыпалась желтая табачная труха.

Едва Мельник дотронулся до Настиных мыслей, она вздрогнула. Он и раньше замечал, что люди реагируют на его прикосновения, но впервые это было так отчет ливо и сильно. Его присутствие вызвало у нее воспоминание о море, и картинка была такой яркой, что Мельник не сразу смог добраться до воспоминаний о шкафе. Он пробирался через запах моря и детские крики, через блеск волны и легкий прохладный ветер, и Настя отвечала на каждое новое его прикосновение, будто каждое из них было реально. Из-за этого Мельник нервничал.

Он даже решил узнать ответ не у нее, а у кого-нибудь другого, но вдруг услышал в голове у Насти высокий мужской голос:

— Посмотри, что он делает! Просто ходит. Настя, он просто ходит. 1олову опустил, даже лица не видно. Кому будет интересно на это смотреть?

— Не дави на меня, Ганя, — раздраженно ответила Настя, и море в ее голове поблекло.