Роман Лерони - Багряный лес

В последний Центр, находящийся в Гончарах, Степан Федорович даже не звонил, уверенный, что и там дела обстоят подобным же образом.

Когда после его звонка в квартиру дверь неожиданно открыла хозяйка в полном здравии и хорошем, если судить по широкой улыбке на красивом лице, настроении, он растерялся, но скоро почувствовал облегчение: преступник наверняка знал обо всех Центрах, но в этот он еще не заявился, или Кляко его опередил.

— Степан! Добрый день.

— Наташа? — он не смог скрыть своего удивления.

— Да. — С лица женщины сошла улыбка, и она смотрела на гостя с тревогой. — Что случилось? Ты… Ты не очень хорошо выглядишь.

Он пожал плечами и провел дрожащей рукой по бледному и постаревшему всего за несколько часов лицу.

— Можно войти? — нерешительно спросил он.

— Да, да, конечно. — Женщина отошла в сторону, плотнее запахивая домашний халат, позволяя гостю войти, после закрыла дверь.

Наталья, тридцатипятилетняя женщина, бывший следователь-оперативник, вынужденная оставить службу четыре года назад, после того, как попала в аварию, преследуя преступника. Лечилась долго, но и это не помогло вернуться в строй. Когда Степан Федорович предложил ей настоящую работу, она не долго не раздумывала. И кроме того, они были, иногда, очень редко, любовниками. Это были особенные отношения, о которых часто вспоминается со сладким привкусом сожаления и тоски. Наталья была незамужней. Причин этому, казалось, не было — ладная, стройная, хозяйственная, но почему-то судьба не дарила ей счастья.

Она стояла перед ним в халате и смотрела с все той же тревогой. Ее волосы были мокрыми.

Заметив, что он на нее смотрит, она провела рукой по волосам и объяснила:

— Я только что из ванны. Ты проходи в комнату, а я переоденусь. Как-то неудобно себя чувствую, когда стою перед тобой в одном халате.

Он скупо улыбнулся:

— Когда-то было так, что со мной ты чувствовала себя более удобно вообще без одежды.

У него замерло сердце, когда после его слов Наталья сбросила халат.

— Так?..

Степан Федорович ничего не ответил, и, сам не понимая, что делает, подошел к женщине, обнял ее, изучил все ее упругое тело горячими от желания ладонями, потом легко взял на руки и отнес в спальню. Он уложил ее на кровать и стал нежно покрывать поцелуями.

— Еще. Еще. Еще, — шептала она. — Да, так… Только не спеши. Еще. Еще… Целуй же.

Он касался губами ее груди.

— Сделай мне больно. Чтобы было сладко, — попросила она, выгибаясь ему навстречу, и когда его зубы сильно сдавили ее сосок, она резко дернулась и вскрикнула.

— Еще!..

Она обвила его руками и ногами с такой силой, что он едва мог шевелиться. Ее крики стали частыми и более громкими. Она захлебывалась ними, но когда он, думая, что причиняет ей ненужные страдания, пытался отстраниться, она еще крепче обнимала и прижимала его к себе.

— Не уходи. Не надо. Делай еще так… Да!.. Да…

Внезапно она оттолкнула его от себя.

— Разденься, но так, чтобы я видела.

Степан нежно поцеловал ее и встал с кровати, но не спешил исполнять ее просьбу. Он смотрел на нее: белая кожа, возбуждающая полнота бедер, темный кучерявый волос промежности, ее пальчик там, мягкими движениями удовлетворяющий ожидание своей истосковавшейся по ласке хозяйки, уходящий во влажную глубину ее тела, живот, подрагивающий от прерывистого страстного дыхания, колышущаяся полноватая грудь с темными, торчащими от возбуждения, сосками, приоткрытый рот с истрескавшимися от жаркого дыхания губами, которые мягким шепотом твердили, словно в бреду:

— Не томи меня… Поспеши.

Он, чтобы освободиться от этого женского гипноза, подошел к окну и приложился к нему щекой. Прохлада стекла немного отрезвляла.

— Ната, нам некогда сейчас…

Степан старался говорить как можно мягче, зная, что в подобных ситуациях необходимо быть максимально тактичным. Тем более, что Наталья этого заслуживала. Но прежде всего не было времени — его не отпускало предчувствие собственной скорой гибели, и ему меньше всего хотелось, что бы Наталья оказалась с ним в самый последний момент. Должно было произойти что-то ужасное, и оно могло причинить вред и этой женщине. Она могла погибнуть вместе с ним.

Из окна он видел, как по улице, в направлении подъезда, медленно шла какая-то женщина. Шла неторопливо. Она показалась ему знакомой. С ее появлением его тревога усилилась.

Он развернулся. Хотел накричать на Наталью, но она подходила к нему, протягивала руки.

— Степан, что случилось? Милый, я так давно тебя не видела, а ты приходишь и меня пугаешь. — Она нежно его обняла и стала целовать. — Ты же знаешь, что можешь мне довериться. Я смогу тебя успокоить. Расслабься и идем в кровать.

Она взяла его за руку и хотела повести за собой.

— Наташа, — он притянул ее к себе, стал горячо целовать, изо всех сил стараясь не заплакать. — Наташа, не требуй ничего и сделай только то, что прошу я. Собери необходимые вещи. Это надо сделать очень быстро. Ты слышишь меня? Я отвезу тебя в безопасное место. Это всего на несколько дней. Поверь мне.

— Я тебе верю, — сказала она сухо, бросила его руку и пошла прочь, по пути, очень резким движением, выдающим раздражение, забрала с кровати халат.

— Так надо.

— Эти слова я слышу от тебя больше десяти лет, — надевая халат, и не смотря в его сторону, бросила она.

— Не надо меня ни в чем обвинять, — попросил он. — Ты же знаешь, что я не виноват. Так получилось. Ты умная и всегда все понимала, и за это я тебя люблю.

— Любишь? — с сарказмом спросила Наталья. Она достала из шкафа белье и стала одеваться. Делала все быстро. — Что же это за любовь такая странная? Последний раз ты был у меня два месяца назад. В год я с тобой вижусь, в лучшем случае, не больше пяти раз. И это ты называешь любовью?

— Наташа, не надо об этом, — скривился он и отвернулся обратно к окну. Женщина, которую он заметил несколько минут назад, стояла возле подъезда и кормила бездомную собаку, доставая ей что-то из пакета…

— Странный ты какой-то, Рубен… Ты когда-нибудь отпускаешь свои мысли на свободу? Попробуй расслабиться.

— Я не знаю, как это делать. Может быть, это бы мне здорово помогло.

— Очень просто — по-моему.

— Правда?

— Да. Можешь не сомневаться. Я много раз так делала.

— Что же ты делала?

— Обычно одно и то же, но оно всегда мне помогает. Если предстоит какое-то очень трудное задание, я всегда стараюсь отвлечься чем-нибудь совершенно безобидным…