Дмитрий Герасимов - Если небо молчит

Антошка потянул маму за рукав:

– Пойдем к бабушке, сделаем скучение… Может быть, она еще спит.

– Она уже не спит, милый. – Маргарита вздохнула. – Бабушка уехала… по делам.

– Уехала? – У мальчика отвисла челюсть. – Она же никогда никуда не уезжала…

– Бабушка сегодня тоже сделала исключение.

– Значит, мы не будем заходить к ней в комнату? – Антон почесал затылок. – Жаль. Мне интересно, как там все у нее устроено.

– Мне тоже интересно, – призналась Маргарита и взяла сынишку за руку. – Пошли…

В свою комнату Нонна Карловна впустила дочь лишь однажды – лет пятнадцать тому назад – и то потому, что девочка болела скарлатиной и нуждалась в круглосуточном уходе. Все последующие годы материнская спальня была единственным местом в доме, куда вход был строжайше запрещен всем. Исключение делалось лишь немногочисленным товаркам, которые иногда наведывались «узнать судьбу». Тогда, помнится, по городу ходили нелепые слухи, что «Карловна – колдунья». Однако период странных посещений был недолог. Очень скоро к матери Маргариты перестали захаживать даже самые заядлые оккультисты. То ли они разуверились в ее колдовских способностях, то ли просто в какой-то момент потеряли интерес к гаданиям и приворотам.

Маргарите было боязно открывать дверь. Она плохо помнила, как выглядела комната матери тогда, много лет назад, и ей представлялось, что сейчас таинственная спальня непременно должна быть похожа на склеп или келью, как и положено каморке затворника.

– Ну что ты? – Антошка дернул ее за рукав. – Испугалась?

– Нет, просто задумалась… – Она дернула дверь, и та бесшумно распахнулась, открыв перед ней черный зев таинственной комнаты.

– Чем пахнет? – поморщился мальчик, топчась на пороге и не решаясь войти внутрь.

Маргарита дернула щекой. В нос ударил теплый и сырой дух погреба, а может, склада. Наверное, так пахнет в музее, в котором произошла протечка и затопило водой подвал.

Она перешагнула порог комнаты, нащупала на стене выключатель и, щелкнув кнопкой, замерла, открыв в изумлении рот.

В большой добротной светелке не было окон! Точнее, они были наглухо заколочены фанерными листами. Потолок – тяжелый и низкий – был сбит из хаотично уложенных и почерневших от времени досок. На полу лежал ворсистый ковер, изъеденный молью и местами протертый до серого основания. Из мебели в комнате находились только полотняный шкаф, небольшая этажерка, узкая кровать с горкой подушек и стул. Но не мрачность комнаты потрясла Маргариту. Все пространство глухой клети от пола до потолка было заставлено и завалено странными по ассортименту и, очевидно, чужими вещами. Здесь ютились фарфоровые вазы и статуэтки, горы хрусталя соседствовали с кучами сваленных у стен шалей, дубленок и шуб. Два пузатых стеклянных сосуда, похожих на аквариумы для рыб и пристроенных прямо на полу, были доверху заполнены кулонами, бусами, браслетами и наручными часами. Пирамиды из телевизоров и компьютеров высились в каждом углу материнской спальни. В центре этого по-настоящему складского изобилия на старой деревянной этажерке застыл золотой орел с распростертыми крыльями, держащий в клюве змею. Об этих каминных часах, принадлежавших цыганскому барону, газеты писали, что такую «необычайно дорогую вещь продать в нашем городе практически невозможно».

Их, как теперь становилось ясным, никто и не думал продавать. Орла просто поставили на полку в ряд с другими, разными по назначению, но совершенно бесполезными вещами…

Жестокость «пса» Григория Байкалова, как и любая другая жестокость, оказалась не только кровавой, но и бессмысленной…

В три часа дня в дверь постучали. Маргарита вздрогнула, испуганно затрепетала, но, поколебавшись, решила все же открыть.

На пороге топтался Антиох. Бородач был в своей неизменной бандане, в грубо вязанном свитере с высоким воротником и грязных армейских сапогах. В руках он сжимал большой бумажный сверток, перетянутый шпагатом.

– Ты? – удивилась девушка.

– Я услышал о вашем несчастье, – пробормотал он. – И решился прийти. Мне кажется, неправильно сейчас вас оставлять одну.

– Спасибо, – кивнула Маргарита. – Это очень мило с твоей стороны, но…

– Я могу войти? – поинтересовался бородач.

– Ну… – она замялась, – если ты так хочешь…

– Хочу. – Антиох покачал косматой головой. – У меня к вам разговор и одна маленькая просьба.

– Проходи. – Девушка отступила, пропуская в дом странного гостя. – Сапоги можешь не снимать.

– Вы не волнуйтесь, – шмыгнул носом тот. – У меня совершенно чистые носки…

Антошка испуганно юркнул под стол, когда большой бородатый человек, тяжело ступая, вошел в гостиную.

– Эй, малец! – позвал Антиох. – Вылезай, не бойся, у меня для тебя маленький сувенир.

– Будь воспитанным мальчиком, – попросила Маргарита. – Подойди к дяде и поздоровайся.

Мальчик неохотно вылез из своего убежища.

– Тебя Тохой зовут? – улыбнулся бородач.

– Угу. А – тебя?

– Надо говорить – вас, – поправила мать.

– А меня зовут Роман Борисович, – спокойно представился Антиох, и Маргарита, поперхнувшись, закашлялась.

– Роман Борисович… – повторил Антошка, удивленно взглянув на мать. – Здравствуйте. А какой у вас для меня подарок?

Маргарита закашлялась сильнее.

– Надо постучать по спине, – авторитетно сообщил мальчик. – Сможете?

– Еще бы, – подтвердил Антиох и похлопал мать между лопаток.

– Спасибо. – Она утерла слезы. – Уже лучше.

– Вот мой подарок. – Бородач достал из кармана и протянул Антошке плоский металлический предмет величиной с ладонь. – Можешь носить смело. Мальчишки умрут от зависти.

– Что это? – Антон недоуменно вертел в руках медную пластину с изображением луны и солнца, соседствующих на звездном небе.

– Значок, – ответил Антиох. – Настоящий, военный. Там написано по-английски «Иф зе хэвэн сайленс», что означает «Если небо молчит»…

– А почему оно молчит? – спросил мальчик.

– По-разному бывает, – прищурился бородач. – Иногда – для того, чтобы мы могли услышать друг друга. И понять… А еще, – он повернулся к Маргарите, – оно ждет от нас выбора, и это ожидание – всегда испытание. Испытание унынием и отчаянием, ненавистью и злобой, гордыней и завистью. Выдержишь испытание – услышишь небо.

– А если не выдержишь? – тихо спросила та. – Если сил не осталось? Если верить и ждать больше невмоготу?

– Это тоже выбор, – пожал плечами Антиох. – Но мы-то с вами знаем, что он – неправильный, потому что самый легкий.

– Легкий? – Маргарита села за стол и положила перед собой дрожащие руки.