Лорел Гамильтон - Пляска смерти
Он сумел улыбнуться в ответ.
— Хорошо было бы, — сказал он, тяжело дыша, — если бы ты перестала меня почти убивать, потому что не хочешь с кем-нибудь потрахаться.
Я не знала, улыбнуться мне в ответ или возмутиться.
— Я думаю, Дамиану будет лучше, если и Натэниел к нему прикоснется, — сказал Жан-Клод.
Натэниел взял другую руку Дамиана, и сила охватила нас — я ахнула. Как будто замкнулась цепь. Энергия гудела в моей руке, уходя в тело Дамиана, в руку Натэниела и обратно.
Дамиан глубоко, прерывисто вдохнул, будто от боли. И тихо выругался.
— Больно? — спросил Натэниел встревоженно.
— Чудесно, — прошептал Дамиан. — Чудесное чувство. Так тепло от тебя.
Странно, я была почти уверена, что он говорит с Натэниелом.
— Сэр, прошу прощения, сэр!
Это был Римус — от волнения он вернулся к военной речи. Это, конечно, подействовало — Жан-Клод и Ричард оба обернулись к нему. Все на него посмотрели, кроме Дамиана, который закрыл глаза.
— Да, Римус? — отозвался Жан-Клод.
Римус наконец глянул на меня — вроде бы. В глаза он вообще смотреть не любил, но сейчас он не мог смотреть мне в плечо, как обычно, потому что ему сильно загораживала взгляд моя грудь.
— Я должен принести извинения, Блейк.
Сказал он это так, что ясно было: извинения там или что, а говорить ему этого не хочется.
Я посмотрела ему в глаза настолько пристально, насколько он мне позволил.
— Извинения за что ты должен мне принести, Римус?
Он покраснел, и на лице его появились яркие пятна, но разделяли их бледные линии, так что видно было, как части его лица не совсем подходят друг к другу.
— Я думал, что ты просто… — Он запнулся, задумался, потом сказал: — Ну, ты понимаешь, что я думал.
Можно было бы из вредности сказать: нет, не понимаю, и попытаться заставить его сказать вслух. Но если честно, мне не хотелось, чтобы он назвал меня потаскухой. Достаточно, что он это подумал.
— Ничего страшного, Римус, я бы сама так подумала, если бы смотрела со стороны.
Он слегка улыбнулся:
— Если это действительно вопрос жизни и смерти для тебя и твоих подвластных, то вам стоит поговорить с Нарциссом насчет охранников и пищи. — Он засмеялся. — Может, одеть еду в рубашки другого цвета.
Он мотнул головой и замолчал, потом повернулся по-военному и вышел, как будто собрался сказать то, что говорить ему не хотелось, и единственным способом промолчать было уйти. Когда дверь за ним закрылась и с нами совсем не осталось охранников, Мика сказал, думаю, за всех нас:
— Непонятный он.
Я только кивнула. «Непонятный» — точно описывало Римуса. Я раньше думала, что не понимаю его, потому что плохо знаю, но уже месяцы прошли, а я понятия не имею, почему он делает или не делает то или иное. Бывают загадочные личности, и сколько бы ты ни был с ними знаком, менее загадочными они не становятся. Иногда менее смущающими разум, но не менее загадочными.
Ашер прислонился рядом с нами к стойке кровати. На его лице было выражение, будто он хочет кого-то подразнить, но я уже знала, что он имеет в виду что-то похуже, потемнее.
— Ричард, — сказал он очень благожелательно, — ты действительно тогда ушел, потому что беспокоился из-за Дамиана?
Ричард прищурил глаза:
— Да.
— В самом деле? — Ашер выразил голосом бездну сомнения.
Ричард неловко шевельнулся, будто не знал, куда руки девать.
— Я не хотел видеть, как Анита будет питаться от Реквиема. Теперь ты доволен?
Ашер прислонился щекой к резному дереву.
— Вообще-то да.
— Почему? Почему тебе приятно мое смущение?
Ашер охватил стойку руками, отклонился от нее, как на сцене от шеста. Почти всем вампирам свойственна некоторая театральность. А вампирам Белль она вообще досталась в избытке. На вопрос Ричарда он не ответил, но сообщил:
— Ты мог остаться, Ричард, потому что она не питалась от Реквиема.
— Ашер, прекрати, — сказала я.
— Что прекратить? — спросил он, и блеск его глаз подсказал мне: он знает, что прекратить, а еще — что он почему-то злится. Может быть, из-за Ричарда, а может, совсем по другому поводу. Загадочный и непонятный — это не только к Римусу относится.
— Если ты почему-то злишься, скажи почему. Если нет — так прекрати этот спектакль.
Дамиан сильнее сжал мне руку. Может быть, просто к нему вернулась сила, а может, он напоминал мне, чтобы я не злилась. Одна из его обязанностей как моего слуги-вампира — помогать мне подавлять импульсы гнева. Его собственный самоконтроль был выкован той, кто его создала. Всякая сильная эмоция наказывалась, наказывалась ужасно. Я достаточно разделяла воспоминаний Дамиана, чтобы знать: по сравнению с его создательницей Белль Морт казалась средоточием доброты и сочувствия. Дамиан приучился контролировать свои эмоции и побуждения, потому что иначе — беда.
Он сжал мне руку — не так туго, как обычно. Он еще не оправился, но я ощутила, как течет от него ко мне спокойствие. Не спокойствие тихой медитации или современного идеального душевного мира, но более старого идеала, когда самообладание выковывалось из боли и кары, наносилось тебе шрамами на кожу.
— Дамиан тебе что-то успокаивающее шепчет в уме, Анита? — спросил Ашер все еще дразнящим легкомысленным тоном, под которым чувствовалось стальное острие.
— Ты знаешь, что требование тотальной честности бывает просто другим способом быть занозой в заднице, — ответила я.
Ашер посмотрел на меня глазами цвета зимнего неба.
— Знаю.
— То, что ты сейчас делаешь, — это твой способ злиться, не показывая злости, поддразнивать с виду невинно, а по сути — укусить.
Он обвил стойку руками, распустив волосы, чтобы они прикрыли изуродованную половину лица. Старый фокус, который он редко применял, когда были только я и Жан-Клод. Он представил всей комнате безупречный профиль в обрамлении сияющих золотых волос.
— Я разве злюсь? — спросил он приятным голосом.
— Да, — ответила я уверенно. — Вопрос только в том, на что ты злишься.
— Я не согласился, что я злюсь.
Но он продолжал показывать миру только этот совершенный профиль, выставляя себя в самом выгодном свете. Он был красив так, что дух захватывало, но я начала ценить его лицо полностью, со всеми недостатками, куда больше, чем эту миловидность злости. Такое представление означало, что он не в своей тарелке — или пытается нас к чему-то склонить. Ашер редко строил глазки без дополнительной причины. Иногда это была прелюдия к сексу, порой он просто добивался улыбки, но в других случаях… в общем, не доверяла я такому его настроению.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});