Стивен Кинг - Дьюма-Ки

– Очень уж они равнодушные, или вы так не думаете?

Я покачал головой.

– Не думаю. Дети не скорбят, как взрослые.

Джек кивнул.

– Да. Наверное. Но я удивлен… – Он замолчал.

– Чем? – спросил я. – Что тебя удивляет?

– Что Персе отпустила их.

– Если на то пошло, она их не отпускала. Они же поехали в Брейден.

Уайрман постучал пальцем по рисунку.

– А где Элизабет?

– Повсюду, – ответил я. – Мы смотрим ее глазами.

iv

– Осталось немного, но ничего хорошего не обещаю.

Я показал им следующий рисунок. Рисовал я его так же торопливо, как и другие. Мужчина стоял к нам спиной, но я не сомневался, что это живая версия того существа, которое защелкнуло «браслет» на моей руке на кухне «Розовой громады». Мы смотрели на него сверху вниз. Джек перевел взгляд с рисунка на Тенистый берег, от которого осталась узкая полоска песка, вновь глянул на рисунок. Наконец вскинул глаза на меня.

– Здесь? – тихо спросил он. – Мы смотрим на него с этого самого места?

– Да.

– Это Эмери? – Уайрман прикоснулся в фигуре. Говорил он еще тише, чем Джек, и его лоб блестел от пота.

– Да.

– Утопленник, что был у тебя в доме?

– Да.

Уайрман сдвинул палец.

– А это Тесси и Лаура?

– Тесси и Ло-Ло. Да.

– Они… что? Заманили его? Как сирены в одном древнегреческом мифе?

– Да.

– И это действительно произошло! – Джек говорил так, словно докопался до истины.

– Действительно произошло. Никогда не сомневайся в ее силе.

Уайрман посмотрел на солнце, которое приблизилось к горизонту. Серебряный отблеск на воде начал темнеть.

– Тогда заканчивай, мучачо, и как можно скорее. Чтобы мы смогли довести дело до конца и убраться отсюда ко всем чертям.

– Мне все равно осталось совсем немного. – Я пролистал рисунки, многие из которых состояли из нескольких штрихов. – Настоящей героиней была няня Мельда, а мы даже не знаем ее фамилии.

Я показал им один из незаконченных рисунков: няня Мельда, узнаваемая по косынке на голове и темному цвету лица, разговаривает с молодой женщиной в холле у парадной двери. Новин сидит рядом, на столе, нарисованном десятком линий и соединяющим их воедино кругом.

– Вот она, рассказывает Адриане какую-то выдумку об Эмери после его исчезновения. Что его срочно вызвали в Атланту? Что он уехал в Тампу, чтобы купить ей подарок? Не знаю. Лишь бы Ади осталась в доме, лишь бы никуда не ушла.

– Няня Мельда пыталась выиграть время, – кивнул Джек.

– Это все, что она могла сделать. – Я указал на джунгли, отделявшие нас от северной оконечности острова. Расти они здесь никак не могли, во всяком случае, без помощи бригады садоводов, которым пришлось бы работать сверхурочно. – Ничего этого в тысяча девятьсот двадцать седьмом году не было, но была Элизабет – в расцвете своего таланта. Я не думаю, что кому-нибудь удалось бы уехать с острова по дороге. Одному Богу известно, что именно по указке Персе нарисовала Элизабет между «Гнездом цапли» и разводным мостом.

– То есть следующей должна была уйти Адриана? – спросил Уайрман.

– Потом Джон. За ними – Мария и Ханна. Потому что Персе собиралась избавиться от всех, за исключением, возможно, Элизабет. Няня Мельда знала, что она сможет удержать Ади на один-единственный день. Но ей и требовался лишь один день.

Я показал им очередную картинку. Нарисованную в еще большей спешке. Вновь няня Мельда и Либбит стоят на мелководной части бассейна. Новин лежит на краю, одна тряпичная рука касается воды. А рядом с Новин стоит керамический кег с широкой горловиной и словом «TABLE» на боковой поверхности.

– Няня Мельда сказала Либбит, что та должна сделать. И она сказала, что та обязательно должна это сделать, что бы ни увидела в голове и как бы громко ни кричала Персе, требуя, чтобы девочка остановилась… потому что она будет кричать, сказала няня Мельда, как будто знала. И им остается только надеяться, сказала она, что Персе узнает об их замысле слишком поздно, чтобы что-нибудь изменить. А потом няня Мельда сказала… – Я замолчал. След заходящего солнца на воде становился все ярче и ярче. Я знал, что надо продолжать, но просто не мог разлепить губ. Не мог.

– Что, мучачо? – мягко спросил Уайрман. – Что она сказала?

– Мельда сказала, что она тоже может кричать. И Ади может кричать. И ее отец. Но Либбит не должна останавливаться. «Не останавливайся, дитя, – наказала ей няня Мельда. – Не останавливайся, или все будет зазря».

И тут, словно по своей воле, моя рука вытащила из кармана черный карандаш и написала два слова под примитивным рисунком девочки и женщины в плавательном бассейне:

не останавливайся

Мои глаза наполнились слезами. Я зашвырнул карандаш в заросли униолы и вытер слезы. Полагаю, карандаш до сих пор там, куда я его бросил.

– Эдгар, а гарпуны с серебряными наконечниками? – спросил Джек. – Вы ничего о них не сказали.

– Не было тогда никаких магических чертовых гарпунов, – устало ответил я. – Они появились позже, когда Истлейк и Элизабет вернулись на Дьюма-Ки. Уже и не скажешь, кому пришла в голову эта идея, и, возможно, ни один не мог точно сказать, почему эти гарпуны приобрели для них такую важность.

– Но… – Джек вновь нахмурился. – Если в двадцать седьмом гарпунов не было… тогда как…

– Не было серебряных гарпунов, Джек, но хватало воды.

– Вот этого я не понимаю. Персе вышла из воды. Она олицетворяет воду… – Он посмотрел на корабль, чтобы убедиться, что тот на месте. Корабль никуда не исчез.

– Верно. Но в бассейне ее хватка слабела. Элизабет это знала, но не понимала, как этим воспользоваться. Да и откуда? Она была ребенком.

– Твою мать! – Уайрман хлопнул себя по лбу. – Бассейн. Пресная вода. Это же был бассейн с пресной водой. Пресная, как противоположность соленой.

Я нацелил на него палец.

Уайрман коснулся рисунка, на котором керамический кег стоял рядом с куклой.

– Это пустой кег? Они наполнили его пресной водой?

– Я в этом не сомневаюсь. – Я отложил рисунок с кегом в сторону и показал им следующий. С запечатленным на нем видом, который открывался практически с того места, где мы сейчас и сидели. Только что поднявшийся над горизонтом лунный серп светит между мачтами корабля-призрака (а я-то надеялся, что больше мне никогда не придется его рисовать). А на берегу, у кромки воды…

– Господи, это ужасно, – выдохнул Уайрман. – Перед глазами все расплывается, но это ужасно.

Моя правая рука зудела, пульсировала. Горела. Я наклонился и коснулся рисунка рукой, которая, я надеялся, никогда больше мне не покажется… хотя и боялся, что такое может случиться.