Тим Волков - Зов Иерихона

 «А я когда умру, когда они меня растерзают, тоже стану одной из них? Буду есть человеческое мясо? Я и разу не пробовала человеческого мяса. И не хочу пробовать!».

 Кошачьими коготками паника прогрызала путь в сердце. Анита почувствовала, уже во второй раз, как страх затмевает разум.

 «Лучше упасть в обморок, когда они доберутся сюда. Не хочу видеть этого!».

 Однако ощущение безысходности недолго овладевало ей, что-то щёлкнуло в голове, переломилось, бесповоротно, навеки, осыпалось в небытие, в теле вскипела ярость, звериная, первобытная. Туман обморока рассеялся, оставив после себя кристально чистоту и ясность. Холод обморозил виски, в нос ударил терпкий запах азарта. В щёки ударила кровь.

 Анита огляделась.

 Губы её сжались в тонкую едва заметную черту, глаза сощурились на одном предмете.

 Она схватила деревянную перекладину кровати, в два рывка разломила её. Сухой треск был мольбой о пощаде, и это ещё больше разозлило Аниту. Третий рывок отделил перекладину от лежака.

 Первая победа. Ярость, смешанная с ликованием, хмелем ударила в голову. Анита зарычала, оскалилась, обхватила доску двумя руками и двинулась в бой.

 Первым по рукам получил Фрэнк. Разглядеть в мёртвом лице какие-то чувства было сложно, но Анита готова была поклясться, что там промелькнуло удивление. Она дала отпор. За всю жизнь покорная, во всём потакающая мужу сейчас била его куском кровати. Безумная львица, потерявшая надежду на спасение, а вместе с ней и страх смерти, который держал взаперти смелость и волю. И теперь высвободив всё это, словно запустив ком с горы, она превратилась в лавину, огромную трубно ревущую, неудержимую.

  Ещё взмах и удар. Об решетку звякнули чьи-то костяшки пальцев.

 Почувствовав, что добычу просто так им не заполучить мертвецы отступили.

 -Идите сюда, бесы! Я вам руки обломаю!

 Те к её советам не прислушались, боязливо толклись в метре от решетки.

 Потом всё случилось весьма неожиданно.

 Стремглав бросившись на прутья решетки, сквозь канонаду ударов Фрэнк ухватился за кусок кровати, с неимоверной силой притянул его к себе. Мощный рывок едва не вырвал руку, Анита дёрнулась, отпустила доску. Растерявшись, остановилась, лихорадочно соображая, что делать дальше.

 Секундного замешательства хватило, чтобы этим воспользовались покойники. Чьи-то руки изловили Аниту за подол платья, ещё одни поймали за запястье.  Она почувствовала, как холодная клешня до боли сковала руку.

 Её потянули в сторону раскрытых ртов. Капкан мёртвых объятий сомкнулся…

 -У вас есть револьвер?

 -Я не дам вам уничтожить…

 -Никто не собирается уничтожать ваш фотоаппарат. Пока. Просто спрячем его в сейф. Револьвер нужен для защиты. Для нашей с вами защиты. В случае чего.

 -А мёртвого разве можно убить? – усмехнулся Дитрих.

 -Мне, знаете ли, не доводилось раздумывать об этом, тем более пробовать. Надеюсь, что и в дальнейшем не придётся.

 Дитрих ушёл в коморку, вернулся со свёртком, в котором лежал промасленный ещё совсем новенький револьвер.

 -Есть ещё две коробки патронов.

 -Отлично! – Корб пример по весу оружие, провернул барабан. Долго и внимательно смотрел в дуло, удовлетворенно цыкнул, потом зарядил револьвер, оставшиеся патроны расфасовал по карманам. – Пойдёмте.

 Они прильнули к двери, но замешкались, боясь её открыть.

 -Зачем вы взяли стул? – шепотом спросил Корб.

 -Отбиваться им буду!

 Корб хотел было возразить, припомнить статуэтку Венеры работы Дорфона, теперь уже безвозвратно потерянную, которую Дитрих попытался использовать как средство обороны, но промолчал, решив, что утрата табурета моральной травмы никому не принесёт.

 -На счёт три!

 -Раз… два… три!..

 Корб открыл дверь и они вышли наружу…

Глава 12. Лавка древностей

 За открывшейся дверью – пустота.

 Но облегчения это не принесло. Мёртвая улица лишь сильней разожгла страх. Где-то вдали заскулила собака, потом резко захлебнулась, потонув в зловещей тишине.

 -Анимортов пока нет, - прошептал Корб.

 Весь он прижался к стене, боясь ступить на дорогу, и похож был в этот момент на кролика, поводя своими тонкими усами.

 -Нет еды, нет мертвецов.

 Корб выпучил глаза. Шумно сглотнул. От упоминания еды зашевелились волосы на голове.

 Дитрих махнул рукой, и они крадучись перешли улицу, отдышались у чьих-то дверей.

 -Бросьте вы эту табуретку, Дитрих, ей-богу! Мы из-за неё не идём, а ползём как черепахи! – зашипел Корб.

 -Тяжёлый, дубовый всё-таки, - Дитрих поставил табурет на землю, присел на него. - Не брошу! Я этим тварям голову проломлю им!

 -Возьмите пистолет, только оставьте стул в покое!

 -Кто здесь? Застрелю! – внезапно пролаяли за дверью.

 Корб застыл, Дитрих отскочил в сторону.

 -Мертвяки? Изрешечу!

 -Это Корб и Дитрих, мы жители этого города. Направляемся в полицию. - Дрожащим голосом ответил Корб. В горле пересохло, а на язык будто покрошили кусок штукатурки. Сглотнув подступивший ком, он добавил:

 -Мы не мертвецы.

 -Живые мы! – подтвердил Дитрих.

 За дверью медлили с ответом. Потом что-то щёлкнуло, Корб зажмурился, ожидая выстрела.

 Его не последовало. Со скрипом открылась дверь. За ней - мужчина, неопределённого возраста, скорее молодой, чем старый, с огромным чирьем на левой щеке. Корб неловко махнул головой в приветствии, не в силах оторвать взгляда от фурункула. Мужчина посмотрел налево, направо, вгляделся в горизонт, и только потом внимательно, сощурившись, изучил внезапных гостей.

 -Заходите. Живее! - в голосе чувствовалась мерзлая сталь.

 Дуло берданки не позволило отказать в гостеприимстве.

 Они зашли, не торопясь, размерено, как полагается приглашенным гостям, осматриваясь по сторонам, пытаясь что-то разглядеть в тёмном коридоре. Не удалось.

 Пахло в помещении пылью и мебельным лаком. В глубине кто-то не громко говорил. Шаря во мраке руками, Дитрих и Корб минули еще одну дверь, гораздо ниже первой. Не успев пригнуться, Дитрих стукнулся лбом, гулкий звук смешался с отборной бранью. 

 -Стойте!

 Они и сами поняли что пришли. Просторная комната, освещённая тремя керосиновыми лампами, была ни чем иным как лавкой. Не сразу Корб понял, что здесь торгуют антиквариатом. Потрескавшиеся дешёвые вазы, пожелтевшие от времени, склеенные, соседствовали с редчайшим кухонным гарнитуром мастера Фон Бельсидора, а грошовый сувенирный набор фарфоровых слонов стоял на фолиантах Марка Антония.

 Корб скривился не в силах смотреть на такое кощунство.