Грэм Мастертон - Жертвоприношение
Но, когда я поднимался по ступеням террасы (под жарким полуденным солнцем) и снова посмотрел наверх, бледноликое существо по-прежнему оставалось там. Что бы это ни было – отражение, занавеска, уголок зеркала или черт знает что еще.
Я вошел в дом, взял бумажник и ключи. Но чувствовал себя незваным гостем. Почти грабителем. Мои шаги звучали неестественно громко и нерешительно. Фортифут-хаус принадлежал кому-то другому. Не мне и не Дэнни. И даже не Таррантам.
Я огляделся, вдыхая пыль, сырость и запах плесени из подвала.
– Эй! – крикнул я. Затем, еще громче: – Эй!
Никто не ответил. И я прочитал маленькую молитву, которой научила меня настоятельница из воскресной школы, мисс Харпоул, с хвостиком, как у Олив Ойл[14], и в солнцезащитных очках.
Господи, от клыков меня спаситех тварей, что лезут из-под земли.Господи, во сне меня храниот страшных рыбин из глубины…
Там было еще что-то, но я не мог вспомнить. Или не хотел. Честно говоря, в детстве эта молитва до смерти пугала меня. В пятилетнем возрасте мне хватало и обычных детских кошмаров, без россказней бледной тощей тетки в очках про чудовищ, прячущихся под кроватью, готовых разорвать меня на куски.
Я вышел из дома, не закрыв за собой входную дверь. Я был уверен, что услышал пронзительный скрип стекла, донесшийся из какого-то окна верхнего этажа. Но направился прямиком к машине не оглядываясь назад и завел двигатель. Мой одиннадцатилетний, потускневшего бронзового цвета «Ауди» издал похожий на лошадиное ржание звук. Прежде чем сняться с ручника, я бросил взгляд на дом. Боже всемогущий, каких усилий мне это стоило! Но я увидел лишь темные окна и крышу со странными углами. Немного подождал. А затем шумно газанул и направил машину вверх по крутой гравийной дорожке.
Катя по узким, тенистым улочкам, ведущим в Шанклин-Вилидж, я включил радио. Кэт Стивенс пел «За мной следовала лунная тень». И я стал подпевать: «Лунная тень… лунная тень!»
Солнце моргнуло и замерцало яркими вспышками сквозь листья деревьев.
Крысолов жил в маленьком ослепительно-белом доме на краю Шанклин-Олд-Вилидж. Его сад пестрел красно-желтыми хризантемами, геранью, был густо заселен бетонными, покрытыми коричневым лаком белками с глазами из янтарного стекла. Населяли его также бетонные садовые гномы, кошки, миниатюрная мельница, колодец желаний, замок и бетонный спаниель.
Жена крысолова сидела на крыльце в шезлонге и вязала что-то коричневое и бесформенное. Полная женщина в розовых пластиковых бигуди и ситцевом платье с корабельными якорями. На плитке возле шезлонга стояла пустая чайная чашка и тарелка с диетическим печеньем. Я остановился за воротами. Сад был таким маленьким, что я мог наклониться и выхватить пряжу у женщины из рук.
– Вы к нам? – удивленно спросила она, словно не заметив, как я появился.
– Я ищу Гарри Мартина.
– Да ну? И кто его спрашивает?
– В совете сказали, что он все еще ловит крыс.
– Разве? Гарри уже на пенсии.
– Он дома?
– Он сейчас спит.
– Прошу прощения?
– Прилег вздремнуть. Ему шестьдесят семь. И ему нужен короткий дневной сон.
– А, ну да, конечно. Я тогда заеду позже?
Внезапно в дверном проеме появился широкогрудый, седовласый мужчина в рубахе, заправленной в широкие коричневые штаны. У него было испещренное лопнувшими венами лицо и сплюснутый нос.
Гарри Мартин, собственной персоной.
– Слышал, вы меня спрашивали, – произнес он. – Окно моей спальни выходит прямо сюда.
– Извините, – сказал я. – Я не хотел вас потревожить.
Он открыл ворота:
– Входите. Это уже неважно.
Миссис Мартин отодвинулась в сторону, и ее муж провел меня в гостиную. Комнатка была крошечная. Тисненые обои и обшитые гобеленом кресла, сервант, уставленный латунными феями и фарфоровыми балеринами. Одну стену занимал огромный телевизор. Под столиком 60-х годов, на котором он стоял, громоздились стопки старых номеров «Тиви Таймс».
– Присаживайтесь, – сказал Гарри, и я последовал его приглашению.
– У меня проблема с крысами, – объяснил я. – Точнее, с крысой. Хотя и очень крупной.
– Хмм, – произнес он. – Полагаю, это вас совет острова ко мне направил?
– Верно.
– Они не берут меня на полный рабочий день. Не могут себе этого позволить. Все из-за этого подушного налога. Я сказал им, что не буду больше заниматься ловлей крыс, но они все равно продолжают направлять ко мне людей. Сейчас я занимаюсь садоводством – более стабильное занятие.
– Я могу заплатить вам.
– Двенадцать фунтов пятьдесят пенсов. Столько я беру. Плюс любые строительные расходы. Например, замена треснувшей канализационной трубы или заделка дыр.
– Звучит разумно.
Гарри Мартин взял табакерку со стола возле кресла, открыл ее и принялся сворачивать себе сигарету, даже не глядя, что он делает.
– Так где, говорите, эта ваша крыса?
– На чердаке.
– Да, но где именно? На каком чердаке?
– О, простите. Фортифут-хаус.
Гарри Мартин чиркнул спичкой, чтобы зажечь самокрутку, но, когда я произнес Фортифут-хаус, остановился и уставился на меня с горящей спичкой в руке. Незажженная сигарета повисла у него между губ.
И, лишь когда я сказал: «Осторожно!» – он моргнул, опомнился, помахал спичкой и открыл коробок, чтобы достать новую.
– Я остановился в Фортифут-хаусе на лето, – объяснил я. – Мистер и миссис Таррант хотят его продать, и я занимаюсь ремонтом.
– Понимаю, – сказал Гарри Мартин. – Я слышал, что они хотели его продать. Лучше снести эту хреновину к чертям, если хотите знать мое мнение.
– Что ж… не скажу, что не согласен с вами. Но пока мне нужно расчистить его и декорировать. А первым делом я хочу избавиться от этой крысы.
Гарри Мартин зажег сигарету и выдохнул крепкий, ароматный дым:
– Так вы видели ее, эту крысу?
Я покачал головой:
– Лишь мельком. Похоже, довольно большая.
– Большая, – заверил он меня.
– Так вы про нее знаете?
– Конечно. Все в Бончерче и Олд-Шанклине знают про нее. Все, кроме вновь прибывших, разумеется.
Я был поражен:
– Все знают про нее?
– Знают, но не говорят, вот и все.
– Почему не говорят?
– Потому что, если будешь говорить о ней, придется о ней думать. А они не хотят думать о ней.
– Как давно она там? – недоуменно спросил я.
Гарри Мартин пожал плечами:
– Сколько себя помню.
– И сколько же?
– Эта крыса была там, еще когда я был мальчишкой. А мне уже шестьдесят семь. Как у вас с «рифметикой»?
У меня закралось подозрение, что Гарри Мартин разыгрывает меня. С этими старыми деревенскими чудаками нужно быть настороже. Они любят всех дурачить. Их россказни с каждым поворотом сюжета становятся все абсурднее и абсурднее, пока по их озорному взгляду вы вдруг не понимаете, что вас водят за нос.
– Крысы обычно не живут так долго, не так ли? Я спускался со своим другом в лондонскую канализацию, и он сказал, что они живут от силы года три-четыре.
– Но Фортифут-хаус – это же не лондонская канализация, правда? – парировал Гарри Мартин. – И эта крыса не похожа на других крыс. На самом деле, многие говорят, что это вовсе не крыса.
В этой обычной, заставленной мебелью гостиной слова Гарри Мартина прозвучали особенно тревожно. Солнечный свет падал на телевизор и освещал корабельный штурвал с копией аквариума в центре. Пчелы с гудением сновали туда-сюда через открытые окна. Это вовсе не крыса? Что он имел в виду? Может, он так пошутил. Но его испещренное глубокими морщинами лицо хранило абсолютную серьезность. И если это была шутка, я не понимал ее смысла.
– Раз это не крыса, тогда что?
Гарри Мартин покачал головой:
– Не знаю. Никогда не знал. И не интересовался.
– Раньше Тарранты не просили вас избавить их от нее?
– Тарранты никогда не жили здесь подолгу. Они купили этот дом за бесценок, потому что он очень давно пустовал. И у них была на него куча планов. Бассейн, пристройки и все такое. Они пережили несколько нехороших ночей и после этого бывали здесь нечасто. А потом выдалась действительно плохая ночь, и больше они здесь не появлялись.
– Что значит «действительно плохая ночь»?
Гарри Мартин выпустил тонкую струйку дыма. По выражению его лица сложно было понять, о чем он думает.
– Огни и звуки. Яркие огни, как они сказали. И звуки, ни на что не похожие. А еще голоса, необычно громкие голоса.
Я откинулся на спинку.
– Кое-кто еще рассказывал мне об этом. Женщина по имени Дорис, из пляжного кафе.
– Да. Старая бедная Дорис. Она была Белчер, до того как вышла замуж за Рэндалла.
– Боюсь, мне это ни о чем не говорит.
– Говорило бы, если б вы родились и выросли в Бончерче. Белчеры были очень странными. Мистер Белчер, отец Дорис, был учителем местной школы. А Джордж Белчер, брат Дорис, заработал кучу денег, запатентовав какой-то лак для лодок. Но он всегда был странным. Говорил, что он видел ту крысу посреди бела дня. Но ему, конечно, никто не верил.
