Роман Лерони - Багряный лес

— Нет, ничего, — поспешно ответил он, давая команду компьютеру отформатировать диск[18], а дискету с файлом сунул в карман.

Перед тем, как выйти из комнаты, Кляко совершенно машинально подошел к окну, отодвинул занавеску и посмотрел на улицу. Женщины и собаки больше не было. Он облегченно вздохнул.

— И я должна это делать?..

— Да. Это приказ. А приказы, как известно, не обсуждаются.

— Но…

— Анастасия!

— Ты… Ты… Ты знаешь мое настоящее имя?!

— Да. И все остальные, ненастоящие.

— Но, ты же сам понимаешь, что эта операция заранее провальная.

— Прошу тебя не беспокоиться. Я обеспечу тебе прикрытие. Это самовольность, но я потом себе не прощу, если с тобой случится что-то ужасное. Ты себе представить не можешь, что я хочу сделать с теми, кто посылает в это пекло именно тебя…

— Рубен.

— Они совершенно не понимают, что с этой работой лучше справится мужчина!..

— Рубен…

— Ничего не говори, пожалуйста… Я знаю, что когда я в бешенстве, я…

— Рубен.

— Что, любимая?

— Ты сам только что сказал, что приказы не обсуждаются. Так давай не будем их обсуждать. У нас до утра очень мало времени, и я еще очень многое от тебя хочу. Ты не устал?

— Как ни странно, но не устал.

— Обними и возьми меня, но…

— Первый раз слышу от тебя условие.

— Условие? Хотя так оно и есть. Рубен.

— Да, моя милая.

— Скажи мне свое настоящее имя.

— Я не могу.

— Но я требую.

— Ты не можешь ничего от меня требовать, кроме любви, нежности, ласки…

— Этого я больше всего не вправе требовать, если не знаю, как зовут моего любимого человека. Мне надо знать твое имя.

— Прости меня, пожалуйста, но это сделать не могу.

— Рубен!..

— Настя, прости, но — нет. Что угодно, но не это. Я не имею права.

— Рубен, ты же знаешь, что завтра меня уже не будет в живых…

— Что ты говоришь, глупая?!

— Тебе еще долго жить, поэтому ты не сможешь меня сейчас понять. Мне надо знать твое имя.

— Степан.

— Степан. Какое красивое имя, как и все, что есть в тебе. Спасибо, Степушка. А теперь люби меня…

К обеду того же дня он узнал, что она погибла. Тот объект, который должен был быть уничтоженным Анастасией, оказался охраняемым. Это была скрытая охрана. Анастасия не успела сделать ни единого выстрела, как была убита… Погибли и несколько человек из прикрытия, организованного Степаном. Кляко тогда был отозван и посажен на долгие пять месяцев в тюрьму в Лефортово, где от него требовали объяснить: для чего он организовал прикрытие Анастасии и просто так подставил под пули семь человек? Его восстановили на прежней должности, вернули звание, и "чистосердечно" признались, что "прощальный бенефис" Анастасии был запланирован, и что в этом виноват он: КГБ не очень любил, когда ее агенты влюблялись в друг друга, так как они становились, по мнению КГБ, очень зависимыми от обстоятельств.

И дальше пошли годы, каждый день которых Степан изо всех сил старался забыть те дни, когда он был рядом с Анастасией, когда любил ее, а она его… Он смог это сделать.

Но сейчас он снова вспомнил все. Человеческая память обладает одной не очень хорошей особенностью: ничего невозможно забыть, даже если очень стараться. Можно убедить себя, что все забылось, и забыть, но…

Та женщина, которую он встретил на лестничной площадке возле лифта, была как две капли воды похожа на его Анастасию, на его любовь из прошлого, ту любовь, которая осталась с ним навсегда.

— Степан!..

Этот вскрик, полный страха и возмущения, выхватил его из страны прошлого, из ее картин, которые невозможно было рассмотреть детально, из-за тумана — воображаемой материи времени.

Кричала Наталья.

— Степан!..

— Да.

Наталья кричала из коридора. Он побежал к ней и увидел, что женщина дрожа смотрит на дверь.

— Что случилось?

— Там…

Она указывала на дверь.

— Что там?

Не знаю… Но что-то так сильно ударило в дверь, и, потом, залаяла собака.

— Собака? Ты уверена, что собака? — спросил он без удивления, спокойно, словно ожидал, что все именно так и произойдет.

Теперь с не меньшим испугом она смотрела на него.

— Ты так говоришь, словно знаешь, кто и что это было?

— Не уверен… Я не могу это объяснить…

Он прильнул к дверному глазку. На площадке никого не было. Он пронаблюдал минуты три, но ничего постороннего или подозрительного не заметил.

— Я ничего не вижу и не слышу. Может тебе все это показалось?

Женщина гневно сузила глаза:

— Не помню, чтобы я страдала галлюцинациями.

Он хотел было уже отойти, когда увидел, как чья-то фигура промелькнула перед самой дверью, и сразу услышал лай собаки. Животное находилось сразу у входа, лаяло с каким-то странным остервенением, царапало двери. И тут же ударили с такой силой, словно били тараном. Раскаливаясь, затрещал замок. Кляко выхватил оружие.

— Уйди в комнату и запрись там! — крикнул он Наталье, которая стояла за его спиной, застывшая и онемевшая от ужаса. — У тебя есть оружие? — И не дожидаясь ответа приказал: — Бери его и стреляй во всякого, кто войдет!..

Еще раз ударили. Замок раскалился до ярко-красного свечения и ручка стала поворачиваться. Все время лаяла собака, и этот лай был полон лютой злобы.

Когда дверь распахнулась, Кляко несколько раз выстрелил, но пули прошили пустоту лестничной площадки, где никого не было.

Степан, стараясь побороть дрожь во всем теле, сделал несколько неуверенных шагов, и, оказавшись на площадке, осторожно осмотрел все углы, посмотрел вниз, на лестницу, но никого не увидел. Услышав глухое рычание за спиной, он быстро развернувшись на звук и выстрелил. Вместе с грохотом выстрела одновременно раздался звонкий собачий визг и далекий, доносящийся из квартиры, женский крик, наполненный ужасом до такой степени, что у Степана замерло сердце.

— Не тронь, сука! — закричал он, перепрыгивая через труп убитой им собаки и вбегая в квартиру. Наталья кричала в спальне, истошно, захлебываясь собственным криком. Кричала так, словно ее пытали огнем. На бегу Кляко вспомнил обгоревшие трупы, которые он осматривал сегодняшним утром. — Не тронь!..