Приручить Сатану (СИ) - Бекас Софья

Повисла пауза.

— А что было потом?

— Прошло много лет — действительно много, даже по нашим меркам. Постепенно весы мироздания выровнялись, и Рай и Ад стали на них двумя чашами. Но наша работа — постоянно ставить людям подножки и наказывать грешников — медленно убивала душу, и сейчас все мы — и Аглая, и Бесовцев, и я — уже мертвы. Мы существуем, а не живём.

— И вам нужна новая надежда?

Люцифер устало вздохнул.

— Я ни к чему не обязываю тебя, Ева. Ты вольна и свободна, как птица в небе.

Над землёй взошло солнце. Оно осветило ясными чистыми лучами длинную цепочку гор, идущую бесконечной лентой вдоль моря, лёгкие полупрозрачные облака, не успевшие скрыться после грозы за линией горизонта, посветлевшие волны Чёрного моря, выжженные склоны, уставшее лицо Люцифера и его могучие чёрные крылья.

— Пойдём, моя королева, — сказал он, поднимаясь. — Тебя наверняка потеряли.

Люцифер протянул Еве руку и грустно коротко улыбнулся. Ева слегка улыбнулась ему в ответ и, вложив в его широкую ладонь свою, встала с холодного сырого камня, мокрого от росы и прошедшей за ночь грозы. С восходом солнца стало ощутимо теплее: ночная прохлада, испугавшись горячих лучей, уползла в тень под скалами.

Они пошли прямо по ещё не застывшей лаве. Узенькая тропка неминуемо упала вниз, и Ева, наверное, впервые по-настоящему увидела, где она находится. Это были горы, каких не было больше нигде на свете: нигде в мире больше не было таких спусков, подъёмов и троп, редких ущелий, причудливых скал, можжевеловых кустов со странным приторно-горьким запахом расплавленной на солнце хвойной смолы, сухой травы, режущей ноги, колючек, впивающихся в ступни, чёрного-чёрного моря с маленькими белыми яхтами, и, даже если бы в один миг тысячи таких яхт, похожих одна на другую как две капли воды, вдруг вышли в открытый морской простор, Ева без сомнения нашла бы среди них ту самую, которая везла её как-то ночью назад, к берегу. У неё захватило дух: она и раньше видела эту красоту, знала про неё, но теперь, когда она стояла на том самом великане, которым она всегда любовалась издали, с улиц городка с красивым названием, с борта корабля, она вдруг почувствовала всё величие этого великана, крепко спящего до этой поры и проснувшегося по воле Дьявола. Она видела теперь в Кара-Даге не просто гору, не просто вулкан, а старого-старого друга, большого, сурового, но преданного и честного, который всё это время ждал её из душной пыльной столицы и верил в её возвращение.

Они спустились практически к подножию Кара-Дага. Ева вдруг почувствовала что-то странное и, обернувшись, увидела, как на склоне вулкана выросли три большие фигуры.

— Король и королева спускаются к своему трону, — сказал Люцифер, проследив за взглядом Евы. — Красиво, не правда ли?

Ева не знала, что ответить, а потому промолчала, ведь по-другому быть, как она считала, и не могло.

Они вышли на широкую пустую дорогу, ведущую к городу. Люцифер остановился и заглянул Еве в глаза.

— Я жду твоего ответа, — тихо сказал он, осторожно убирая с её лица упавшую прядь. — Пожалуйста, не оставляй меня в неизвестности, ладно? Если нет — скажи нет, если да — значит да. Я приму любой твой выбор, ты только не молчи.

— Обязательно, — ответила ему Ева. Люцифер грустно усмехнулся и отвёл взгляд.

— Думаю, тебя заждались в больнице. Жду ответа, Ева.

Он щёлкнул пальцами, и вдруг всё перед глазами Евы поплыло и зарябило. Откуда-то повалил туман; сначала исчез Кара-Даг, затем постепенно растворились сами в себе высокие кипарисы, расплылась дорога, и, наконец, начал бледнеть Люцифер. Ева внимательно смотрела в его вишнёвые потеплевшие глаза, боковым зрением наблюдая, как рассеиваются его ноги, руки, шея, и далеко не сразу поняла, что она смотрит уже не в глаза Люцифера, а на странный узор на рыжей скале, напоминающий зрачки. Ева обернулась и увидела вдалеке белое здание больницы.

Люцифер ещё некоторое время постоял, глядя на то место, где недавно была Ева, а затем взмахнул крыльями и поднялся в серо-голубое утреннее небо. Он отыскал взглядом Золотые Ворота, резко спикировал вниз и пролетел прямо под диковиной природной аркой… Но с другой стороны уже не вылетел.

*Реальные слова Н.В. Гоголя, сказанные им А.П. Толстому на следующий день после сожжения второго тома «Мёртвых душ».

Глава 37. Прощание

Ева почти бегом поднялась по белеющей шершавым гравием дороге к порогу больницы Николая Чудотворца. Новое, доселе не знакомое чувство поселилось у неё в груди: знание, что она совершенно здорова, конечно, не могло не радовать, но предстоящий выбор страшил её и растекался по венам вязким липким соком. Теперь она, несмотря на, казалось бы, очевидность и ясность будущего, совсем не знала, что ей делать.

— Нет, ну вы посмотрите на неё, а! — услышала Ева за спиной чей-то недовольный возглас. — Ты мне что сказала, красавица? Пять минут! Пять! Где тебя носило?!

Ева растерянно остановилась перед охранником и отвела взгляд. Ответить ей было нечего.

— Сутки прошли! Ну конечно, конечно! Не тебя ведь в тюрьму посадят! Я с ног сбился: весь парк прочесал, всю набережную, пешком до Ялты каждый камешек ощупал, уже похоронил тебя сто раз вместе со мной, а ты на следующий день приходишь как ни в чём не бывало! — возмущению охранника не было предела. — Ты головой думаешь, нет?! ОКР у неё… «Спится плохо», «воздухом свежим подышать»… Тьфу ты! Ну хорошо, мне Надя сказала, что с тобой всё в порядке, а то бы я с ума сошёл, и меня тут вместе с вами бы и положили! Что за наглость-то такая, я не пойму?! Ну неужели тебе в голову не приходит, что я за тебя жизнью отвечаю? Если тебе можно выходить из больницы, то почему просто не предупредить об этом? У нас не все на постельном режиме, это не тюрьма, я понимаю. Я всё понимаю, кроме этого. Ну что ты молчишь, глаза потупила? Сказать нечего?

— Нечего, — вздохнула Ева, переминаясь с ноги на ногу. Да, на фоне прошедших событий она совершенно забыла про охранника.

— Бесстыдница! — раздражённо бросил он, заходя внутрь больницы. — Быстро к своему врачу, и чтобы я тебя не видел!

— Простите, пожалуйста.

— Да иди уже!

В больнице все ещё спали, только неспешно ползали по коридорам, как улитки, уборщики со швабрами в руках. Ева поднялась на свой этаж, но вместо того, чтобы пойти в палату, направилась в ординаторскую, откуда слышался оживлённый разговор и временами весёлый смех. Ева подошла к двери, осторожно постучалась, и голоса тут же замолкли; послышались чьи-то торопливые шаги, в замке заскрежетал ключ, и в дверном проёме появилось молодое, слегка загорелое лицо.

— Вернулась! — воскликнула Дуня и широко улыбнулась. — Проходи, ты вовремя.

В маленькой тесной комнатке ординаторской вокруг большого круглого стола, который занимал практически всё пространство, сидели Лука Алексеевич, Фома Андреевич и Надя и пили чай.

— А мы всё знаем! — довольно воскликнул Фома Андреевич, увидев Еву. — Ты у нас, оказывается, большая выдумщица, и никакой болезни у тебя нет!

— Есть такое, — робко улыбнулась в ответ Ева, садясь за стол рядом с Дуней. — Но ведь оно лучше, чем если бы болезнь всё-таки была, верно?

— Конечно! — кивнул Лука Алексеевич, помешивая в своей кружке сахар. — Когда пациент, тем более тяжелобольной, наконец выздоравливает, для врача нет большего праздника, чем его выписка.

— И поэтому, Ева, ты можешь смело покупать билеты на обратный поезд! — подтвердила с улыбкой на губах Надя и подмигнула ей. Ева усмехнулась.

— Мне не нравится рвение, с которым вы хотите от меня избавиться. С чего такая уверенность, что я не больна?

— У тебя это написано на лице, — Дуня наклонилась к ней и в шутку провела пальцем по её лбу. — Вот, смотри! «Я… Пол-нос-тью… Здо-ро-ва…» Не без нашей помощи, разумеется, — Дуня и Надя многозначительно переглянулись с Евой, на что та крепко сжала губы, попытавшись скрыть улыбку.