Георгий Песков - Злая вечность

— Господину угодно? — кланяясь, спросил Вольтер. Он прекрасно узнал князя и в душе смеялся.

— Мне понравилась здесь… — непринужденно начал князь и вдруг запнулся. — Одна… одна… дама. — Сказав это, выдающее его с головой, слово, он совсем потерялся. Но антикварий на слово внимания не обратил, замешательства не заметил.

— А! — сказал он равнодушно. — Не эта ли? — Он запустил руку за большую, стоявшую на полу картину и за ноги вытащил оттуда куклу. — Вот, извольте!

О, это была ужасная минута. Любимая женщина, та, о которой он так страстно, с такою нежностью мечтал, на его глазах обращалась в неодушевленный предмет, в игрушку! Князь побледнел и отвернулся.

— Прелестная вещица, — вертя ее в руках, сказал антикварий. Нигде pour ce prix вы не найдете ничего подобного. — Он назвал цену. Запросил, конечно, бессовестно. Князь молча вынул бумажник. Была одна мысль: поскорее уйти. По счастью, нужная сумма — очень по его средствам значительная — у него оказалась. Он заплатил и, не дав продавцу завернуть покупку, выхватил ее у него из рук и побежал вон.

Он бежал домой, сгорая со стыда и готовый провалиться. «Кукла, кукла!» повторял он себе с ядовитым отчаянием. «А я… я любил ее! Я покупал для нее цветы… Писал письма… К месьё Жоржу нарочно заходил… О, какой стыд, какое унижение!»

Наконец, он опомнился и с ужасом заметил, что несет куклу незавернутой. Возвращаться к антикварию не хотел. Как быть? Он запрятал ее себе под пальто. Madame Meterry, увидав своего князя, — она ужасно ругала себя, что не досмотрела и дала ему выйти — разахалась: разве можно выходить в такую погоду, приняв tisane d'eucalyptus? Но на лице князя было такое страдание, что она не стала его задерживать. Конечно, она прекрасно заметила: он что-то прятал под своим пальто. Сопоставляя это со вчерашними цветами и давешней тыквой, она только головой покачала. «В конце концов, пожалуй, и правду говорили les anciens officiers, что у бедняги в голове не все в порядке», — подумала она с огорчением.

А князь затворился у себя. Никто не должен был видеть его позора, но сам он хотел вдоволь над самим собой посмеяться. Он посадил куклу на стул, положил ей на колени купленные накануне цветы и, отступив шага на два, отвесил ей глубокий и почтительный поклон.

Карикатурные подробности этой смешной, маниакальной любви, комизм вчерашних романтических переживаний и в заключение — позорная глупость теперешней сцены!

О, это уж слишком, слишком!

Вдруг ему показалось… — Какое показалось, он слышал ясно — кто-то здесь же, совсем близко, прыснул сдавленным смехом. Смех был знакомый, он сейчас и же узнал его. Оглянулся по комнате, но никого не было. Дверь он, войдя, затворил и только окно — о нем он не подумал — оставалось открытым настежь. Он подбежал к нему и сразу же, в сумерках вечера, увидел стоявшего на противоположном тротуаре человека. Из-за шторы, чтобы тот не заметил, князь пристально в него вгляделся и, узнав, почувствовал, — как это ни странно может показаться, — почувствовал даже радость.

Быстро высунувшись из окна, он негромко позвал:

— Господин библиотекарь, идите сюда!

Тот, будто только приглашения и ждал, перешел улицу.

— Вот вам ключ, — сказал князь и бросил на тротуар большой старый ключ входной двери. — Но только постарайтесь не шуметь. Я бы не желал, чтобы хозяйка вас видела.

Старик молча поднял ключ. Князь бросился к ней, Он хотел было спрятать ее, но сейчас же, рассердившись, подумал: «Зачем, пусть видит».

20. Тихий гость

Через секунду библиотекарь, не постучав, отворил дверь. Он ступая до такой степени неслышно, что это даже удивило князя. Сам он никогда не мог бы так ступать, без малейшего шороха. Стул он тоже ухитрился отодвинуть беззвучно. Во всем, что он делал, во всех движениях была какая-то поразительная легкость.

— Ну-с? Что вам от меня угодно? — садясь и пристально глядя на князя, спросил гость, как дыхание, тихим голосом.

— Мне? — Князь чувствовал странную спутанность мыслей. — Что мне угодно? А вот мне прежде всего угодно знать, почему вас нынче совсем не слышно, — он сказал это в далеко не любезном тоне.

— Вы же сами просили меня не шуметь.

Князь нахмурился.

— Предположим. Но, войдя сюда, вы, насколько я заметил, не поклонились. Это неучтивость. Я обращаю ваше внимание на то, что здесь дама.

Говоря, князь по лицу библиотекаря старался понять, что тот об этом думает.

— Под словом «дама» я всегда понимал существо до некоторой степени одушевленное, — в тоне деловой поправки заметил библиотекарь.

Князь засмеялся.

— А помните, вы говорили, что я рожден под знаком Венеры?

— Я и не отказываюсь. — Библиотекарь тонко посмотрел на князя. — Что же касается объекта, то… Объекты, уверяю вас, бывают иногда чрезвычайно странные, Впрочем, позвольте рассказать вам один анекдот. Не слишком веселый, правда. Но зато очень кстати. Можно?

— Сделайте одолжение.

— Я, кажется, говорил вам, что у меня была дочь.

— О, да. Как же. Я любовался у вас ее произведениями.

— Любовались? Вам, может быть, не известно, князь, что дочь моя была больна.

— Я слышал. Какая-то операция…

Библиотекарь очень нахмурился.

— Нет. Болезнь была чисто психическая. Это ведь и по картинам видно. Откуда эти темы? Почему всегда чудовищное? А потом вдруг бросила краски, стала хандрить. «Живопись меня не удовлетворяет. Мне нужно более телесное искусство». Занялась скульптурой. Тоже бросила. Все не то. Я должна создать нечто совершенно плотское. Живое, но бездушное. У вещей, отец, есть бессмертие, это их преимущество перед нами. Если художник дает им жизнь, они становятся богами. Я сделаю себе бога. — Библиотекарь засмеялся каким-то хилым, расслабленным, но полным желчи смехом. — И что же бы вы думали? В тот же день она заперлась у себя в мастерской и начала работать над созданием такой «живой вещи». «Это будет нечто гениальное, — говорила она. — Я обессмерчу себя, сделав бога». — Библиотекарь опять желчно засмеялся. — Мы и тогда, конечно, знали, что это бред. Но слушайте дальше, слушайте. Когда она умерла, — говорить об обстоятельствах ее смерти сейчас не буду, — когда она умерла, мы с доктором в тот же день отправились в ее ателье. Ключа мы так и не нашли. Пришлось взломать замок. И вот, когда мы взломали его и вошли… — Библиотекарь вскинул на князя глазами. — Тогда… Что бы, вы думали, мы там увидели? Гениальное произведение? Ах, это, как мы и ожидали, оказалось только бредом сумасшедшей. Я не видал зрелища более жалкого. Представьте себе, князь, что там… в этом пустом, холодном ателье, среди пестрых лоскутьев и обрывков валялась самая обыкновенная, сделанная из тряпья…