Темные проемы. Тайные дела - Роберт Эйкман
Когда погасла последняя свеча, она снова заговорила.
– Поцелуй меня на прощание.
Кертис слышал, как она движется к нему сквозь темноту, густую от запаха воска. Он весь сжался, но теперь Неста была рядом с ним. Ее теплые губы мягко и нежно коснулись его шеи сзади. Ее волосы были свежими и чудесно пахли.
Он услышал, как она прошла к двери. В соседней комнате, в гостиной, ее шаги на несколько секунд замерли, и он понял, что она смотрит на себя в высокое и величественное зеркало, которое, казалось, происходило из какого-нибудь итальянского дворца. Затем шаги возобновились – но были они, как ему показалось, медленнее: уходя, Неста облачалась в меха.
Вскоре все стихло, и Кертис понял, что больше никогда ее не увидит и не услышит.
Периегеты[93]
Джон Трент вошел в собор Святого Бавона[94] почти в половине одиннадцатого.
Он проводил в Бельгии внезапную неделю отпуска, потому что Бельгия была рядом, и сезон был в разгаре, и вообще он никогда там не был. Трент, холостяк (в свое время очень хотевший жениться), путешествовал один, но редко чувствовал себя одиноко – уединение свое он полагал добровольным; скорее уж, степень свободы, нежели огорчение. Ему не так давно исполнилось тридцать три, и в целом, даже по самоощущению, был он самый простой мужчина. Разве что в вопросах путешествий, к которым, как сам думал, он относился более серьезно и систематически, чем большинство людей, некая изысканность проникала в его жизнь.
Время, когда он ступил под своды собора, играло важную роль – ибо в прочих городах Джон страдал от неудобств раздражающей континентальной привычки закрывать места для посещения с двенадцати до двух, даже большие церкви. На самом деле, Джон сомневался, стоит ли вообще посещать собор, учитывая, как мало у него оставалось времени. На полную половину часа рассчитывать не приходилось – как правило, посетителей начинали выгонять задолго до закрытия. В то тихое утро – славное, если бы не пасмурность, – в воздухе витала, ни от кого не укрываясь, атмосфера окончательной смерти года.
Что больше всего поразило Трента, когда он вошел в огромное здание – так это то, насколько тихим и пустым казалось внутреннее убранство. В других бельгийских соборах ему попадалось по двадцать-тридцать человек, распростертых на полу и громко молящихся, или, по крайней мере, стоящих на коленях; по центральной части храмов вечно сновали туда-сюда преисполненные торжественности священники, за которыми гурьбой ходили служки. И американцы, конечно же, куда без них! Везде и всюду – какая-то мрачная суета, крайне неприветливый церемониал и вытянутые к тебе шеи зевак. А здесь вот – ничего подобного. И никого, кроме усопших в криптах. Джон снова задался вопросом, не нагрянет ли по его душу церковная управа, не станет ли увещевать, что уже слишком поздно заходить.
Он прислонился к колонне в западной части нефа и стал читать историю собора в синем путеводителе. Он занял эту позицию, как и всегда, для того, чтобы, перейдя к следующему разделу, архитектурному обзору, можно было всего лишь оглядеться – и уже уловить перспективу с наилучшей стороны. Тем не менее, как правило, он почти сразу же обнаруживал, что ему нужно пройтись, если он хочет следовать пояснениям в путеводителе – ибо в синей книжице рассказывается о соборах, архитектуру которых невозможно объять взглядом, пусть даже и поверхностным, стоя на одном месте. Вот как это произошло сейчас: Трент обнаружил, что теряет нить, и решил, что должен следовать маршрутом, указанным в путеводителе. Напоследок он бросил вокруг себя мимолетный взгляд. Собор производил впечатление абсолютно пустого. Это была странная, но приятная перемена.
Трент двинулся по южному проходу нефа, держа путеводитель перед собой, будто требник. «Резная дубовая кафедра, – читал он, – с мраморными фигурами – впечатляющий и заметный плод трудов Лорана Дельво». Издалека ее и впрямь было смутно видно, но, подняв взгляд от страниц и присмотревшись повнимательнее, Трент сразу заметил что-то необычное. Ему показалось, будто там, за кафедрой, стоит какой-то человек, склонив голову – явив миру макушку мелкого лысого черепа, густо окаймленную ореолом седых волос. Руки этого молчаливого молельщика безвольно свисали вдоль широких боков. Нет, вряд ли это был священник – вместо приличествующей сану черно-белой рясы мужчина носил какие-то невообразимые шутовские лохмотья, пестрящий и многоцветный узорный покров, собранный и будто бы с миру по нитке. Недоуменно сощурившись, Трент прошел вперед, миновал следующую колонну в галерее между нефом и приделом – и снова заглянул в следующий проем.
С первого взгляда стало ясно – никого там нет. На кафедре громоздилась стопка книг и брошюр в разноцветных обложках; поверх нее кто-то навьючил несколько разномастных одежд. Эту странную конструкцию Джон и принял по недогляду за человека.
Кто-то тихо рассмеялся за его спиной. Джон обернулся на звук – позади него застыл щеголеватый молодой человек с зализанными каштановыми волосами, в сером пиджаке.
– Не бойтесь, – произнес он. – Я и сам его увидел. Ничего страшного. – Он говорил на хорошем английском, с едва заметным иностранным акцентом.
– Это было жутко, – охотно поделился с ним впечатлением Трент. – Что-то потустороннее.
– О да. «Потустороннее» – точнее и не скажешь. Вы обратили внимание на его волосы?
– Еще бы! – Молодой человек выделил ту самую деталь, что больше всего встревожила Трента. – А почему вы именно про них спросили?
– Свя-я-яты-ы-ый, свя-я-яты-ый, свя-я-ятый, – пропел юноша каким-то очень чуждым голосом, будто на незнакомом языке, – и с загадочной улыбкой зашагал прочь от Трента, в западном направлении. Трент был почти уверен, что расслышал эти три одинаковых слова правильно. Волосы иллюзорной фигуры на кафедре напомнили ему о том, как изображают нимбы на некоторых старых иконах – широкими полосами света, соединяющими внешнее туманное кольцо с головой праведника. Торчащие во все стороны седые лохмы той фигуры, казалось, тоже плавали в каком-то потустороннем свете.
Постаравшись успокоиться, Трент побрел к южному трансепту[95], украшенному на самом верху гербами. Он искал картину «Отрок Христос среди мудрецов», шедевр Франца Паурбуса Старшего[96], также пребывавший, если верить синему путеводителю, где-то здесь. Когда картина попалась ему на глаза, Джон тщетно – но добросовестно – попытался определить, что за известные персонажи послужили прообразами для паурбусовской интерпретации библейских героев; где здесь герцог Альба, канцлер Вигилиус Аитта и сам император Карл Пятый.
«Мученичество Святой Варвары» Гаспара де Крайера[97] в соседней часовне было, как выяснилось, завешено тканью – еще один раздражающий континентальный обычай, с которым Трент уже сталкивался ранее. Поскольку
