Соседи - Екатерина Дмитриевна Пронина
Хоть в лексиконе Леньки не было тогда слов "смерть" и "погибнуть", он, кроха, осознавал, что это именно то, что с ним происходит. Он помнил черный ужас от того, что вот-вот перестанет существовать.
Следующий кадр склейки – и вот отец трясет его в воздухе, держа за лодыжки, чтобы вода вылилась из легких. Клетчатая папина рубашка и смятый галстук прыгают вверх-вниз перед Ленькиным носом. Дышать больно, все внутри горит. Отец издает страшный, полный горя крик. Так может выть только зверь, на глазах у которого умирает его единственный детеныш. Леня, наконец, кашляет, выплевывая воду, и тоже пускается в рев. Какое-то время они плачут вместе, прижавшись друг к другу на мокром кафельном полу.
В тот день, когда Леньке предстояло вместе с отцом поехать на место будущего раскопа, он видел во сне, что тонет. Он поднялся с постели вялый и недовольный, клевал носом во время зарядки и почти ничего не съел на завтрак. Вода, приходящая в кошмарах, всегда была для него дурной приметой.
– Леонид, что с твоим настроением? – шутливо возмутился отец. – Будем его поднимать немедленно!
Раскоп должен был начаться через неделю среди серых унылых каменюк, которые местные называли Поясом Лирниссы. Деревенские бегали туда пешком прямо через васильковый луг, но папа взял машину: туда можно было добраться и дорогой, если сделать небольшой крюк. Было по-грозовому жарко, и мама решила остаться дома.
– Я на эти камни насмотрелась, когда маленькая была, – сказала она. – Да и неправильно к ним на “Волге” ездить. Не по традиции.
– Зато удобно, – отрезал отец, загружая в багажник сумку с обедом на двоих и чаем в термосе.
Белая "Волга", подскакивая на ухабах и плюясь щебенкой из-под колес, выехала за ворота. Папа вел осторожно, чтобы не передавить случайно куриц, которых здесь бродило с избытком. Бабушки отпускали их погулять под присмотром голенастых, злых, крикливых петухов. Стало слышно, как за заборами загремели цепями сторожевые псы.
Родительский дом, двухэтажный, из красного кирпича, стоял на границе двух миров: с одной стороны были дачи, с другой – старая деревня. Черные, угрюмые хаты соседей неодобрительно косились на нового, крепкого соседа.
Дом Тереховых стоял на "деревенской" половине "Краснополья", но считался дачей, потому что от прежней избы и прежних хозяев ничего не осталось. Леня смутно помнил побеленную избу, крышей почти уходящую в землю, и печурку с изразцами, у которой бабушка обычно и сидела, прижавшись костлявым старушечьим плечом к горячему боку. Ей постоянно было холодно из-за того, что она много болела в юности. Наголодавшись и намерзшись на всю жизнь во время войны, она не могла наесться и согреться за всю жизнь.
От старого дома остался только фундамент. Когда бабушка и дедушка тихо, один за другим, сошли в могилу, папа снес ветхую деревянную избу и построил крепкие кирпичные стены. Он вырубил клены, под которыми любил сидеть дедушка, и разбил на их месте грядки с чесноком и горохом. А вот любимую лавочку деда не тронул – она стояла, как тень прошлых лет.
Скоро выехали на дорогу. День был жаркий, опущенные стекла в машине не спасали, пыль летела в лицо и царапала горло. Леня сидел смурной, низко надвинув кепку.
– Посмотри, Леонид, – позвал отец, приглушив радио. – По правую руку от тебя Пояс Лирниссы. Вот там и будем работать.
Ленька высунулся из окна и прищурил глаза. На горизонте виднелись серые камни, верхушками выступающие из земли. Они были неровными, как макушки уродливых великанов, погребенных заживо в толще земли. Это не было похоже на аккуратные домики-дольмены, фотографии которых отец привозил из экспедиций раньше. Скорее уж на причудливую ограду, в которой хватает проломов.
– Когда-то это было священное место для племени именьковцев, – не отвлекаясь от дороги, пояснил отец. – Это им и календарь, и карта звезд. Здесь они танцевали у костров, очищались пламенем и сжигали своих мертвых.
– Зачем сжигали? – наконец, оживился Ленька.
– От злых сил. Считалось, надо развеять прах на ветру, тогда мертвец не вернется за живыми. Пламя очищает. Они и через костер прыгали для этого. Опаляли подолы и обжигали пятки, но прыгали. Платили этой болью одну ночь в году, чтобы потом ходить защищенными.
– Вот же дураки!
– Да нет. Просто познавали мир, как могли. У них же не было науки, только их суеверия.
Дорога сделала поворот, и серые камни на какое-то время скрылись за светлым, веселым ельником. Ленька затуманенным взглядом смотрел на дорогу. Он вообразил этих людей: босых, в белых рубахах, с венками трав на головах. Они разбегались, зажмуривали глаза и одним махом перелетали костер, как птицы. Кто-то легко приземлялся на ноги, другие не успевали, ступали на угли, морщили лица и визжали от боли. А потом вся процессия шла к воде, чтобы смыть сажу и охладить обожженные ступни.
– А что было потом? – спросил Ленька, тронув отца за локоть.
– Не дергай меня, когда я за рулем, сколько раз говорил, – проворчал отец. – Потом? Ну, а потом пришли волжские булгары, и именьковцы перестали сжигать своих мертвецов. И к Поясу Лирниссы ходить перестали.
– Жалко.
Лене и правда сделалось грустно. Он пожалел бедных именьковцев, у которых не осталось ни красивого ритуала, ни ложного щита из суеверий. Сначала, наверное, забыла традиции молодежь, а старики продолжали жечь костры в праздничный день.
"Как же они прыгали через пламя? Немощные, дряхлые. И некому их подхватить на другой стороне", – с еще большим сочувствием подумал Леня.
– Чего жалеть? Это прогресс, – припечатал отец коротко.
Приличная дорога закончилась. Просекой, прыгая на ухабах, они добрались до Пояса Лирниссы. Отец вышел из машины, чтобы сделать несколько фотографий на “Зенит” и на карте разметить, где археологи поставят палатки, а где будут работать лопатами. Ленька тоже решил погулять.
Дюжина серых камней, разных по форме и размеру, поднималась из земли длинной грядой. Так могла бы выглядеть разорванная нитка бус, оброненная великаншей. Гранитные бока оставались прохладны, хотя солнце стояло в зените и безжалостно пекло шею. Лучи словно не касались их. На огромных камнях не рос мох, солнце и ветер отшлифовали их до покатой гладкости, как морскую гальку. Сама поляна заросла нежным розовым клевером и белыми зонтиками бессмертника. Здесь хотелось остаться подольше, спрятавшись от палящего солнца в одном из длинных столбов тени.
– Вы с мамой будете искать следы именьковцев? – спросил Ленька, садясь на мягкую траву.
– Нет, копать будем не так глубоко, – отец опустил фотоаппарат. – В Гражданскую войну здесь был бой между красными и
