Грэм Мастертон - Жертвоприношение
– Говорило бы, если б вы родились и выросли в Бончерче. Белчеры были очень странными. Мистер Белчер, отец Дорис, был учителем местной школы. А Джордж Белчер, брат Дорис, заработал кучу денег, запатентовав какой-то лак для лодок. Но он всегда был странным. Говорил, что он видел ту крысу посреди бела дня. Но ему, конечно, никто не верил.
– Он живет где-то здесь?
– Джордж? Нет, уже нет. Таблетки и виски доконали его. Таблетки и виски.
В дом с крыльца вошла миссис Мартин и спросила, не хотим ли мы чаю. Гарри ответил согласием, даже не спросив меня. Миссис Мартин принесла поднос с печеньем и кексом и две чашки крепкого, уже подслащенного чая.
– Так что посоветуете мне сделать с этой крысой? – спросил я Гарри Мартина. – Всегда думал, что это крыса. И пусть даже это что-то другое.
Тот задумчиво надул щеки.
– Полагаю, вам удалось уговорить меня взглянуть на нее.
Однако из кухни почти сразу же появилась миссис Мартин и резко прервала его:
– Ты на пенсии. И занимаешься сейчас садоводством. Мне уже надоело, что совет продолжает просить тебя ловить крыс.
Гарри Мартин многозначительно посмотрел на меня поверх своей чашки.
– Думаю, ты права, – ответил он.
– Конечно, права, – заявила его жена. – Тебе шестьдесят семь. Не хочу, чтобы ты лазил по чердакам и искал крыс. И все тут.
– Да, думаю, ты права, – повторил Гарри Мартин и одарил меня еще более многозначительным взглядом.
Я допил чай. На дне чашки остался слой сахара.
– В таком случае я, наверное, лучше пойду, – сказал я. – Может, вызову какого-нибудь крысолова из Портсмута.
– Попробуйте обратиться в «Рентокил» в Райде, – предложила миссис Мартин.
– Хорошо, спасибо, – ответил я. – И благодарю за кекс.
– Сама пекла, – сказала она, провожая меня до крыльца.
Гарри Мартин остался сидеть в своем кресле, но поднял руку и сказал:
– Пока.
В саду миссис Мартин неожиданно схватила меня за рукав.
– Послушайте, – сказала она. – Я не хочу, чтобы Гарри ловил ту тварь, вот все, что я собиралась сказать.
– Хорошо-хорошо, я понял, – заверил я ее.
– Эта тварь хочет, чтобы ее оставили в покое, и больше ничего, – произнесла она. Из-за потекшего от жары макияжа лицо у нее казалось глянцевым, как у пластиковой куклы. Зрачки были крошечными.
– Мне нужно избавиться от нее каким-то образом, – сказал я. – Я должен отремонтировать дом, декорировать и подготовить его к продаже.
Миссис Мартин вцепилась в мой рукав еще сильнее:
– Вы можете отремонтировать дом сегодня, но не вчера.
– Извините, не понял.
– Что ж, если бы вы жили там достаточно давно, то поняли бы. Этот дом не всегда существует здесь и сейчас. Он есть и в прошлом и в будущем. Его вообще нельзя было строить, но раз он построен, уже никто ничего не сможет сделать. И вы ничего не сможете сделать. И Гарри тоже. Он испытывает определенный интерес к этому дому, очень личный. Только не спрашивайте меня об этом. Но не просите его ловить ту тварь и не позволяйте ему.
– Хорошо, обещаю. Больше не буду просить.
– Как насчет еще чайку, Вера? – крикнул из гостиной Гарри.
– Успокойся! – крикнула в ответ миссис Мартин и снова повернулась ко мне: – Перекреститесь и поклянитесь.
– Обещаю. Я просто хочу понять, что это за тварь.
– Думаю, это крыса.
– Крыса, которой уже шестьдесят лет?
– Бывают же ошибки природы? Трехногие собаки, черепахи, живущие двести лет.
– Вы знаете, что это? – спросил я ее.
Глаза у нее дрогнули. Она отпустила мой рукав и вытерла руки о свой цветочный фартук.
– Вы ведь знаете, что это такое, да? – надавил я.
– Не совсем. Я знаю ее имя.
– У нее есть имя?
Она выглядела смущенной.
– Я узнала о ней, когда еще была маленькой девочкой. Мама рассказывала мне на ночь страшные истории про нее. Говорила, что, если я буду брать чужое или обманывать, эта тварь придет ночью и унесет туда, где нет времени. И что она проделает со мной ужасные вещи.
– Ваша мать называла имя этой твари?
– Все знали ее имя. Даже моя бабушка знала. Оно было известно всем. Поэтому никто из нас не играл возле Фортифут-хауса. Можете спросить кого угодно в Бончерче, даже сегодня.
– Так как ее звали?
Миссис Мартин уставилась на меня:
– О нет, спасибо, я не хочу говорить об этом.
– Но вы же не настолько суеверны? – подтрунивая, спросил я.
– Да, я не суеверная. Если хотите, я могу не моргнув глазом пройти хоть под двадцатью стремянками, просыпать сколько угодно соли и целый день бить зеркала[15]. Но я не хочу произносить имя этой твари, если вы не против.
Но тут на крыльце появился Гарри Мартин, закуривая очередную самокрутку.
– Тварь зовут Бурый Дженкин, – сказал он.
Миссис Мартин уставилась на меня в каком-то диком отчаянии. Она продолжала слегка качать головой, словно беззвучно умоляла меня не слушать, не повторять сказанное мужем.
– Бурый Дженкин, – повторил Гарри Мартин, как будто ему было приятно произносить вслух запретные слова.
Миссис Мартин зажала рот руками. Солнце зашло за большую тучу, и в саду внезапно потемнело.
5. Ночь огней
В тот вечер Лиз приготовила свой знаменитый чили. Дэнни он не очень понравился. На его вкус, в чили было слишком много перца. А фасоль показалась ему «отвратительной», и он сгреб ее к краю тарелки, словно сливовые косточки. Жестянщик, портной, солдат, моряк, богач, бедняк, нищий и вор[16].
Что касается меня, то это было лучшее, что я ел за последние месяцы, и не только потому, что мне не пришлось самому готовить. Мы ели в гостиной, держа тарелки на коленях, и смотрели по телевизору «Мост через реку Квай»[17].
– Что сказал крысолов? – поинтересовалась Лиз. Голову она повязала красным шарфом, а ее просторное ситцевое платье больше напоминало восточный халат. Из-под потрепанного подола выглядывали голые ступни с накрашенными ногтями.
– Если честно, он меня озадачил. Сказал, что знает эту крысу. На самом деле, все в деревне знают ее. Сказал, что она живет здесь сколько он себя помнит.
– Но крысы ведь не живут так долго?
Я пожал плечами:
– Нет, насколько я знаю. В любом случае, он сказал, что уже на пенсии, и ему неинтересно.
Больше я ничего не стал говорить – не хотел пугать Дэнни разговорами о ярких огнях, чудовищных голосах и тварях, которые могут забрать тебя туда, где даже нет времени.
Лиз подошла и забрала у меня тарелку.
– Хочешь еще вина?
– Однозначно.
Мы прошли на кухню, оставив Дэнни смотреть, как Алек Гиннесс выбирается из конуры, куда его заперли японцы.
Лиз соскребла остатки еды в мусорную корзину и налила нам обоим по бокалу «Пиа д’Ор».
– Было очень вкусно, спасибо.
– Кажется, Дэнни так не думает.
– Дэнни целиком и полностью верен спагетти с соусом «Хайнц».
– Странно как-то все с этой крысой. Что ты теперь будешь делать?
– Позвоню в «Рентокил» в Райде. Завтра днем кого-нибудь пришлют. Но я услышал много странного. Жена крысолова сказала, что эту крысу так хорошо знают в Бончерче, что у нее даже есть имя. Но она явно боится. Ни за что не хотела назвать его. В конце концов, мне сказал крысолов.
Лиз помыла тарелки, протерла и убрала.
– И? – спросила она.
– Что «и»?
– Как зовут крысу?
– Бурый кто-то там. Бурый Джонсон, или что-то вроде.
Лиз нахмурилась.
– Странно. Уверена, раньше я что-то такое слышала.
– У меня есть куча знакомых Джонсонов. И Браунов[18], если на то пошло.
Допив вино, мы сели и стали вместе смотреть, как Уильям Холден взрывает мост через реку Квай. Дэнни так умаялся, что мне пришлось отнести его наверх и раздеть. Я смотрел, как он чистит зубы, и увидел свое отражение в черном окне ванной. Я выглядел более худым и угрюмым, чем думал.
– Давай спи, Зако МакВако, – сказал я Дэнни, укладывая его в постель.
– Расскажи мне шотландский стишок, – попросил он.
– Нет, уже слишком поздно. Тебе нужно спать.
– Пожалуйста, расскажи мне шотландский стишок.
– Давай же, – протянула с порога Лиз. – Расскажи ему шотландский стишок. Я тоже хочу послушать.
– Он очень глупый. Я сочинил его сам.
Она взяла меня за руку и прислонилась к моему плечу:
– Ну, пожалуйста?
– Хорошо, – сдался я.
Мы любим кок-а-лики[19], овсянку с кожурой.И каждое утро в гости идем к себе домой.Вот встали у порога, стучим, кричим: «Кто там?»За дверью нет ответа, не открывают нам.
– Вот и все, – смущенно сказал я.
– Нет, не все, – настойчиво возразил Дэнни. – Там есть еще.
Их снова нету дома, их дома нет опять.Выходит, что шотландцам всегда на все…
– Плевать, – как всегда, добавил Дэнни.
Я, словно извиняясь, посмотрел на Лиз.
Выключив в комнате Дэнни свет, мы спустились вниз. Я открыл еще одну бутылку «Пиа д’Ор». Мы развалились на продавленном коричневом диване и стали слушать мою царапанную пластинку Сметаны «Моя родина»[20]. Музыка идеально соответствовала моему состоянию. Эмоциональная, волнующая, немного пафосная и нездешняя.
