Виктор Точинов - Пятиозерье

Комната роскошью не блистала: стол с настольной лампой, двустворчатый шкаф, тумбочка. Аккуратно заправленная кровать. На столе стопочка книг и фотография — черно-белый портрет в застекленной деревянной рамке — именно он привлек внимание Тамерлана. Он подошел, взял снимок в руки, долго разглядывал изображенную на нем женщину. На вид лет пятьдесят, приятное, немного усталое лицо — в общем, самая обыкновенная фотография. Но мальчик всматривался и всматривался в нее... Потом положил на стол, поднес к портрету ладонь. Низко, почти касаясь стекла, подержал руку над снимком, закрыв глаза. Покачал головой...

Снял со стены другую фотографию — простенькую, без рамки, наверняка сделанную «мыльницей». Эта изображала улыбающуюся Свету на фоне сосен и озера. Тамерлан положил се рядом с портретом — в лицах двух женщин явно просматривалось фамильное сходство.

Он повторил манипуляцию с низко опущенной ладонью, вновь закрыв глаза. Недоуменно пожал плечами. Отошел от стола и застыл на середине комнаты, так и не открыв глаз. Простоял несколько секунд неподвижно. Затем стряхнул оцепенение и быстрыми, уверенными движениями восстановил статус-кво.

Уже двинувшись к выходу, он еще раз окинул взглядом комнату. Вернулся к столу и перевернул белеющий рядом с лампой лист бумаги. С обратной стороны обнаружилась записка.

МЕНЯ ЗОВУТ СВЕТА. СВЕТЛАНА ИГОРЕВНА ПОЛЛАК. Я РАБОТАЮ ЗДЕСЬ, В ЛАГЕРЕ «ВАРЯГ», БИБЛИОТЕКАРЕМ.

...Выйдя из домика и притворив дверь, Тамерлан недолго постоял на низеньком крылечке, на этот раз даже не притрагиваясь к ручке — замок сам собой дважды щелкнул, запираясь.

Потом мальчик негромко сказал: «Это она. И — не она».

05 августа, 14:23, окрестности ДОЛ «Варяг»

В огороде опять кто-то побывал. Похозяйничал. Пошуровал. Неторопливо и уверенно. Именно — по-хозяйски. Как говорят — с расчетом на длительную перспективу...

Федор Павлович стоял неподвижно, на лице эмоций не проявлялось. Но внутри набирал силу шторм. Ураган. Тайфун с ласковым женским именем. Тайфун Эриния. Или — тайфун Фурия. Или — Немезида. Или Медуза Горгона. Федор Павлович любил читать на досуге греческие мифы — во «взрослых» переводах.

Федор Павлович Обушко, завхоз ДОЛ «Варяг» (на одолженном именно у него велосипеде Пробиркин совершал свои утренние прогулки) был сухоньким старичком на исходе седьмого десятка.

Завхозом он стал три года назад, вновь вернувшись к трудовой деятельности после нескольких лет беззаботного, но и безденежнего пенсионерского житья.

Конечно, зарплата завхоза, как и прочих сотрудников, была в «Варяге» символической. Но проработавший не один десяток лет на материально-ответственных должностях Федор Павлович хорошо умел обращать свой богатейший опыт в ощутимую прибавку к жалованью.

Горловой, тоже не вчера родившийся, об одних его комбинациях знал, о других догадывался, а третьих не мог вообразить и при самом смелом полете фантазии — но смотрел на всё сквозь пальцы. Завхозу кристальной честности, что ни говори, надо платить столько, чтобы увольнение и потеря зарплаты казались самым страшным наказанием.

А у Обушко, тертого калача, отчетность всегда пребывала в идеальном порядке и ни одна проверка никогда не обнаруживала недостач подотчетных ценностей... Да и то сказать, в подпольные Корейко он не метил, всю жизнь брал по чину, и в результате благополучно избежал как тюремных нар, так и, уже в рыночные времена, карьеры нового русского.

Спокойная жизнь в «Варяге» Павлу Федоровичу нравилась главным образом из-за того, что окружали его здесь люди молодые, реже среднего возраста, — общество сверстников, где любимыми темами разговоров служили свои и чужие болезни да прибавки к пенсии, Обушко тихо ненавидел.

Единственной потерей, о которой сожалел завхоз, вернувшись к трудовой деятельности, стало огородничество на шести сотках — пристрастился за годы пенсионерского житья. Сотки, конечно, никуда не делись, но на беду участок Павла Федоровича снебольшим аккуратным домиком находился в сотне километров к югу от Петербурга. «Варяг» — чуть ближе. Но к северу.

До родных грядок удавалось добраться только в сентябре, после окончания сезона в лагере — как раз все поспевало и работы было невпроворот, но три долгих месяца Обушко тосковал по утраченному хобби.

И на третье свое лето в «Варяге» завхоз-огородник не выдержал. Последней каплей, переполнившей чашу его терпения, стал универсальный мотоблок. Сей агрегат привез откуда-то Горловой в качестве шефской помощи (а может, какой-нибудь папаша расплатился таким образом за пребывание чада в течение пары смен в лагере — бартер путевок начальник практиковал широко).

Сверкающая никелем и яркой краской заморская игрушка с кучей насадок и приспособлений чего только не делала: пахала, рыхлила и культивировала; качала воду и пилила дрова; косила сено и легко возила увесистый прицеп...

Вернее, все эти разнообразнейшие вещи мотоблок мог выполнять потенциально, на деле Степаныч заводил «Ранчера» лишь несколько раз в сезон — подстричь газоны или напилить дров для душевой (котельную, работающую на угле, запускали редко, если август выдавался холодным).

А Федор Павлович мечтал применить чудо заморской техники по прямому назначению — и этой весной он распахал-таки мотоблоком небольшую, на пару соток, укромную полянку неподалеку от лагеря.

Мини-плантацию надежно укрывали от посторонних глаз густо росшие молодьа березы и рябины, к тому же лежала она в стороне от натоптанных троп и дорожек, и завхоз надеялся, что с внеплановыми визитами молодого поколения проблем не возникнет. Их и не возникало — до тех пор, пока не начал поспевать урожай.

Тогда проблемы появились.

05 августа, 14:36, ДОЛ «Варяг», комната физрука Закревского

Вот, значит, как. Вспомнили. Опять труба зовет... Только зов ее звучит фальшиво для обманутых не раз ушей.

Леша Закревский вынул из-под панцирной койки коричневый чемодан, наверняка помнивший семилетку и совнархозы, и стал возиться с замком — тот опять заклинился, имелась у этой железяки такая нехорошая привычка...

Вот оно как... Всех, значит, в ряды... Всех, кто из рядов разбежался. Послужите уж еще раз, ребята. А то беда — совсем воинов не осталось. У общечеловеческих ценностей тоже, оказывается, враги есть — а защищать их некому. Некому тех врагов по сортирам мочить... И воинов учить некому. Что десять лет растили — то и получили. Худосочных виртуально-компьютерных альтернативщиков, которым милее выносить вонючие утки, чем защищать кого-то и что-то...

Замок лязгнул, чемодан раскрылся. Новенькая, ненадеванная тельняшка. Берет. Аккуратно сложенный камуфляж. Старший лейтенант ВДВ. На груди — пара официальных к чего-то-там годовщинам медалек и серебряный казачий крест — за Боснию.