Стивен Кинг - Исход (Том 1)

Кофе был почти допит. Старая женщина отставила чашку и стала раскачиваться, ее лицо было обращено к небу, как древнее каменное изваяние. Она задремала, затем уснула. Ее сердце, чьи стенки теперь были не толще пергамента, билось ровно, как оно продолжало биться каждую минуту в последние 39 из 360 дней. Она спала безмятежно, как младенец. Казалось, надо было положить руку ей на грудь, чтобы убедиться, что матушка Абигайль вообще дышит.

Но на губах ее играла улыбка.

Конечно, все изменилось с тех пор, когда она была совсем маленькой. Семья Фриментлов приехала в Небраску, когда освободили рабов, и правнучка Абигайль, Молли, цинично смеясь, предполагала, что деньги, на которые отец Абби купил домик, — гроши, заплаченные ему Сэмом Фриментлом из Льюиса, штат Южная Каролина, в виде компенсации за то, что отец и его братья еще восемь лет продолжали работать на хозяина после окончания Гражданской войны, — были «деньгами для очистки совести». Абигайль всегда прикусывала язык, когда Молли говорила это — Молли, Джим и другие были молоды и не понимали ничего, кроме черного и белого, — но мысленно она закатывала глаза и говорила сама себе: «Деньги для очистки совести? Что ж, есть ли деньги чище, чем эти?»

Итак, семья Фриментлов осела в Хемингфорд Хоум, и Абби, последний ребенок в семье, родилась уже здесь. Отец ее был окружен теми, кто не покупал ничего у негров и не продавал им ничего; он прикупал землю постепенно, чтобы не тревожить тех, кого волновали «эти черные ублюдки, идущие по пути Колумба»; он был первым человеком в округе Полк, применившим севооборот; первым же он опробовал и химические удобрения; а в марте 1902 года к ним домой пришел Гарри Сайтс и сказал, что Джон Фриментл избран в Ассоциацию фермеров. Он был единственным чернокожим, избранным в Ассоциацию, во всем штате Небраска. Этот год стал венцом всему.

Абигайль была убеждена, что любой, обозревая ее жизнь, сможет выбрать один год и сказать: «Вот этот был лучше всех». Казалось, что всеми это ощущается как извечное чередование времен года, когда все приходит вместе, нежное, великолепное, полное чудес, удивительное. И только позже начинаешь размышлять, почему все произошло именно так. Это все равно что одновременно положить в кладовую десяток по-разному пахнущих припасов, в результате чего все они немного пропитываются запахом других ингредиентов: грибы с привкусом ветчины, а ветчина со вкусом грибов; оленина припахивает куропаткой, а куропатка издает слабый аромат огурцов. Потом, в дальнейшей жизни, вы можете желать, чтобы все те прекрасные вещи, которые пришли к вам в тот необыкновенный год, растянулись бы на более долгий срок, чтобы можно было взять по одной из этих золотых вещей и выставить их в середину тех трех лет, о которых вы не можете вспомнить ничего хорошего, но вы знаете, что все вдет так, как и должно идти в этом мире, который создал Господь Бог, а Адам и Ева полуразрушили — все выстирано и вымыто, полы надраены, дети ухожены, одежда почищена; три года ничем не нарушаемой серости, даже фейерверком Пасхи, Четвертого Июля, Дня Благодарения или Рождества. Но нет ответа на то, каким образом Господь реализует Свои представления о том, как все должно быть, и для Абби Фриментл, как и для ее отца, 1902 год стал вершиной всего.

Абби считала, что она единственный человек в семье — не считая отца, — который понимает, какое это великое, почти беспрецедентное событие быть включенным в состав Ассоциации фермеров. Он будет первым негром в Ассоциации штата Небраска, возможно, единственным во всех Соединенных Штатах. Отец не питал никаких иллюзий по поводу того, какую цену заплатит за эту честь он сам и его семья, когда на них обрушится поток насмешек и расовой ненависти от всех этих людей — и председателя Бена Конвея среди остальных, — которым претила сама мысль о возможности подобного. Но он также понимал, что Гарри Сайтс предложил ему нечто большее, чем просто шанс выжить: Гарри дал ему шанс к процветанию в содружестве с другими.

Со вступлением в Ассоциацию придет конец его проблемам при покупке хороших семян. Необходимость везти весь свой урожай в Омаху, чтобы найти там покупателя, тоже отпадет. Это могло означать конец перебранкам из-за прав на воду с Беном Конвеем, который приходил в ярость по поводу таких черномазых, как Джон Фриментл, и таких защитников негров, как Гарри Сайте. Это могло означать и конец обманов со стороны окружного сборщика налогов. Поэтому Джон Фриментл принял приглашение, и его членство в Ассоциации пошло своим путем (как и прибыль), и действительно последовали жестокие насмешки и шутки по поводу того, каким образом черномазый прокрался к кормушке Ассоциации, и о том, что когда негритянский ребенок попадает в рай и получает там свои черные крылышки, то зовут его летучей мышью, а не ангелом, а Бен Конвей развлекал, знакомых побасенками о том, что единственной причиной того, что Джона Фриментла приняли в Ассоциацию, стало то, что приближался Детский Бал и им понадобился негр для роли орангутанга. Джон Фриментл делал вид, что не слышит всех этих пересудов, а дома он читал из Библии — «Кротость смягчает ярость» и его любимое место, произносимое не с кротостью, а с мрачным ожиданием: «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю».

Мало-помалу он поладил с соседями. Не со всеми, не с такими яростными ненавистниками, как Бен Конвей и его сводный брат Джордж, не с Арнольдами и Диконами, но но многими другими. В 1903 году члены семьи Фриментлов присутствовали на обеде в гостиной Гарри Сайтса, совсем как белые.

И в 1902 году Абигайль играла на гитаре в доме Ассоциации, и не на концерте негритянской песни, а на смотре талантливых белых, проходившем в конце года. Ее мать насмерть стояла против этого: это был один из тех редких случаев, когда она шла против желания своего мужа открыто, возражая при детях (хотя мальчики тогда уже подбирались к среднему возрасту, а сам Джон уже основательно поседел).

— Я знаю, как все это было, — всхлипывая сказала она. — Ты, и Сайтс, и этот Фрэнк Феннер, вы все это придумали вместе. Все это хорошо для них, Джон Фриментл, но что это взбрело тебе в голову? Они же белые! Ты выходишь с ними на задний двор и говоришь о пахоте! Ты можешь даже пойти в центр и выпить с ними пива, если этот Нейт Джексон пустит тебя в свой салун. Отлично! Я знаю, что ты занимался этим в последние годы. Я знаю, что ты будешь улыбаться, даже если в твоем сердце будет полыхать огонь боли. Но это совсем другое! Это твоя собственная дочь! Что ты скажешь, если она выйдет в своем беленьком платьице, а все они начнут смеяться над ней? Что ты будешь делать, если они закидают ее гнилыми помидорами, как сделали это с Бриком Салливаном, когда он хотел спеть на концерте негритянской песни? И что ты скажешь, когда она придет к тебе перепачканная помидорами и спросит: «Почему, папа? Почему они сделали это, и почему ты позволил им?»