Виктор Точинов - Пятиозерье
Замок лязгнул, чемодан раскрылся. Новенькая, ненадеванная тельняшка. Берет. Аккуратно сложенный камуфляж. Старший лейтенант ВДВ. На груди — пара официальных к чего-то-там годовщинам медалек и серебряный казачий крест — за Боснию.
Вот так. Думал — не понадобится. Думал — все, отвоевался. Даже второго августа не доставал. Когда новый всенародно избранный звал в ряды (эх, замочим по сортирам!) и сулил великие деньги контрактникам — не пошел, не поверил, сколько же можно верить... И грустно смотрел по ящику на очереди у ворот в/ч за кровно (нет — кровью!) заработанными... Очереди опять поверивших.
Не пошел... Но война догнала и здесь. Пусть игрушечная. Ладно. Поиграем. Повоюем.
Пошляк и циник Закревский пока еще не осознал одну простую вещь: он поверил.
Опять — поверил. Потому что хотел верить...
В дверь постучали. Негромко, но уверенно.
— Не заперто, входите, — откликнулся Леша. Вошел Тамерлан.
— Привет, — сказал Закревский, ничуть не удивившись. К нему часто заходили ребята — посидеть, поболтать.
— Привет. Меня зовут Тамерлан.
— А меня Алексей. — Он протянул руку. Пожатие худощавого мальчишки оказалось неожиданно сильным. — Присаживайся. Стульями не богат, садись на койку, хоть на службе и не принято... Новенький?
Тамерлан молча кивнул, сел. Потом спросил, показав на лежащую рядом форму:
— На войну?
— Не совсем... Будем вас, пацанов, учить воинскому делу.
— Воинскому... Убивать других и ждать, когда убьют тебя...
Леша неодобрительно поглядел на мальчика. Ишь, пацифист малолетний... Сколько же их сейчас, таких. Поздно спохватились, поздно... Но все равно, надо драться. За каждого мальчишку — надо.
— Дело воина не убивать, — сказал Закревский. — Побеждать. А победа бескровной бывает не всегда. Порой приходится платить жизнями. Чужими, своей... Надеюсь, ты не планируешь жить вечно?
Тамерлан улыбнулся и не стал делиться своими планами по этому поводу.
Закипел электрочайник — старинный, помятый, со свистком.
— Чай будешь? — прервал Закревский наметившуюся дискуссию.
— Буду.
Леша разлил кипяток в две алюминиевых кружки, опустил пакетики с заваркой, достал пачку кускового сахара, но себе не положил. Мальчик, впрочем, тоже.
Закревский внимательно посмотрел в его темные глаза и они показались не детскими. Приходилось ему видеть похожие — у детей, бывавших под обстрелами и бомбежками. Судя по типу лица — паренек с Кавказа. Не исключено, что тоже хлебнул всякого... А редкий белый цвет волос может оказаться сединой.
Тамерлан протянул руку за кружкой, поднял вверх:
— За победу!
Странно, но старый фронтовой тост не показался Леше неуместным, здесь и в устах двенадцатилетнего мальчика.
— За победу! — откликнулся Закревский. Он тоже поднял свою кружку — и чуть не выронил, обжегшись.
«Черт, горячая... И как пацан-то держит?» Тамерлан держал кружку непринужденно. И спокойно пил чай длинными глотками. Не отрываясь, смотрел бездонно-темными глазами на Закревского. Они, глаза, притягивали взгляд, особенно светлое, неправильной формы пятнышко в одном из зрачков.
«Пацану можно будет гипнотизером работать, — подумал Леша. — Как говорили в старое время: магнетический взгляд. Интересно, зачем он пришел? Попить чаю?»
Мальчик отставил опустошенную кружку, пожал плечами и перестал буравить собеседника взглядом. И спросил:
— Я сегодня был в библиотеке. Хотел записаться — закрыта. Видел табличку с именем библиотекаря: Светлана Игоревна Поллак. Она иностранка?
«Да и у тебя имечко не самое славянское, — подумал Леша. — И отчего, интересно, возникло любопытство к национальности библиотекаря? Какая разница, кто тебе книги выдавать будет?»
Тамерлан, казалось, услышал невысказанный вопрос.
— У моего отца есть знакомые в Америке, Поллаки. И я подумал...
«Ладно, — решил Лёша, — все равно Светка никакого секрета из происхождения своей фамилии не делает». И сказал:
— Боюсь, в лучшем случае Светлана Игоревна тем американским Поллакам лишь самая дальняя родственница. Седьмая вода на киселе. Она наша, российская, здесь родилась и выросла. А вот ее бабка действительно оттуда. В войну работала переводчицей в Мурманске, в американской миссии, что поставками по лендлизу занималась. Влюбилась в нашего офицера, ну и... Вот и весь секрет.
— Я читал, что в те годы такая любовь добром не кончалась.
— И здесь не кончилась, — помрачнел Леша. — Светин дед за связь с иностранкой загремел в лагеря, да так и не вернулся. Но Сару Поллак не тронули. В пропагандистских целях. То есть, значит... — Леша замялся, вспомнив вдруг, что говорит не со взрослым, но с мальчиком лет двенадцати-тринадцати.
— Я знаю, что это значит. — Тамерлан неожиданно поднялся. — Сюда идут. Женщина. Пойду, не буду вам мешать. До свидания.
— Да ты не ме... — начал было Леша, никаких женских шагов не услышавший.
Но мальчик уже выскользнул за дверь. Через секунду-другую в коридоре действительно зацокали, приближаясь, женские каблучки.
«Кто бы это мог быть? — подумал Закревский. — Нашито дамы все больше в кроссовках да шлепанцах, туфли днем редко носят...»
Глава 7
05 августа, 14:45, ДОЛ «Варяг», комната физрука Закревского
— К тебе можно? — спросила предсказанная Тамерланом женщина.
Это оказалась Киса, она же Алина, — вожатая четвертого отряда. Леша взглянул на нее удивленно — принаряжена, туфельки на высоком каблуке, макияж... На сегодняшнюю дискотеку собралась? Так вроде рановато...
— Привет, проходи, — улыбнулся он. — Присаживайся. Чаю хочешь?
Над этим вроде простым вопросом Киса задумалась и не ответила. Окинула взглядом раскрытый чемодан, выложенную на койку форму...
— На войну собрался? — В совещании у Горлового Алина не участвовала и про «Зарницу» еще не знала.
Леша подумал, что разговор начинает почти дословно повторять закончившийся только что с мальчиком Тамерланом. И ответил по-другому:
— Ага. Наше дело солдатское. Получен приказ — после огневой подготовки занять «Бригантину», подавить узлы сопротивления противника, произвести жесткую зачистку... А ихнего начлага Боровского взять живым и доставить в расположение части.
Киса посмотрела на него не то чтобы обиженно, но как будто ждала чего-то другого. И он добавил серьезно:
— Игра будет, «Зарница». Между нашими лагерями. Ты, наверное, такой и не помнишь, не застала...
Он подумал, что опять, пожалуй, сказал не то. Алине не нравилось, когда он в разговоре подчеркивал ее молодость, а себя, Свету, Ленку, даже Пробиркина, относил к другому поколению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});