Мифы Ктулху. Большая книга ужасов [Литрес] - Говард Лавкрафт
Вскоре после этого Эдвард стал несколько чаще навещать меня, а его загадочные намеки временами принимали более конкретный характер. В то, о чем он рассказывал, попросту невозможно было поверить даже в нашем овеянном многовековыми легендами Аркхэме, хотя о своей работе и открытиях он рассказывал с уверенностью и убежденностью, невольно вызывавшими беспокойство за его психическое здоровье. Он говорил мне о каких-то жутких встречах в никому неизвестных местах; о циклопических развалинах, сохранившихся в гуще мэнских лесов, откуда якобы начинались лестничные пролеты, уводящие в бездну самых потаенных секретов; о запутанных путях, которые выводили человека сквозь невидимые стены в другие пространства и времена; о зловещих переменах личности, позволявших исследовать удаленные и запретные места в других мирах, и даже в ином пространственно-временном континууме.
Эдвард то и дело подкреплял свои безумные намеки и демонстрировал всевозможные предметы, ставившие меня в состояние крайнего замешательства: неуловимо окрашенные и непонятно из чего состоящие объекты, ничего подобного которым мне еще не доводилось видеть в своей жизни, а гротескные очертания и необычное покрытие которых совершенно не позволяли судить ни об их назначении, ни даже о сколь-нибудь доступных пониманию геометрических формах.
Предметы эти, по его словам, были привезены «оттуда», причем его жена знала, как и где их можно достать. Иногда он принимался – правда, неизменно испуганным и двусмысленным шепотом – рассказывать что-то про старого Эфраима Уэйта, которого ему доводилось в прежние дни изредка видеть в университетской библиотеке. Все эти намеки носили самый расплывчатый, неконкретный характер, но все время вращались вокруг каких-то особенно диких сомнений и даже подозрений насчет того, что на самом деле старый чародей вовсе не умер, причем не только в духовном, но также и физическом смысле.
Временами Дерби неожиданно прерывал ход своих откровений, и тогда я невольно ловил себя на мысли о том, что Айзенат словно умела на расстоянии слышать его речь и посредством неведомой телепатический связи внезапно прерывать ее – во всяком случае, за время учебы в школе она не раз демонстрировала что-то подобное. Эта женщина, несомненно, догадывалась о том, что он мне что-то рассказывал, поскольку со временем я стал замечать, как она короткими, отрывистыми, но поразительно действенными словами и взглядами умела сокращать как количество, так и продолжительность наших встреч. Ему со все большим трудом удавалось находить поводы для контактов со мной, поскольку хотя он и делал вид, что направляется куда-то еще, какая-то невидимая сила неожиданно препятствовала его передвижениям, или заставляла на время забыть про то, куда он хотел направиться. Обычно его визиты происходили в те моменты, когда Айзенат не было дома – когда она, как однажды выразился сам Эдвард, куда-то «отправилась в своем собственном теле». Впрочем, ей не составляло особого труда впоследствии узнавать о наших встречах – слуги неустанно следили за всеми его приходами и уходами, – хотя она, видимо, считала неуместным и нецелесообразным предпринимать более решительные контрмеры.
Глава 4
Дерби был женат уже более трех лет, когда однажды августовским днем я получил телеграмму из Мэна. Мы не виделись с ним почти два месяца, но я слышал, что он находится в отъезде «по делам». Айзенат вроде бы тоже путешествовала вместе с ним, хотя, как поговаривали наблюдательные соседи, изредка в окнах на втором этаже их дома за плотно задвинутыми шторами проскальзывала чья-то тень. Кроме того, они не забывали присмотреться и к тому, что покупают в магазинах слуги супругов Дерби. И вот я получаю телеграмму от начальника полиции тамошнего городка Чесанкока, в которой тот сообщает мне, что накануне к нему в участок ввалился перепачканный в грязи, оборванный человек, который с дикими воплями выбежал из леса и, обезумело вращая глазами, стал умолять его о помощи и спасении. Как выяснилось, это оказался Эдвард – каким-то образом он все же смог назвать свое имя и адрес.
Чесанкок расположен в непосредственной близи от глубокого, дикого и крайне слабо исследованного лесного массива штата Мэн, а потому мне пришлось потратить целый день на то, чтобы, подпрыгивая на умопомрачительных ухабах и продираясь сквозь фантастические заросли, добраться туда на машине. Дерби я обнаружил в каморке местной фермы, где он пребывал в состоянии шаткого равновесия между буйством и апатией. Меня он узнал сразу, и тут же с его губ полился нескончаемый поток почти неразборчивых и наполовину невразумительных слов и обрывков фраз:
– Дэн – ради Бога! Яма шагготов! Шесть тысяч ступеней вниз… Самая омерзительная из всех мерзостей… Я не позволю ей забрать меня… а потом вдруг обнаружил, что нахожусь там – Йа! Шуб-Ниггурат! – С алтаря поднялась какая-то фигура, а пятьсот других завывали – А Тварь в капюшоне блеяла и мычала: «Камог! Камог!» – это было тайное имя Эфраима, под которым его знали на шабашах – я был там – там, куда, как она обещала, обязательно приведет меня – Какую-то минуту назад я был заперт в библиотеке, и вдруг оказался там, куда она пришла с моим телом – в том месте полнейшего святотатства, в нечестивой яме, где начинается черное царство, а у ворот стоит охранник – Я видел Шаггота – он изменил форму – Я не могу вынести этого – Если она еще раз пошлет меня туда, я убью ее – Убью это существо, убью его – Я убью это! Убью своими собственными руками!..
Мне пришлось потратить не меньше часа, чтобы утихомирить друга, но в конце концов он все же немного успокоился. На следующий день я раздобыл ему в местном поселке чистую одежду и мы отправились в Аркхэм. Приступ истерики прошел; Эдвард предпочитал хранить молчание, однако когда машина проезжала через Аугусту, начал что-то бормотать себе под нос, как если бы огни города возродили в его мозгу тягостные воспоминания. Было совершенно ясно, что он не хочет возвращаться домой, а с учетом тех фантастических представлений, которые возникли у него по поводу своей собственной жены – представлений, которые, вне всякого сомнения, стали результатом некоей реальной гипнотической пытки, в которой ему довелось стать объектом, – я решил, что будет лучше, если он действительно временно поживет в другом месте. Я принял решение, что некоторое время сам за ним присмотрю, невзирая на то, какие трения на этой почве могут у меня возникнуть с Айзенат. Позднее я мог бы помочь ему добиться развода, поскольку у меня не оставалось ни малейших сомнений в существовании некоторых психологических факторов, превращавших его брак в самую настоящую самоубийственную пытку.
Как только мы выехали на открытую местность, бормотание Дерби прекратилось и он, сидя на переднем сиденье рядом со мной, тихо и мирно задремал.
Ближе к вечеру, когда мы проезжали через Портлэнд, он снова стал что-то ворчать себе под нос, причем на сей раз уже более отчетливо, и по мере того как я слушал его, становилось все яснее, что он беспрерывно несет какую-то совершенно безумную околесицу про свою жену. Не вызывало никаких сомнений то, что она каким-то образом крайне негативно действовала ему на нервы, поскольку он сочинил и принялся рассказывать мне про нее кучу самых невероятных, похожих на галлюцинации толков и небылиц.
Если опираться на его уклончивые и наполовину бессвязные объяснения, то получалось, что все происшедшее с ним накануне было лишь одним из эпизодов долгой серии аналогичных событий. Айзенат якобы постепенно завладевала его телом, и он боялся, что рано или поздно настанет такой день, когда она уже не отпустит его. Даже сейчас
