Наталья Лебедева - Крысиная башня

— На пятнадцать тридцать к Рыбину, — раздраженно повторила женщина в оранжевом, в цвет будущего октября, пальто. Она стояла у стойки регистрации и барабанила по столешнице длинными ногтями цвета густого тумана.

— Ждите, — невежливо ответила Полина, — Рыбин пока занят.

Она снова взъерошила ежик своей короткой стрижки и продолжила смотреть «Ты поверишь!», не обращая внимания на недовольные взгляды, которые бросала на нее клиентка. Мельник мелькнул на экране и пропал: из-за женщины Полина не успела расслышать, что про него сказали. Теперь на экране был мужчина лет сорока, с крупным носом, маленькими глазами и волосами мышиного цвета, собранными в хвост. У него была замечательная улыбка: добрая, открытая, по-детски беззащитная. Полине он понравился. Загаданный шкаф мужчина пропустил и остановился перед другим, массивным, с длинной свежей щербиной на дверце.

План сменился, и теперь Полина смотрела на лабиринт снаружи и издалека. Между ней и шкафами была ведущая, которая шептала в камеру, чтобы не могли слышать участники:

— Константин прошел мимо нужного шкафа и остановился возле дверцы с отколотой щепкой. Приметный шкаф. Если помните, он даже не обсуждался — это было бы слишком просто. Неужели наш участник сделает такой очевидный выбор? Обидно. Помните, как хорошо Константин проходил стартовые испытания?

Участник отошел от шкафа и стоял чуть поодаль, качая головой и потирая подбородок маленькой рукой с тонкими пальцами и аккуратными, матово поблескивающими ногтями.

— Нет, не могу. Простите, — растерянно сказал он Анне. Та уже оказалась рядом и поддерживала Константина за локоть.

— Очень, очень жаль, — сказала она, сочувственно кивая головой. Константин доверительно прильнул к ней, будто давно был с ней знаком. — Что случилось?

— Потоки энергетические неравнозначны, — ответил Константин. Он произнес это так искренне, что даже тонко чувствующая Полина ему поверила. — Понимаете, — продолжил он, — мы ищем живую энергию…

— Так… — Анна выглядела встревоженной.

— …а мне мертвая идет. Вперебой. От этого шкафа.

— И что же с ним? — Анна удивилась. Она подошла к шкафу, открыла дверцу и заглянула внутрь. Там было почти пусто. На вешалке висела старая, годов восьмидесятых, вареная джинсовая куртка.

Константин прикрыл глаза и втянул воздух сквозь сжатые зубы. Его рука поднялась и закрыла лицо.

— Да, — глухо сказал он, — она стояла так. Она стояла здесь. Потом был резкий испуг. Сердце вздрогнуло. Потом — удар. Сердце остановилось. Острое… Нож. Кажется, нож. И… обмякла вот так вот, упала… Вы простите: не могу больше, не могу…

Константин плакал.

— Понятия не имею, о чем вы говорите, — сухо сказала Анна и отстранилась.

Полине захотелось разгадки. Она смотрела, как камера, подрагивая, следует за Константином, а он идет, опустив голову, то ли переживая поражение, то ли под впечатлением застигнувшего его видения. Другая камера показала, как из толпы на помосте вышел мужчина — очень похожий на Константина, такого же возраста, такой же комплекции, только короткостриженый. Он спустился по лестнице вниз, вытирая ладонью текущие по Щекам слезы, взял Константина за локоть и повел дальше от камер. Оператор какое-то время шел вслед за ними, потом отстал и показывал мужчин уже издалека: они стояли за фанерным щитом декорации и шептали, склонив друг к другу головы. Все было слышно: Константин забыл, что на нем остался включенный радиомикрофон.

Полина не смогла дослушать: из кабинета вышел доктор Рыбин, забрал недовольную ожидающую и ушел, а Полина осталась выписывать счет за лечение молодому парню с невнятной от заморозки дикцией.

За серым свитером парня на широком плоском экране двухмерная Анна стояла посреди толпы растерянных зрителей, качала головой и говорила:

— Вы только подумайте! Как неожиданно! Кто бы мог подумать! У меня просто мороз по коже… Такого просто не бывает, просто не бывает…

Они сочувственно кивали, и глаза их блестели от возбуждения, как блестели бы у каждого, кто стал свидетелем чуда.

Съемка длиной в десять часов была окончена, Настя сидела перед монитором и массировала веки, уже не думая о том, чтобы беречь макияж. У нее устали глаза, серый туман обволакивал предметы, в нем вспыхивали золотистые звездочки. Вспышки сопровождались короткими очередями острой головной боли. Но кроме того Настя пыталась остановить слезы. Она не понимала, почему хочет плакать. Думала, это проснулась вдруг сентиментальность от того, что Константин блестяще сыграл свою роль.

История с убийством в шкафу понравилась ей сразу, как только Маша ее рассказала. Редакторов своих Настя любила — они всегда находили в куче мусора что-то интересное, и Маша была из лучших. Настя могла представить себе, как осторожно обрабатывала она владельца шкафа, когда поняла, что ему есть что рассказать. Наверняка она начала так:

— Здравствуйте, Игорь, почему вы решили принять участие в нашей программе?

А Игорь, скорее всего, пожал плечами, избегая смотреть ей в глаза.

— Ну хорошо, — тут Маша улыбнулась, слегка подалась вперед и грудью навалилась на разделявший их стол, — расскажите немного о вашем шкафе. У него есть какая-то история?

Игорь молчал и даже немного отвернулся в сторону. Маша замерла, боясь спугнуть.

— Я выкинуть его хочу, но не могу, — сказал наконец Игорь. — Думаю, хоть бы потерялся тут, у вас. Или разбился бы при перевозке.

— Почему же? — осторожно шепнула Маша. — Что с этим шкафом?

— В нем мама моя умерла. — Игорь помолчал немного и продолжил: — Грабитель убил. Залез в квартиру, стал рыться в вещах. Не много забрал, даже деньги не все успел найти, хотя она их особо и не прятала. И тут она вернулась. Он залез в шкаф, надеялся, что не заметит, а она как раз к шкафу пошла. Открыла дверцу, и тут он… И она… И прямо в шкаф упала. Там ее нашли. В шкафу.

Маша опять не сказала ни слова, намеренно не сказала, чтобы Игорь запомнил об этом разговоре как можно меньше и думал, что не сообщил ей никаких подробностей. Потом стала копать, задействовала связи с журналистами криминальной хроники и с полицией, осторожно поговорила с соседями. После написала Константину текст.

Настя пересмотрела разговор Константина и Игоря. Две фигуры смутно темнели за декорациями, куда не проникал свет прожекторов со съемочной площадки.

Настя нервничала, пытаясь понять, не испортили ли сюжет при съемке. Она знала, что правдивая история, пропущенная через экран, выглядит неправдоподобно, а талантливо сделанная ложь, напротив, приобретает звучную убедительность правды.