Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич
– Наши предшественники из «Карильона» провели колоссальную работу в архивах и сумели проследить за перемещениями Лиха на протяжении всего восемнадцатого века. Его следы, Петр, это плесень на месте кровавых преступлений, это упомянутые мельком чудовища с горящими глазами и фосфоресцирующими зубами, вдохновленная нераскрытыми преступлениями анонимная беллетристика того времени, так называемые volksbuchy – народные «ярмарочные книги»; это байки о людях-тенях, входящих без стука в любой дом. Лихо было купцом, настоятелем монастыря премонстрантов и мореплавателем. Затем оно пропало – возможно, отправилось в Палестину – и вновь всплыло в восьмидесятых годах позапрошлого века в качестве директора кочевого паноптикума. Передвижное шоу пользовалось большой популярностью. И работники в промежутках между представлениями могли вдоволь насытиться.
– А потом, – сказала Линда, – этот ублюдок напоролся не на ту семью.
– О да, – подтвердил Радим. – Жандармы отмахивались от безутешного отца: ваша дочь покончила с собой, неразделенная любовь, подростковые страсти… Но он не поверил. Он был въедливым журналистом, этот убитый горем отец. И подозревал, что ниточки ведут в паноптикум.
– Он попробовал плесень, – сказал Бен-Бен. – Добровольно впустил в свой разум Лихо…
– Он установил с ним контакт, – подхватил Радим. – И кое-что выяснил о его природе и его страхах. Я бы сказал, пока журналисту снилось Лихо, Лиху снился журналист…
Петр слушал. Как и двадцать два года назад, он верил, будто эти старики, зовущие себя «Карильоном», были волшебниками, магическим образом скармливающими дураку любую чушь: вампиров, древнюю тварь, путешествующую по телам. Одиннадцать лет он пытался отрицать очевидное, но истина настигла его: он не создан для нормальной жизни, он не сторож безумцев, а канонический безумец. Охотник на нечисть, почему нет? Кто запретит безумцу?
– Однажды ночью, – сказал Радим, – журналист и его братья похитили директора паноптикума. Они прибегли к пыткам. – Тут Петр задумался, придется ли ему похищать и пытать человека, которого он возомнит носителем Лиха. – И наконец они провели ритуал.
– Изгнание дьявола? – спросил Петр.
– Скорее запирание. Серебро, мой друг. Благородный металл, которого боится нечисть. И кое-что еще: перечная мята. Журналист поместил серебряный порошок и мяту в глазницу одержимого.
– В глазницу?
– Я забыл сказать. У директора паноптикума, как и у Нефа и прочих носителей Лиха, не было правого глаза. Прием сработал. Директор изменил внешность… Он превратился в то, что вы видели в ящике. В циклопа, в мумию.
– Но это не настоящий труп, – возразил Петр. – Эксперт сказал, это кукла… кости каких-то животных, свиная кожа…
– Лихо умеет обводить вокруг пальца различных экспертов, – заметил Бен-Бен. – Даже будучи плененным, оно обладает страшной силой.
– Но не достаточной, чтобы освободиться, – сказал Радим. – Обручем журналист закрыл лобный глаз Лиха. Этот смельчак… пан Антонин Мареш, умер в девятьсот десятом, и до самой смерти он прятал в подвале ящик с запечатанным повелителем упырей. Эстафету принял его младший брат, а перед оккупацией – внучатый племянник.
– Дядя Томаш, – сказал Петр. Брат его деда посвятил жизнь гребаному ящику. Являлись ли к нему наяву и в снах дьявольские химеры? Наверняка являлись, ведь Лихо облучает, как радиация, и в конце концов дядя Томаш предпочел лошадиную дозу снотворного: единственный способ уволиться из конвоя.
– Ваши, Петр, предки и отец многоуважаемого Рихтера основали «Карильон» – организацию единомышленников, изучающих Лихо. Они решали, как быть с мумией. Уничтожить – значит выпустить зло. Покойный Антонин Мареш наотрез отказывался расставаться с ящиком, упускать его из виду. «Карильон» планировал залить циклопа цементом и выбросить куда-нибудь в океан. Но пришли гитлеровцы. Томаш закопал ящик в своем саду, а после освобождения решил не трогать.
– А дальше случилось наводнение, – сказала Линда. «Дальше случился ты», – звучало в подтексте.
Повисла пауза. Радим, Линда и Бен-Бен рассматривали пустую посуду. Гонщик взглядом прожигал в Петре дыру. В течение всего разговора он курил одну за другой, перемежая обычные сигареты с электронной. Петр подумал: пора идти домой, в свой ад. Ему не поможет экскурс в историю. И «Карильон» не поможет; бывший водитель скорой помощи, электрик, кассир из «Теско» и ZZ-Top с больными почками не остановят призраков.
– Спасибо за рассказ, – произнес Петр. – Но…
– Мы не договорили, – прервал его Гонщик, играя желваками. Вены на стариковской шее вздулись. – В две тысячи тринадцатом Лихо создало новый культ. Он просуществовал всего несколько месяцев, но, поверь, те почтальоны разнесли до черта плесени в конвертах и выпили, к гадалке не ходи, порядочно крови.
– Почтальоны? – переспросил Петр.
– Странно, да? – Гонщик оскалил желтые зубы. – Кто-то выкопал ящик. Говорят, один мелкий засранец, наркоман. Продал ради дозы.
– Гонщик…
– Заткнись, Радим. Пусть слушает. Так вот, кто-то продал мумию. Послал ее по почте, как рождественскую открытку. Куда, кстати? В Польшу? В Россию? Неважно…
– В Украину, – надломленным голосом сказал Петр.
– …но адресату покупка не пришлась по душе. Может, на фотках не было плесени… ногти у мумии плохо стригутся… или адресат удовлетворился серебром, извлеченным из глазницы… Только он вернул ящик. Надеюсь, хоть деньги обратно не затребовал?
Петр молчал, глядя на Гонщика. Удары сердца отдавались в ушах.
– А почтальонам циклоп понравился. Они его спрятали в подвале почтамта. Там даже после пожара сохранились пятна сатанинского грибка. Слышал про пожар? Точно слышал. Эти кровососы сожгли себя, и мумию тоже. Было расследование, тонны статей и репортажей, документальный фильм. Девять упырей сгорели заживо, еще бог ведает сколько остались блуждать на свободе. Но, сынок, они, курва, не всегда были упырями. Они были нормальными людьми, пока ты, засранец, не вырыл демона из земли! – Гонщик стукнул кулаком по столу. Опрокинулась рюмка. Несколько посетителей обернулись на расшумевшегося пьяницу.
– Их смерти на твоей совести, – процедил Гонщик, понижая голос. – Черт знает сколько смертей, пацан.
Петр кивнул, вперившись в свои руки.
– Зря ты так, – осудил товарища Радим.
– Не зря, – возразил Петр, поднимая глаза, обводя пристальным взглядом собеседников. – «Карильон», значит? Изучаете архивы? Провели колоссальную работу? А где вы были, пока моя семья сторожила ящик? Палец о палец не ударили.
Настало время собеседникам отводить глаза. Лишь Гонщик напряженно смотрел на Петра.
– Мне было двадцать, – произнес Петр. – Ваш замечательный Рихтер сказал: ничего сложного. Наведывайся периодически в дом дяди Томаша, не позволяй родителям копаться на месте упавшей липы. – Петр хмыкнул. – Я приезжал туда чуть ли не каждый день, потому что мне мерещилось, что оно роет землю своими ногтями. Что оно выбралось и я обнаружу эксгумированную могилу. А еще я его видел. Вот тут уж точно каждый день, точнее, каждую ночь. Оно шептало, что я должен взять лопату и выпустить его. Снять обруч, а оно даст мне что-то вкусное. – Петр на миг зажмурился. – Оно начало
