Самая страшная книга 2025 - Юлия Саймоназари
Кира потянула коробку и остановилась в метре от квадратного люка в бетонном полу.
– Так… – улыбнулась она.
Если это то, о чем Кира подумала, то кассеты станут отличным дополнением к подарку. Хотя… Нет, они и станут главным подарком.
Она спустилась в прохладу пустующего дома. Растерла рукавом толстовки липкий пот по лбу и зашла в зал. С тоской посмотрела на DVD-плеер, который можно было выбросить вслед за видеомагнитофоном. Кира прикинула, к кому бы обратиться. Достала телефон и набрала подругу.
* * *
Кира нажала на звонок и натянуто улыбнулась линзе дверного глазка. Из квартиры послышались грохот и топот детских ножек. Через мгновение дверь открылась, и на Киру набросился ребенок. С трудом удержав равновесие, она подняла мальчишку.
– Ну куда?! – прикрикнула Юля. – Убьешь ведь тетю Киру!
– Привет. – Кира чмокнула ребенка в лоб. – Это кто такой большой? Я скоро тебя и поднять не смогу.
– Заходи. Привет. Не пугайся. У нас тут апокалипсис.
– Не переживай. Я и сама только из руин. – Она передала ребенка матери и расставила руки в стороны, демонстрируя серые пятна пыли на рукавах и животе.
– Ремонт?
Кира сняла кеды и зашла в зал. Пробежав взглядом, обнаружила свободный уголок, не заваленный игрушками, и уселась.
– Не совсем. Разбираю папин чердак.
– Я звонила Андрею. Тебе повезло. – Юля поставила ребенка на пол, и тот мгновенно исчез в темноте коридора. – Наверное, повезло. – Она пожала плечами, будто извиняясь за что-то. – Я сейчас.
Юля вышла из зала и вернулась через минуту, держа в руках огромный пакет. Из него кудрились кабели. Она достала кассету в картонной упаковке и протянула Кире:
– Адаптер. Не знаю, работает он или нет. Сама понимаешь: мы им лет пятнадцать, а то и дольше не пользовались. С видиком сама разберешься. Кабели там есть. «Расчески». Не знаю, есть ли у тебя выход. Другого предложить не могу.
– Другого не надо. – Кира улыбнулась. – Огромное тебе спасибо.
– Ой, да брось ты! Давно хотела выкинуть этот хлам. Назад не приму. Сама утилизируй.
– Хорошо.
– Что за кассеты?
Кира пожала плечами:
– Не знаю. Думаю, что мамины. У нее ведь была камера. Папа рассказывал, что она с ней не расставалась.
– Мама – это хорошо.
– Да, – кивнула Кира.
– Что-то на тебе лица нет, – заметила Юля. – Все в порядке?
– Как-то страшновато, если честно, – призналась Кира. – Я ведь и не помню ее почти. Так, образы.
– Вот и познакомишься. Как отец?
– Плохо, – мрачно ответила Кира. – Врачи дают ему полгода, но думаю, он и их не протянет.
Она замолчала. Память нарисовала искаженное гримасой боли отцовское лицо – с кожей цвета сваренного вкрутую желтка. Сумасшедший взгляд, тонущий в серых ямах под надбровными дугами, лишенными всякого волосяного покрова. За год отец скинул килограммов двадцать и стал похож на обглоданную кость. Временами во взгляде его мелькала ясность, но глаза тут же тускнели. Приближающийся день рождения, скорее всего, станет последним. Именно поэтому Кира и затеяла все это. Ей хотелось дать папе понять, что его жизнь не прошла впустую, что после него останется то, ради чего стоило ее прожить.
– Может, помочь тебе? – спросила Юля. – Мы ведь можем сделать это вместе. Подключим тут, посмотрим.
– Нет, – покачала головой Кира. – Там кассет пятнадцать, если не больше. Мне придется поселиться у тебя. Но я отдам на суд окончательный вариант. По рукам?
– Договорились. Если нужна помощь, ты звони. Кофе?
– Я думала, что ты не предложишь!
– Ах ты, зараза!
* * *
Ей понадобилось два дня, чтобы разобраться и подключить все правильно. Горизонтальный прямоугольник приемника проглотил адаптер с кассетой, и Кира услышала, как спускается лифт видеоплеера. Загудели катушки, хрустнула задняя крышка, механизм оттянул пленку.
Она перемотала кассету на начало и нажала на кнопку «Play». На экране появилась полоса со снегом. Изображение дублировалось на экран лэптопа. Кира поставила на паузу, открыла программу для записи и включила.
На экране появился шкаф с зеркалом. Кира помнила его. Папа заменил его лет десять назад, так как он жалобно стонал стыками от каждого прикосновения. В отражении стояла двуспальная кровать.
– И?.. Работает?
Несмотря на искажение, Кира узнала папин голос. Бодрый, молодой, полный уверенности в том, что вся жизнь впереди. Счастливая и беззаботная жизнь.
– Не знаю. – Женский голос. – Лампочка горит. А, да! Запись идет.
Камера повернулась вокруг оси и выхватила молодого папу. Кира улыбнулась. Лицо его закрыла полоса помех.
– Скажи: «Привет».
– Привет! – помахал рукой папа.
– Скажи: «Привет, Кира». Это для нее. Чтобы она знала, когда вырастет, что мы не всегда были такими дряхлыми.
Кира засмеялась и поймала себя на том, что плачет.
– Но мы ведь еще не решили точно. Насчет Киры, – сказал папа.
– Не слушай его, милая.
С этими словами мама встала перед зеркалом. На ней был сарафан в цветочек. Кира нажала на паузу и всмотрелась в лицо. Мама была красивой. Очень красивой. Кире от нее достались лишь каштановые кудри. Она не унаследовала ни тонкого носа, ни пухлых губ, ни огромных глаз, ни правильного овала лица. Кира нажала кнопку «Play». Мама встала в профиль и провела тонкой ладонью по округлившемуся животу.
– Мама выглядит не лучшим образом, милая, но это ненадолго.
Она улыбнулась, обнажив ряд безупречно ровных зубов. Кира механически провела кончиком языка по своим, немного кривоватым.
– Ты выглядишь прекрасно.
Папа подошел сзади, обнял маму и звонко чмокнул в шею, отчего та смешно сморщила нос:
– Врунишка.
Папа начал танцевать и что-то напевать маме в ухо. К лицу Киры прилила кровь. Имеет ли она право смотреть эти записи? Она тут же вообразила себе дочь и поставила ее на свое место, а себя – на место родителей. Вряд ли ей понравилось бы, сделала она вывод.
И все же она продолжила.
– Она икает, – сказала мама, схватила папину руку и положила на живот. – Чувствуешь?
– Нет.
* * *
В палате, несмотря на распахнутые окна, резко пахло лекарствами и моющими средствами. Занавески пузырились от сквозняка. С улицы доносились гул двигателей, редкие сигналы проезжающих автомобилей.
Отец спал. На прикроватной тумбочке стояли несколько букетов цветов, корзина с фруктами и стопка открыток.
Кира посмотрела на медсестру – дородную женщину хорошо за сорок с неприветливым лицом. На самом деле вся эта ее мрачность была наигранной или
