Наталья Лебедева - Крысиная башня

— То есть герои шоу определяются до кастинга?

— Нет, почему же? Конечно, с некоторыми людьми предварительные договоренности достигаются, но основная масса участников определяется на отборочных турах. Здесь, понимаете ли, важно, чтобы жизнь вносила свои коррективы. Ни один даже самый лучший редактор не придумает героям такого количества странностей, которым они обладают сами. Наша задача — как можно скорее разглядеть талант и как можно прочнее вписать найденный персонаж в драматургию шоу.

— А магические способности?

— Да бросьте! Кому это надо? Во-первых, я не верю в магию вообще. Во-вторых, меня не интересуют колдуны. Меня интересует то, что хорошо смотрится по телевизору.

Стоя на высоком, грубо сколоченном помосте, Настя наблюдала за тем, как рабочие расставляют шкафы. Шоу снимали в пустом ангаре с бетонным полом и толстыми стенами. Здесь было холодно, как в склепе, хотя на улице стояла почти невыносимая жара. Настя куталась в широкий прозрачный платок и думала о Мельнике и о его пальто. Ей хотелось узнать, как оно пахнет: теплым драпом, смутным воспоминанием о туалетной воде, сильным мужским телом с тонкой и терпкой ноткой свежего пота. Близость для Насти всегда начиналась с запаха.

— Замерзла? — спросил Ганя. Он подошел почти неслышно и теперь стоял у нее за спиной. Пах он, как всегда, безукоризненно и скучно. — Будешь кофе?

— Было бы неплохо, — Настя повела плечами, и шелковая ткань потекла вниз по ее спине.

— Держи, — Ганя протянул ей стаканчик, над которым поднимался пар. Стаканчик был бумажным: Ганя знал, что Настя не пьет из пластика.

Она сделала маленький глоток и, развернувшись спиной к съемочной площадке, облокотилась о шаткие перила помоста. Ганя поморщился.

— Настя, не надо. Ты же знаешь, я ненавижу, когда ты так делаешь, — сказал он.

— Как? — вызывающе ответила она.

— Когда стоишь на самом краю.

— Если боишься, — она пожала плечами, — иди вниз и лови меня.

Тонкая перекладина резко скрипнула и подалась под нажимом ее локтя. Сердце Насти прыгнуло и застыло. Если бы Гани не было рядом, она бы отошла от перил, но ей хотелось, чтобы Ганя мучился, и она не подала вида. Ганя передернул плечами и ушел — иногда в нем просыпалась гордость. Пожалуй, в такие моменты Настя любила его, но фокус заключался в том, что когда он возвращался к ней, то снова был прежним нелюбимым податливым Ганькой. Настя дождалась, когда он скроется из вида, и медленно повернулась, стараясь как можно меньше опираться о перила.

Расстановку шкафов почти закончили. Их было ровно пятьдесят, и по условиям игры в одном из них должны были спрятать человека, для того чтобы претенденты на участие в шоу попытались его найти. Шкафы были разные: старая советская полировка, хлипкие современные ДСП, дешевая добротная ИКЕЯ, массивные гробы из желтой фанеры и совсем уже почтенные старцы с завитушками и резьбой, кленовые, дубовые, березовые, помнящие совсем другую одежду и совсем других людей. В этом году вместе со шкафами на площадку доставили их хозяев — обычных зрителей программы. Именно они должны были определить, где будет прятаться человек, и таким образом гарантировать честную игру.

Насте это не нравилось: ей хватало забот с медиумами, и видеть на площадке еще полсотни людей она совсем не хотела. Но обстоятельства того требовали: шоу перевалило пик популярности, у зрителей наступило пресыщение. Поползли слухи, что медиумы не настоящие. Для повышения рейтинга на площадку пригласили людей, не имеющих отношения к телевидению, — они должны были дать пищу для новых, выгодных проекту, слухов.

— Да никто не поверит, — говорил в курилке Ганя, когда месяц назад они с Настей вернулись с совещания. — Непременно решат, что подстава.

— Поверят, — возразила Настя, — Люди придут домой после съемки и станут рассказывать, как все это происходит. Их мужья и жены поделятся с коллегами по работе, те — еще с кем-нибудь, и мы добьемся того, чего хотели. Пойдут слухи, что все, что тут происходит, — правда.

Взволнованные люди стояли в дальнем конце ангара: некоторые переговаривались, другие молчали, хмуро глядя под ноги, третьи курили, отойдя в сторону. Женщины, одетые в летние платья, зябко обнимали себя за плечи и встревожено поглядывали на растущий лабиринт из шкафов. Приготовления подходили к концу.

Настя окинула взглядом площадку, дала знак начинать и ушла. Возле мониторов в ПТС уже сидел Ганя, хмурый и злой. Он пил чай из бумажного стаканчика и смотрел, как толпа течет по лабиринту. Люди шли медленно, осторожно, как будто чего-то опасались. В толпе выделялась Анна, ведущая «Ты поверишь!», холодная блондинка, которую Настя терпеть не могла. Анна пролезла на проект еще до Настиного появления, в самом первом сезоне. Тогда она была модным автором мистических детективов. Для Насти Анна состояла из непомерно раздутого самомнения и набора бессистемных, непроверенных и спорных утверждений. За годы, которые продолжалось шоу, она успела растерять детективную популярность и женскую привлекательность, зато начала в соавторстве с медиумами писать книги о том, как развить в себе сверхспособности, сделала на этом имя и, как предполагала Настя, неплохие деньги.

Абсолютная уверенность в себе делала Анну незаменимой ведущей шоу. Люди, испуганные нервозной и непривычной обстановкой съемок, сразу начинали доверять и подчиняться ей. Ослепленные прожекторами, ошарашенные деловитым мельтешением съемочной группы, парализованные от сознания того, что их видят миллионы, они смотрели ведущей в рот и верили каждому ее слову.

С хозяевами шкафов Анна собиралась проделать разработанный профессионалами фокус. Сначала она только наблюдала за процессом выбора. Люди сами делали все, что было нужно, — раздражались и уставали. Толпа быстро расслоилась на пассивных и активных. Активные двигались порывисто, их движения были размашисты. Они ходили быстрее и разговаривали громче. Они открывали дверцы, пугались своих отражений в маленьких, прикрепленных изнутри, и больших, наружных, зеркалах. Они проверяли на прочность перекладины для плечиков и совали носы в оставленные в шкафах мятые обувные коробки и карманы старых кофт. Пассивные ходили медленно и смотрели на шкафы, не дотрагиваясь до них. Они сторонились других людей и не вступали в разговоры.

Через некоторое время каждый выбрал шкаф по душе. Пассивные молчали, активные высказывались громко. Сначала их было человек двадцать, и в гуле их голосов невозможно было ничего разобрать. Разговор шел на повышенных тонах. Уверенных в собственной правоте оставалось все меньше и меньше. В конце концов кричать продолжили две истеричные женщины средних лет и крупный мужчина в клетчатой рубашке с коротким рукавом и с круглой аккуратной бородкой на откормленном лице. Стоящие вокруг них люди заметно нервничали. Многие, устав, отошли в стороны, давая понять, что согласятся с любым решением.