Стивен Кинг - Бессонница

— У вас не найдется немного лишней мелочишки, мистер?

Ральф чуть-чуть скользнул вниз, чтобы пьяница наверняка услыхал его слова, когда он заговорит.

— Готов спорить, твой дядюшка позвонил тебе из Декстера, — произнес Ральф, — сказал, что ты можешь по лучить свою прежнюю работу на фабрике, но… только если доберешься туда сегодня. Я верно излагаю?

Алкаш заморгал, удивленно уставившись на него:

— Ну… ага. Что-то вроде того. — Он порылся в памяти, вспоминая легенду, — наверное, он верил в нее теперь больше, чем все, кому он ее рассказывал, — и поймал ускользавшую нить. — Знаете, отличная работенка. И я могу заполучить ее. В два часа идет автобус в Бангор и Арустук, но билет стоит пять пятьдесят, а у меня пока что лишь гривенник и четвертак…

— У тебя есть семьдесят шесть центов, — сказала Лоис. — Два четвертака, два гривенника, пятачок и цент. Но, к чести твоей будет сказано, твоя аура выглядит исключительно здоровой, если учесть, сколько ты пьешь. Ты, должно быть, здоров как бык.

Алкаш окинул ее изумленным взглядом, отступил на шаг и вытер нос ладонью.

— Не волнуйся, — успокоил его Ральф, — моя жена везде видит ауры. Она увлекается спиритизмом.

— Чего? Правда, что ли?

— Угу. Еще она очень щедрая и, думаю, подкинет тебе куда больше, чем какую-то мелочишку. Разве не так, Алиса?

— Он же просто пропьет их, — сказала она. — Нет никакой работы в Декстере.

— Возможно, и нет, — кивнул Ральф, пристально посмотрев ей в глаза, — но его аура действительно выглядит чрезвычайно здоровой. Чрезвычайно.

— Чего-то у вас тоже спиритизм в ходу, — пробормотал пьяница. Его глаза настороженно бегали от Ральфа к Лоис, но в них не угасал осторожный огонек надежды.

— Знаешь, а это верно, — сказал Ральф. — И как раз недавно это проявилось как следует. — Он вытянул губы, словно ему в голову только что пришла интересная мысль, и вдохнул. Яркий зеленый луч вырвался из ауры попрошайки, пересек десять футов, отделявших его от Ральфа и Лоис, и влетел в рот Ральфа. Вкус был очень ясным и моментально узнаваемым: яблочное вино фермы Буна. Терпкое и грубое, но все равно приятное — была в нем какая-то изюминка для рабочего человека. Вместе с этим вкусом пришло ощущение возвращающейся силы, что было приятно, и резкой ясности мыслей, что оказалось даже еще приятнее. Лоис тем временем доставала двадцатидолларовую бумажку. Однако алкаш не сразу увидел ее; он задрал голову к небу. В ту же секунду еще один яркий зеленый луч иглой вырвался из его ауры. Он пронесся яркой вспышкой через заросшую сорняком полянку возле дыры в подвал и влетел в рот и в нос Лоис. Купюра в ее руке легонько вздрогнула.

[О Господи, до чего ж хорошо!]

— Эти чертовы реактивники с воздушной базы в Чарльстоне! — с обидой выкрикнул пьяница. — Им не положено бухать за звуковым барьером, пока они не долетят до океана! Я чуть было не замочил свои порт… — Тут его взгляд упал на бумажку, зажатую между пальцами Лоис, и он еще сильнее насупился: — Э-э-эй, что это вы за шутки здесь вздумали выкидывать, а? Знаете, я ведь не дурак. Может, я и люблю чуток выпить иногда, но это еще не делает меня дураком.

Подожди немного, подумал Ральф. Сделает.

— Никто не считает вас дураком, — сказала Лоис, — и это не шутка. Возьмите деньги, сэр.

Алкаш попытался сохранить сердитый вид, но после еще одного пристального взгляда на Лоис (и быстрого, уголком глаза — на Ральфа) его захлестнула широченная обаятельная улыбка. Он шагнул к Лоис, протянув руки за деньгами, которые, сам того не зная, честно заработал.

Лоис отдернула руку, прежде чем он успел схватить купюру:

— Только не забудьте купить себе что-нибудь поесть, а не только выпить. И вам стоило бы спросить себя, довольны ли вы тем, как живете.

— Вы совершенно правы! — с энтузиазмом воскликнул пьяница, не спуская ни на секунду глаз с купюры в руке Лоис. — Абсолютно, мэм! На другой стороне реки у них есть такая программа — знаете, «антиалк-реаб». Я подумываю о ней. Правда-правда. Думаю о ней каждый Божий день. — Однако его глаза были по-прежнему прикованы к двадцатке, и он почти что пускал слюни.

Лоис быстро с сомнением глянула на Ральфа, потом пожала плечами и отдала банкноту.

— Спасибо! Спасибо, леди! — Пьяница обернулся к Ральфу. — Эта дама — настоящая принцесса! Чтоб мне пропасть! Надеюсь, вы и сами это знаете!

Ральф любовно взглянул на Лоис.

— Вообще-то знаю, — сказал он.

Через полчаса они вдвоем шли между ржавыми стальными рельсами, мягко огибавшими муниципальное поле для гольфа… Только после встречи с пьяницей они поднялись еще чуть выше над Краткосрочным уровнем (может, потому что парень сам был в слегка приподнятом состоянии), и поэтому не совсем шли пешком. Прежде всего они почти или совсем не тратили сил на ходьбу, и хотя ноги их двигались, Ральфу казалось, они скорее скользят, чем идут. Кроме того, он не был уверен, что они сейчас видимы для Краткосрочного мира; белочки беззаботно прыгали у их ног, хлопотливо запасаясь кормом на грядущую зиму, и один раз он заметил, как Лоис резко пригнулась, когда воробей чуть не задел ее волосы. Птица дернулась влево и взмыла вверх, словно лишь в последний момент заметила, что перед ней человек. Игроки в гольф тоже не обращали на них никакого внимания. Ральф полагал, что любители гольфа всегда настолько поглощены своей игрой, что почти ничего не замечают вокруг, но все же такое полное отсутствие интереса казалось ему необычным. Если бы он увидел двух взрослых, аккуратно одетых людей, средь бела дня шагающих вдоль заброшенной железнодорожной ветки, то уж взял бы коротенький тайм-аут, чтобы попытаться угадать, что у них на уме и куда они могут направляться. Думаю, меня бы особо заинтересовало, почему леди все время бормочет: «Сиди где сидишь, старая дрянь» — и подтягивает юбку, подумал Ральф и ухмыльнулся. Но игроки в гольф даже не взглянули в их сторону, хотя требующий четырех ударов бросок к девятой лунке прошел так близко от них, что Ральф услыхал, как гольфисты с тревогой обсуждают тенденцию понижения на рынке облигаций. Предположение, что он и Лоис стали снова невидимыми — или по крайней мере очень смутными, — начало казаться Ральфу все более вероятным. Вероятным и… тревожащим. «Время идет быстрее, когда ты высоко», — говорил старина Дор.

Чем дальше они двигались на запад, тем свежее становился след, и Ральфу все меньше нравились эти потеки и брызги. Там, где слизь капала на стальные рельсы, она съедала ржавчину, как антикоррозийная кислота. Сорняки, на которые она попадала, почернели и умерли — даже самые стойкие. Когда Ральф и Лоис миновали третье муниципальное поле и вошли в заросли сухих деревьев и Кустарника, Лоис вцепилась ему в рукав. Она указывала на что-то впереди. Большие пятна слизи Атропоса блестели, как густая краска, на стволах деревьев, жмущихся теперь к железнодорожной ветке, и в некоторых ямках между рельсами стояли целые лужи — там, где когда-то лежали шпалы, подумал Ральф.