Испорченная реальность (ЛП) - Урбанчик Джон

— Почему мы просто не вернулись тем же путем, каким пришли?　

Иезавель останавливается и поворачивается ко мне. Она теперь — еще одна тень, только пряди темных волос сияют. Одетая в черное, она похожа на ангела, или на демона, или немного на обоих. Я хочу спросить почему, но молчу.　

— Там лежит безумие, — говорит она, кивая в оставшиеся позади глубины туннеля.　

— Безумие, — напоминаю я, — поглотило нас.　

— Прояви немного доверия, — говорит она и идет дальше.　

Доверие одна из тех забавных вещей, которыми трудно наградить и которые слишком легко потерять. Однажды утраченное, оно уже не вернется. Доверие между мной и Карен такое глубокое и полное, что и словами не описать. Кольцо у меня на руке только слабое отражение этого чувства.　

Во время венчания священник сказал что-то о нерасторжимом круге нашей любви. Говорил, что золото символизирует чистоту и еще кучу вещей, которые я запомнил только потому, что нас снимали на видео. В тот день я был непоследователен, терялся, в бреду и раздрае, и нет — я не выпил с утра ни капли. Я был пьян от восторга — стоя у алтаря, держа за руку свою невесту, глядя в ее голубые глаза сквозь вуаль. Я никогда не думал, что ее наряд так на меня повлияет.　

В прошлом я доверял и другим девушкам. Иногда отношения заканчивались разбитым сердцем или сердцами. Впрочем, царапины затягивались, шрамов не оставалось. Но в тот миг у алтаря, когда мы обменялись кольцами и говорили о вечной любви пред очами Бога, мы не просто давали друг другу обещания. Мы утверждали: «Я тебе верю».　

В старших классах мой друг Джек говорил:　

— Доверься мне. — Обычно перед тем, как все летело к чертям. И часто добавлял: — Да что может пойти не так? — И мы изо всех сил пытались это выяснить.　

Я тоже часто бросался этой фразой и наступал на те же грабли, но все это были мелкие промашки. Теперь я думаю о чем-то гораздо более важном, о чем-то радикальном, и не знаю, смогу ли совершить это, когда придет время.　

Сейчас я в раздрае, и Иезавель не просит меня ей довериться, она этого требует. У меня нет другого выбора, кроме как идти за ней, но стоит ли ей доверять? Мы знакомы полдня. Мне нужны причины получше, чем отсутствие вариантов.　

Так что я не говорю, что верю ей. Просто молча иду за Иезавелью, в смятении, через подземный лабиринт. Понимаю, что играю с обручальным кольцом, кручу его большим пальцем. Разве может оно утешать, если мне из-за него так тревожно?

Анна смотрела на меня так, словно не могла поверить, что я реален. Я тоже уставился на нее, не зная, чему теперь верить, не в силах заговорить. Слова кончились. Придумывать мне?..　

— Что еще у тебя есть? — спросила она, сложив руки на груди, отступив на полшага. У нее на лице проступили морщины, линии, которых я прежде не замечал. Может, она не верила своим глазам, но теперь не верила и мне. Я оказался не таким, как она представляла.　

— Я... — Я не мог встретиться с ней взглядом.　

— Ты или ненастоящий, — сказала она, — или слишком настоящий. Какая догадка верна?　

Я не знал. Мне не нравился мой ответ, но он казался наиболее честным и точным:　

— Обе.　

— Мне стоит извлечь из этого урок, да? Я никогда не была тобой одержима. Ты просто сон. Я не виновата, что ты так часто возвращался.　

Я не ответил, и она добавила:　

— В последний раз ты приснился мне месяц или два назад. — Ее глаза просветлели, в них вспыхнула радость. — Тебя не должно... Я не знаю, как мне быть.　

— Если честно, я тоже.　

Некоторое время мы просто стояли и молча смотрели друг на друга. Она немного расслабилась, по крайней мере физически, и наконец порывисто взяла меня за руки.　

— Пришел на ланч?　

— Никто из них не знает меня, да? Дезире. Мария. Никто.　

— Только если они видели мои сны. Откуда ты?　

— Лонг-Айленд.　

— Квинсленд?　

Я покачал головой:　

— Нью-Йорк.

Она все еще держала меня за руки. Ее ладони были теплыми, нежными, податливыми.　

— Ты выглядишь таким настоящим.　

— Я настоящий, — сказал я, но уже начал задумываться. — Кажется, да.　

— Мне этого хватит. Идешь?　

— Конечно.　

— И мы сможем поговорить?　

— Конечно.　

Что мне было делать, сказать ей «нет»? Уйти? Я ведь именно за этим сюда и шел, искал того, кто меня знает, кого-то, кто сможет помочь мне разобраться в случившемся. У меня кружилась голова, словно я был пьян. Пошел с ней, очень медленно, опасаясь, что ноги меня подведут. Чувствовал, что я болен, мягко говоря, пытался определить ощущение точнее, но всякий раз оно ускользало.　

Ланч был в «Командоре». Мы обедали здесь уже дюжину раз, а может, и больше. Сдвигали столы, заказывали разные блюда, в конце обычно жаловались на работу. Обсуждали детей, жен и мужей, вечерние новости, «Сидней Суоне»[8] или «Уэст Тайгере»[9] — Уинстон так обрадовался, что они выиграли суперфинал, что носил оранжевое целый месяц. В общем, обычный треп за ланчем.　

Сегодня я тоже все это слышал, но молчал, даже когда мне было что сказать. Анна представила меня как старого друга, который прогуливался поблизости, когда их компания вышла из «Кроунком». Все сказали «привет» и «приятно познакомиться». Даже Мик, парень, которого я не знал.　

Мне было не по себе.　

Я работал с этими людьми каждый день. С некоторыми годы. Учил Марию. Она сидела рядом со мной в офисе. Вчера оставил ей открытку и шоколадные конфеты, но, видимо, она их так и не получила. Словно меня не существовало.　

Но я был здесь — за одним столом с ними. Пытался улыбаться и есть, боролся с тошнотой. Ланч стоил мне почти всех денег — у меня осталось несколько долларов мелочью. Время от времени Анна смотрела на меня, довольно часто, и я не знал, как расшифровать ее взгляд: злилась ли она, смущалась или просто была в шоке? Возможно, всего понемногу.　

Ланч растянулся почти на два часа, а потом Дезире сказала:　

— Мне пора. В три собрание. — Она встала, и половина стола последовала ее примеру, некоторые почти сразу. Анна приблизилась к Дезире и пошепталась с ней. Дезире бросила на меня взгляд и сказала:　

— Конечно. Нет проблем.　

И они ушли — остались только мы с Анной. Сидели за ланчем — друг перед другом. Опа придвинула стул поближе ко мне, коснулась моей руки и сказала:　

— Ладно. Я решила.　

— Что ты решила?　

— Что ты настоящий.　

— Спасибо, — сказал я, хотя не видел в этом ничего особенно важного.　

— Ты настоящий, — продолжила она, — и, наверное, возник из моей головы полностью сформированным. А это значит, что у тебя есть история. Ты сказал, что жил в Нью-Йорке, да?　

— Да.　

— Тогда расскажи остальное, — попросила она. — Расскажи мне все.　

— Я не смогу, — ответил я. — Не думаю, что получится...　

— Тогда самое главное. Что-нибудь. Если ты настоящий, стань настоящим, цельным, кем-то, кого я знаю, а не тем, кого я... — Она покраснела и, смутившись, не закончила предложения. — Расскажи мне что-нибудь. Начни... не с жены.　

Я мог бы спросить ее, что именно она хочет знать, но она уже объяснила: все. Что я мог рассказать?　

— Ты мне тоже снилась, — начал я. — Но мои сны были другими. Мы работали вместе. Все мы, кроме Мика, я видел вас раньше.

— То есть в снах ты был Миком.　

— Похоже на то. Думаю, мне снилось, что Мик был мной.　

— Мне это нравится.　

— Я пришел из-за дня рождения Марии. Знал, что вы пойдете на ланч. Но все мои друзья, все, кто мне снился, не помнят меня.　

— Я помню.　

— Ты другая.　

— Я отлично тебя помню. Однажды мы ходили на лодке — на Троицу, просто плавали от острова к острову. Лодкой правил капитан Крен.　

— Капитан Крен?　

— Он отлично справлялся. Поднимал паруса при любой возможности. Солнце всегда садилось, огромный оранжевый шар касался океана. Вокруг были острова, птицы, иногда дельфины, а мы сидели на верхней палубе, пили красное вино, болтали, смеялись и... — Она осеклась, отвела взгляд. — Ты ведь там был, да?