Ким Харрисон - На несколько демонов больше

— Кистена больше нет, — сказал он бесстрастно, и я ухватилась за стол, чтобы не упасть. — Он не просто мертв, но мертв воистину — дважды. Не было в нем того, что нужно для нежити. — Пискари поджал губы, склонил голову, насмешливо изображая интерес, — Так что я не удивлен.

— Ты врешь, — сказала я и услышала, как дрогнул голос.

Грудь сдавило, воздуху не хватало. Не мог Кистен умереть, я бы знала. Я бы почувствовала. Что-то стало бы другим — все стало бы другим, а сейчас ничего не переменилось. Дженкс говорил, что он звонил. Не мог он умереть!

— Он залег на дно! — крикнула я, бешеными глазами глядя

на всех — ждала, чтобы кто-то, ну кто угодно, подтвердил мою

правоту. Но никто не смотрел мне в глаза.

Пискари улыбнулся, едва заметно блеснув клыками. Его слишком радовало мое отчаяние, чтобы это могло быть неправдой.

— Ты думаешь, я не знаю, когда кто-нибудь из моих переходит в неживое существование? — спросил он. — Я почувствовал его смерть, и почувствовал, как он умер второй раз. — С мерзкой радостью на лице он наклонился ко мне и зашептал вслух: — Для него это было потрясение. Он не ожидал такого. А я впитывал его отчаяние и его провал, и наслаждался тем и другим. Вся его жизнь вела лишь к одному… высшему мигу совершенства, которое оказалось ему не по плечу. Жаль, что его линия крови кончилась с ним, но он был слишком осторожен. Как будто не хотел, чтобы кто-нибудь пошел по его следам.

У меня закружилась голова, я вцепилась в край стола. Не может быть, чтобы это было на самом деле.

— Кто? — прохрипела я, и Пискари улыбнулся улыбкой благожелательного и безжалостного бога. — Кто его убил?

— Жалкая игра, — сказал он и наклонил голову. — Или ты вправду не помнишь? — спросил он задумчиво, бросая на пол измазанный платок и глядя на меня пристально.

Я попыталась что-то сказать — слова не шли. Ужас, что его слова могут быть правдой, потряс меня и лишил речи. Мысли застыли. Плечо пульсировало под пальцами, и когда Пискари подался ближе, я не двинулась, не в силах реагировать.

— Ты там была, — донеслись его слова будто издали. Он взял меня за подбородок, наклонил мне голову, и свет попал мне в глаза. — Ты видела. Ты вся пахнешь окончательной смертью Кистена. Ты дышишь ею. Она от твоей кожи исходит как духи.

Я спала у себя в церкви, подумала я, но тут мой мир поехал куда-то в тошнотном головокружении — картина начинала складываться. Я проснулась с избитым и ноющим телом. На губе был порез. В кухне пахло свечами и сиренью — ингредиентами для зелья забвения. Чертова нога так распухла, что пришлось надевать сапоги.

Что же я видела? Что я сделала?

Пискари шагнул ко мне, я отшатнулась назад. Не верю! Я отдала фокус — за что? Кистена больше нет. У меня подступили слезы.

Бог мой, Кистена больше нет! И я при этом была.

Пискари протянул руку, я хотела блокировать, но он поймал меня за запястье. Страхом свело диафрагму, я застыла. Вся комната будто шевельнулась в едином вдохе, а Пискари втянул в себя воздух, принюхиваясь ко мне. Наслаждаясь ароматом страха.

— Ты сильнее, чем мне пыталась внушить Айви, — сказал он тихо, почти задумчиво. — Понимаю, почему она так на тебе зациклилась. От тебя могла бы быть польза, раз ты сумела уйти невредимой оттуда, где один неживой вампир встретил свой конец, а другой еле сумел спастись.

Я отдернулась прочь, отчаянным взглядом нашла Эддена. Тяжесть налила мышцы спины, я подалась назад. Там был другой вампир? Не помню, но приходится верить. Что же я сделала с собой? И зачем?

— А может быть… может быть, ты слишком опасна, чтобы дать тебе и дальше разгуливать на свободе. Пора, наверное, тебя раздавить.

Ничего не соображая, я не шевельнулась, пока золотистая рука Пискари не сомкнулась у меня на горле.

— Нет! — заорала я, но было поздно — слово забулькало у меня в глотке. Запылал в крови адреналин, я задергалась. Пискари тыльной стороной руки, обманчиво-медленным и небрежным движением отмахнулся от Дженкса — пикси впечатался в стенку и упал на пол.

Боже мой, Дженкс!

— Я же тебе дала фокус! — просипела я, пальцами ног нащупывая пол, потому что он меня поднял. — Ты обещал меня не трогать!

Он подтащил меня ближе:

— Ты меня в тюрьму посадила. — Его дыхание разило кровью и жженым янтарем. — Я обещал, что сохраню тебе жизнь, но я тебе задолжал много боли. Ты смерти только желать будешь.

Он предупреждающе выставил руку, увидев движение Квена — и эльф остановился.

Меня пробрало ужасом. Это невозможно!

— Я тебе жизнь спасла! — прохрипела я, когда он чуть приотпустил пальцы, чтобы слышать мою мольбу. — Я могла бы дать Алу тебя убить!

— Твоя ошибка. — Он улыбнулся глазами черными, как смертный грех. — Пока, Рэйчел. Пришла тебе пора начать новую жизнь.

— Нет! — крикнула я и зачерпнула из линии, толкнула энергию в него, но было поздно. Прижав меня к своей груди, Пискари бешено всадил в меня зубы.

Я чуть не оглохла от собственного крика ужаса. Сердце колотилось, будто хотело выскочить наружу, но мышцы ослабели сразу. Потекла потоком боль, не давая двинуться — это была пытка. Хриплыми толчками вырывалось дыхание, и все быстрее уходила в Пискари моя кровь.

Быстрой водой накатилась темная тень, но Пискари, не отрываясь от меня, ударил Квена наотмашь, и тот отлетел с болезненным стоном.

Убей нас, подумала я, желая, чтобы Квен разнес нас обоих к чертям шаром безвременья. Как могло так получиться? Не должно быть такого. Не может быть такого!

— Пискари! — раздался молящий голос Айви, и у меня сердце екнуло от прозвучавшего в ее голосе чувства. — Отпусти ее! — крикнула она, и я увидела, как тонкая рука взяла вампира за плечо, стиснула яростно. — Ты обещал! Ты обещал, что не тронешь ее, если я к тебе приду!

Я застонала, когда он отклонился, разорвав мне клыками шею. Я не могла… не могла шевельнуться!

— Поздно, — ответил Пискари, и я повисла в его руках, беспомощная. — Это необходимо сделать.

— Ты сказал, что ты ее не тронешь.

Голос Айви был тяжелым и серым, как утренний туман. Пискари держал меня стоймя, прижимая к себе рукой.

— Ты была неосторожна, — сказал он просто. — В последний раз я за тобой подчищаю концы. Тебе следовало привязать ее еще тогда, когда я тебе сказал. По справедливости, я должен ее убить. Неукрощенных зверей следует уничтожать.

— Рэйчел меня никогда не тронута бы, — прошептала Айви, и я попыталась заговорить, чувствуя, как сердце разрывается. Сделала вдох. Увидела, как наползает серость, застилая зрение. Я уходила и не могла зацепиться.