Виктор Точинов - Пятиозерье

— Здорово! — широкая ладонь Дронта чувствительно, с размаху шлепнула по плечу новенького. Точнее, должна была шлепнуть — описала дугу в пустоте, зацепив за подоконник. Отбитые подушечки пальцев заныли. А белоголовый уже стоял лицом к Дронту, глядя в упор, очень внимательно и изучающе...

Пальцы болели, за спиной глупо хихикнул Укроп и одобрительно хмыкнул Слон, единственный в палате успевший оценить быстроту и точность движения новенького.

— Крутой, да? — набычился Дронт.

Миха, протиснувшись между койками, неторопливо подходил к пареньку слева.

А тот, словно и не понимая, что с лету влип в чреватую неприятностями ситуацию, разочарованно отвернулся от Дронта. Медленно обвел взглядом остальную троицу.

— Тихий час, надо спать, — неожиданно поучительным тоном заявил он в результате осмотра. И снова вернулся к прерванному занятию — созерцанию лагеря.

Через минуту, будто вспомнив что-то важное, опять обернулся и зачем-то сообщил обмякшему на койке Дронту:

— Меня зовут Тамерлан.

Дронт, не открывая глаз и продолжая ровно посапывать, согласно кивнул головой.

Алина-Киса спустя двадцать минут заглянула в палату в полной уверенности, что ее обитатели тайком двинули купаться или еще по каким-то своим делам — так безмолвно на тихом часе здесь еще не бывало. И удивилась, обнаружив всю компанию, сладко спящую в одежде и обуви. Слон, поддавшийся сну на несколько секунд позже остальных, вообще тихо похрапывал, лежа поперек кровати — ноги и голова свешивались в проходы.

Худощавую фигурку в нише окна Алина почему-то не заметила.

05 августа, 13:49, ДОЛ «Варяг», библиотека

Библиотека выходила окнами на север, и в пасмурные, сырые дни в ней бывало мрачновато.

Но сегодня — как и в предыдущие дни — солнце на безоблачном небе напоминало не то о Кара-Кумах, не то о Сахаре. Выходить в послеполуденную жару из прохладной библиотеки не хотелось. Света задержалась, занимаясь какими-то мелкими и, по большому счету, не нужными делами. А потом к ней заскочила Астраханцева — посидеть и поболтать в холодке.

— Нет, ты посмотри, что написал мне вчера Ященко! — Ленка, по обыкновению возбужденная и экспансивная, держала в руке листок из тетрадки в клеточку. — Я на литкружке плановую тему даю, «Что такое счастье?» — сидят, пишут старательно: приносить пользу людям, любить взаимно, мечты свои все исполнить — ну ты сама знаешь... А Кирилл (помнишь его, из моего отряда, спортивный такой, красивый парень...) кладет мне через десять минут на стол этот вот перл и уходит... Ты только послушай:

Сорвать цветокНебрежною рукоюНа ходу,Забыться на секунду ароматомИ уронить под ноги,Позабыв...Вот счастье...

— «Забыться» и «позабыв» в соседних строчках не слишком удачно, — сказала Света. — А так очень неплохо.

— Нет, но у парня самомнение, а? Да откуда ему в пятнадцать лет знать, что такое счастье? Цветок ему, понимаешь, сорвать за счастье, растение зазря изгадить... Надо бы его к нам вечером на посиделки пригласить, вдруг у него еще что-нибудь интересное написано, — неожиданно заключила свою критическую речь Ленка.

— А ведь это, наверное, здорово — знать в пятнадцать лет, что такое счастье, — мягко улыбнулась Света. — Даже если ошибаешься... Кстати, про цветы мне тут Лешка Закревский все подробно объяснил: зачем мужчины их дамам дарят и почему дамы этому радуются...

— И почему? — подозрительно спросила Ленка.

К Лешке она относилась настороженно — ее ум и интеллигентность не производили на того впечатления...

— Видишь ли, с точки зрения ботаники, цветы — просто органы размножения растений. Ну а дальше все по Фрейду...

Иногда Света позволяла себе беззлобно подшучивать над Астраханцевой, любившей толковать все — от сновидений до окружающих предметов по Фрейду, Юнгу и другим менее известным светилам психоанализа.

— Пошляк твой Лешка, — констатировала подруга. — Пошляк и старый циник.

Репутация пошляка и циника Закревский заслужил в глазах Ленки в начале первой смены. Заслужил своим триумфальным выступлением на устроенной Астраханцевой и Светой кинолитературной викторине.

Викторина — заурядное и проводимое для галочки мероприятие — расцвела пышным цветом от неуемной Ленкиной фантазии. Пока Света готовила вопросы, Ленка поставила на уши всех. Начлаг с неохотой отдал ключи от большого актового зала, обычно пустовавшего до концерта в Родительский День. Подопечные Аллы Богдановны четыре дня, отложив другие работы, дружно готовили оформление и декорации. Меланхоличного монтера и осветителя Володю (дальнего родственника жены Горлового) Астраханцева безжалостно вырвала из вялотекущего запоя — и он уныло настраивал звуко— и светоаппаратуру, подгоняемый ее железной волей и припасенными ею же бутылками с холодным пивом «Балтика». Закончив с вопросами, Света тоже присоединилась к всеобщей суете и авралу, но до кипучей энергии подруги ей было далеко.

Шоу получилось красочное. Световые и звуковые эффекты Володи подтверждали старую мысль, что мастерство не пропьешь; призы за каждый удачный ответ вручались смешные и неожиданные, вызывая дружный хохот зала; вместо заставок драмкружковцы разыгрывали веселые сценки, пародирующие телерекламу и сочиненные Ленкой.

Заминка случилась на одном из вопросов третьего тура. Вообще-то Света составляла вопросы так, чтобы дать равные шансы командам разного возраста. Но определить произведение, где «одна палочка и семь дырочек победили вражеское войско» не смог никто. Вопрос попал в «мертвую зону». Старшие уже подзабыли когда-то постоянно крутимый по ТВ получасовой мультфильм «Заколдованный мальчик», а младшие гораздо лучше разбирались в диснеевских сериалах.

— Давай мнение зала! — прошипела Володе Астраханцева, раздраженная безмолвием, потянувшимся после отзвучавшей минутной музыкальной паузы, отведенной на раздумье.

Тот, увидев, что Закревский что-то говорит Доктору Пробиркину, без раздумий включил стоявший перед ними микрофон.

— ...Это ведь, Сережа, «А зори здесь тихие»! — на весь притихший зал разнесся звучный Лешкин голос.

Повисло трехсекундное молчание. Первым понял Пробиркин — его заливистый, высокий смех усилился динамиками и вскоре перешел в истеричное всхлипывание. Следом грохнули дружным хохотом остальные: смеялись вожатые и воспитатели; жеманно хихикали девицы из старших отрядов (парни ржали во весь голос); младшие, хоть ничего и не понявшие, посчитали долгом внести свою лепту, визжа и топая ногами. Володя, все ниже сгибаясь в пароксизме веселья, рухнул наконец на кнопки и рычажки своего пульта — последовавшая светозвуковая какофония еще больше усилила эффект от Лешкиного выступления. Света, пытавшаяся поначалу сдерживаться, тоже в конце концов расхохоталась, отворачиваясь от своего микрофона ведущей...